Верни мне тело
Шрифт:
Давай, рука, давай!!!
– Тааак, посмотрим, ахаха!
– голос доктора ворвался в этот сюрреалистический момент, словно хлесткая плеть по заднице.
Максвелл почувствовал, как волна ярости захлестнула его, будто смесь адреналина и злости, которая могла бы поднять тонну металла над землей и запустить его на эмоциях в космос.
– Максвелл Дельгадо, ахаха, это вы?
– доктор смотрел так, будто его пациент редчайший экземпляр зоопарка.
– Мнпзфазщ!!!
– Ахаха, так, 70% тела покрыто ожогами, замечательно, ахаха, так-так-так, переломы ребер, таза, прочих костей, ахаха, прелестно,
На мгновение даже мысли парня замерли.
Небольшой треск…
– Что-то упало, ахаха?
– доктор поднял глаза, - Прямо как вы с 25 этажа, ахаха!
Максвелл нашел в себе силы, его дыхание зазвучало как зловещий рев, а пальцы начали дрожать в воображении. Взглянув на доктора, он молниеносно нацелил свой взгляд на его ехидное, саркастичное лицо.
– Что ж, ахаха, я должен оставить вас, ахаха, в одиночестве, ахаха!
– доктор весело хлопнул руками друг об друга, - Ахаха, только не надо плакать слишком громко, ахаха, медсестер разбудите, ахаха!
В ту минуту, когда дверь захлопнулась, больничная палата заполнилась медленным эхом, оставляя Максвелла один на один со своим собственным бессильным телом. Напряжение становилось лишь сильнее.
Нет, это не может быть правдой!
Глаза Максвелла буквально искали хоть какой-то признак нормальности в этой кошмарной ситуации. Он пытался поднять руку, но в ответ получил только мертвое оцепенение. Ничего не двигалось, его тело было отключено от его командного головного центра.
Череда безуспешных попыток пошевелить пальцем, а затем и головой, заставила его сердце биться ещё быстрее. Всё это казалось нереальным… кошмар, из которого он проснется. Но время шло, и Максвелл продолжал оставаться запертым в своем беспомощном теле.
Этого не может быть!
– горькая ирония пробивалась сквозь его мысли, - Я всегда был активным, всегда двигался и жил на полную катушку. Это несправедливо!
Максвелл попытался вздохнуть, но даже это оказалось бесполезным. В груди стояла непреодолимая тяжесть, словно воздух отказывался входить в его легкие. Его глаза наполнились слезами.
Я не могу остаться таким!
ЭТО НЕ Я!
Внутренний крик Максвелла стал отголоском его бессилия.
Он пытался отрицать происходящее, отмахиваться от этой ужасной реальности. Он готов был взорвать всё вокруг только ради того, чтобы почувствовать движение, свободу.
Всё вокруг померкло, затмеваясь жгучими вспышками ярости, которые вырываются из глубины его души. Внутренний вулкан, который спокойно жевал лаву прошлой жизни, внезапно извергается, заливая сознание яростью и ненавистью. Максвеллу кажется, что весь мир обратился против него, заслуживая только его беспощадных проклятий.
ЭТО ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО!!!
– разрывается он, словно хочет оглушить свои собственные мысли.
Его голос в голове звучит резко и беспомощно одновременно.
Он ненавидит мир за то, что тот довел его до этой точки. Ненавидит гипс, который словно замуровал его в этот адский момент. Ненавидит даже уборщика, который месяц назад случайно забрал его
заказ в общепите.Максвелл разрывается между желанием разорвать всё на куски и попросту уйти от всего этого. Его руки хотят сжаться в кулаки, готовые ударить кого-то во что бы то ни стало. Но их беспомощная неподвижность лишь напоминает о бессилии.
Это так абсурдно… внутри бушует гнев, а наружу выходит только беспомощность!
Он ругает каждого, кого когда-либо знал, каждого, кто даже близко не стоял рядом. Вся эта бессмысленность жизни сжимает его сердце. Даже стены палаты, кажется, смеются над ним.
СРАНАЯ ПАЛАТА, НЕНАВИЖУ!!!
– фляга его уже давно засвистела, а в голове звучат только грязные слова и вопли.
И в конце концов, вихрь его разгневанных речей начинает улетучиваться, как дым от обожженной поляны. Максвелл понимает, что его гнев - это лишь мгновение в широком потоке времени. Он чувствует, как измученные горячей страстью слова перетекают в чередующийся вдох и выдох.
С каждой секундой его безмолвия, Максвелл чувствует, как в нем рождается стремление, желание хоть как-то двигаться, вырваться из этой неподвижности. Он начинает торговаться сам с собой, как барыга на базаре, обещая все больше и больше, лишь бы его тело хоть на мгновение послушалось.
Если хотя бы мизинец пошевелится, я перестану ругаться матом!
– думает он, нацеливая всю свою внутреннюю мощь на этот маленький палец.
Он сосредотачивается, пытаясь передвинуть его, но ничего не происходит.
Если хотя бы средний палец пошевелится, я больше никого и никогда не стану обманывать!
– обещает он себе.
Но даже с этой мотивацией ничего не меняется.
Хорошо, хорошо!
– Максвелл решает дать себе последний шанс.
Если я хотя бы шевельну мизинцем на левой ноге, я навсегда расстанусь с этими чертовыми наркотиками!
– он представляет себя без этой зависимости, мечтает о будущем, где он может наконец-то вырваться в лучшую жизнь.
И всё же, его тело остается неподвижным, как будто его обещания не достойны даже малейшего ответа. Он ощущает, как нутро его закипает. Все эти обещания, все эти торги – как будто последний бой в его собственной голове.
И вновь он сталкивается с непреклонным молчанием своего тела.
Бездна поглощает Максвелла, словно он столкнулся с черной дырой, готовой затянуть его в свои бездонные глубины. Яркие цвета угасают, как свечение фонаря в ночи, а радость исчезает из его внутреннего мира, испаряясь под лучами солнца. Всё вокруг утрачивает смысл, как картина, размытая дождем.
Всё, что раньше было важным, теперь кажется бессмысленным. Он ощущает, как энергия вытекает наружу через огромную дыру в его сердце. Силы покидают его разум, вытекая сквозь парализованные пальцы.
Что я вообще могу сделать?
Максвелл вглядывается в свои руки, но они как будто принадлежат чужому человеку. Он ощущает, что утратил свою самостоятельность, стал марионеткой неппроглядной пустоты.
Зачем мне вообще такая жизнь?
Он смотрит в окно, видя за его рамой жизнь, которую он был вынужден оставить позади. Там шумят города, люди спешат, заботы и радости вихрем сменяют друг друга. А он – замкнут в своей мясной пустоте.
Максвелл ощущает тяжесть мгновений, которые тянутся вечностью.