Верните ведьму, или Шахматы со Смертью
Шрифт:
И Грегори только предполагал, во сколько эта война обходилась остальным. Скольких она забрала, скольких сломала и навеки похоронила в жирной от крови земле.
И многие боялись не проснуться. Грегори не осуждал. Он сам иногда боялся. А медальон на груди в такие моменты просто сжигал кожу под собой, напоминая, для кого и чего он сражается. И самым страшным страхом были мысли о том, что у Грегори отнимет эта война его самое настоящее солнце. С её именем. С её светом, ради которого были брошены все силы, только бы противник не смог пройти заслон из магов…
— Маршал, — Грегори вышел из портала и оказался в полевом госпитале.
— Не сметь! — рявкнул маршал и иголка дёрнулась у лекаря. — Сидеть, ждать приход войск…
— Ожидание не равно спокойствие. Каждый час по три чародея падают обессиленные, потому что просто не могут больше держать заслон…
— Это вы на королевской службе великий и ужасный палач Его Величества, а здесь обычный человек, как и остальные солдаты, — рана у маршала кровила сильно, потому что при каждом слове он дёргался. Грегори сжал челюсти и мотнул головой.
— Я дам время… чтобы вы передвинули корпус боевых магов на передовую, после меня им надо будет просто добить…
— Я запрещаю! Вы, господин Стенли, пойдёте под трибунал…
Грегори поджал губы и, выдохнув, произнёс:
— Мне в отличие от вас есть ради кого выживать…
Последние слова как плевок, и маршал, возможно, успел бы что-то сделать, если бы Грегори не открыл портал прямо на смотровую стену последней крепости на границе. Холодный ветер вперемежку с пеплом гулял на пустоши. Грегори склонил голову…
На запястьях не осталась места для новых заклятий, и Грегори вспарывал руки вдоль вен, со сдавленным криком, с бьющимся в горле сердцем. И тонкая, почти прозрачная чешуйка, что болталась в волосах, раскалилась, призывая лазоревого дракона. И крик, стон, возглас взрезал небеса.
На стену выбежали офицеры, надеясь остановить самоубийцу, но Грегори было ради чего выжить.
Всего лишь один небольшой шаг со стены. Шаг в неизвестность. В пустоту.
Драконий крик пронёсся над полем боя, и некромант просто спрыгнул огнедышащему ящеру на спину. Проносясь над полем брани, Грегори один за одним поднимал мертвецов. Без разницы с чьей стороны. Он поднимал всё мёртвое, чтобы оно смело под собой всё живое, которое пришло с войной. И трещали нити заклинаний, и шумела кровь в ушах, и рвались тонкие руны заклинаний на крови, которые выжигали душу изнутри.
И Грегори кричал. Захлёбывался пеплом сожжённых тел огнём дракона, выплёвывал вместе с кровью лёгкие, но продолжал держать поднятых мёртвых, чтобы живые люди получили передышку, а сам Грегори…
Кровь пульсировала и оглушала своим громким звуком изнутри. Казалось, что в голове один за одним рвались сосуды, потому что понимания, что происходит вокруг, становилось всё меньше.
На губах кровь, на лице…
И шёпот почти мёртвого:
— Элис…
— Грегори! — кричала Алисия между схватками и сглатывала вязкую с привкусом крови слюну. Слёзы кончились ещё когда Грегори ушёл на войну, и сейчас во время родов Элис не знала, будет ли у сына отец или нет…
— Элис, милая, давай ещё раз, — шептал доктор, но сил не было, надежды на то, что с этой войны, которая случилась с югом, вернётся Грегори, тоже не было и от этого…
— А-а-а-а… — от очередной схватки закричала Элис, и до крови прикусила губы…
Это должно кончиться скоро. Она
уверена. И тогда всё кончится. Война, страх, боль…Всё.
Только бы Грегори вернулся, только бы…
Очередная схватка заставила кричать на всё поместье, которое после отъезда Грегори стало похоже на неприступную крепость. Родители приехали. И вот Дмитрий тоже приехал. И уговаривал перебраться в Проссию к северному морю, Грегори купил там поместье. Но нет. Пока Алисия не будет уверена…
Снова боль и тихий шёпот с просьбами, чтобы это быстрее закончилось, прекратилось…
Какая-то особенная длинная схватка тягалась, тянулась, тянулась…
— Молодец, не расслабляйся, так… — говорил доктор, а Элис беззвучно шевелила губами, повторяя одно и то же.
— Грегори…
Детский звонкий крик.
Эпилог
От моря пахло сыростью и водорослями. Небольшой особняк на побережье, галечный пляж и море… Солнце по осени не сильно пекло, просто грело, и от этого Грегори блаженно щурился и улыбался. Алисия вышла на террасу и принесла с собой аромат вереска. Она улыбалась так искренне и стала как будто ещё нежнее. Если первая беременность была нервной, и Грегори очень мало времени проводил с Элис, то вторая беременность…
Элис присела в соседнее кресло и погладила едва появившийся животик.
— Мне кажется, это будет девочка… — её голос по-прежнему звучал мелодией леса и сейчас среди бескрайнего моря, был особенно родным с нотами оставленного наверно надолго дома. Жалел ли Грегори, что они уехали с родины? Нет. Скучал ли по дому? Да… Но со временем Грегори всё больше понимал, что дом — это там, где сердце, а его навсегда у Элис.
Темноволосый трёхлетка завозился, и Грегори подтянул плед, чтобы прикрыть уснувшего у себя на груди сына. Алисия потянулась и потрогала тыльной стороной ладони маленький носик. Говард ещё сильнее начал ёрзать и готовился проснуться. Грегори перехвалил ладонь Элис и поднёс к губам. Манжета его рубашки чуть съехала вниз и оголила толстый даоритовый браслет. Алисия прикрыла глаза, вспоминая, что свобода от клятвы, и в принципе свобода, стоила Грегори очень дорого.
— Прекрати, — укорил Грегори, ловя потускневший взгляд Алисии. — Ты же прекрасно знаешь, что король не мог оставить моё своеволие во время южной войны безнаказанным…
Грегори не любил вспоминать, чем закончился тот бой и его колоссальный выплеск силы, но…
Но его поступок сдержал силы противника, и корпус боевых магов вовремя подоспел. Именно тогда и произошёл переломный момент. Грегори приставили к награде, но и наказали за непослушание, а поскольку посадить мага такой силы под замок было как-то глупо, то Грегори просто отлучили от двора, лишили случайно полученного титула и…
И заковали в даоритовые кандалы, потому что ослушался, поставил под сомнение, рисковал сорвать всю военную операцию, тем самым почти предал своего короля…
— Я помню, — медленно произнесла Элис и потянула края шали на грудь. — Просто, Грегори, ты не жалеешь?
Грегори усмехнулся. Говард тяжко вздохнул и во сне вцепился в одну из пуговиц на рубашке Грегори. Молодой отец потянулся аккуратно пальцами и тихонько взлохматил волосы на макушке сына, словно и не замечая столь специфичных украшений на своих руках.