Верноподданный (Империя - 1)

– Фишер!
– крикнул он вдруг.
– Что там у этой толстухи под платком?

Механик, по обыкновению двусмысленно ухмыляясь, ответил:

– У нее скоро ребеночек будет.

Дидерих с досадой повернулся к нему спиной.

– А я-то думал, что накрыл воровку, - поучал он Густу.
– Все они крадут лоскутья. Да-да. Шьют из них детские платьица.
– И так как Густа сморщила носик, он добавил: - Да ведь это роскошь для детей пролетариев!

Кончиками пальцев, обтянутых перчаткой, Густа подняла с полу лоскуток. Дидерих внезапно схватил ее за кисть и жадно припал к просвету на застежке перчатки. Густа испуганно оглянулась.

– Ах так, все уже ушли.
– Она самодовольно рассмеялась.
– Я сразу смекнула, какие такие срочные дела у вас на фабрике.

Дидерих состроил вызывающую мину.

– Ну, а вы? Что вас привело к нам сегодня? Убедились, что я не так уж плох? Конечно, ваш Вольфганг... Не каждый сумеет опозориться так, как он на процессе.

Густа возмутилась:

– Помалкивали бы. Вам никогда не дотянуться до такого благородного человека, как Вольфганг.

Но глаза ее говорили другое. От Дидериха это не укрылось; он возбужденно засмеялся.

– С вами он не торопится! Знаете, что вы для него? Горшок с колбасой и капустой, он предлагает мне помешивать его!

– Лжете, - с убийственным презрением бросила Густа; но Дидерих не оробел.

– С него мало, видите ли, колбасы и капусты, что в горшке... Сначала он думал, что вам достался миллион. Ну, а пятьдесят тысяч марок для такого аристократа не приманка.

Густа вскипела. Дидерих даже попятился - так она разбушевалась.

– Пятьдесят тысяч? Да вы что, спятили? Этого еще не хватало выслушивать такие бредни! Когда в банке у меня в надежных бумагах триста пятьдесят тысяч! Пятьдесят тысяч! Да вы знаете, что я могу упечь всякого, кто распускает обо мне такие возмутительные слухи!

В глазах у нее стояли слезы. Дидерих бормотал извинения.

– Ах, оставьте!
– Она вынула носовой платок.
– Вольфганг хорошо знает, что получит за мной. Но вы-то, вы! Поверили бессовестным россказням и совсем обнаглели!
– вскрикнула она. Ее пухлые розовые щеки дрожали от гнева, вздернутый носик побелел.

Дидерих овладел собой.

– Из этого вы можете только заключить, что вы мне и без денег нравитесь, - нашел он довод в свое оправдание.

Густа закусила губу.

– Кто вас разберет?
– сказала она, бросая на него исподлобья капризный и неуверенный взгляд.
– Для таких, как вы, и пятьдесят тысяч деньги.

Он решил, что разумнее промолчать. Она достала из своей позолоченной сумочки пушок и пудру.

– До чего же я разволновалась. А все из-за вас.
– Но ее уже снова разбирал смех.
– Ну, а чем еще замечательна ваша так называемая фабрика?

Он важно кивнул.

– Известно ли вам, на чем вы сидите?

– На мешке с тряпьем!

– Да, но на каком! В этом самом углу, вот за этими мешками, я застукал однажды рабочего и работницу в ту минуту, когда они... догадываетесь? Конечно, оба тут же вылетели вон, а вечером, да-да, в тот самый вечер...
– в глазах его появилось выражение мистического ужаса, - парня застрелили, а девка сошла с ума.

– Это был... Ах, боже мой, это был тот рабочий, который задел часового?.. И за мешками...

Взгляд ее скользил по мешкам, точно искал на них следы крови. Густа в страхе придвинулась к Дидериху. Оба вздрогнули и посмотрели в глаза один другому: из них глядел один и тот же бездонный омут - не то похоть, не то безумие. Они со свистом дышали друг другу в лицо. Густа на секунду закрыла глаза - и оба рухнули на мешки, скатились с них, сплелись в тесном объятии и в темноте за мешками трепыхались, сопели, фыркали, - словно шли ко дну.

Густа первая выбралась в полосу света. Дидерих хотел удержать ее за ногу, но она лягнула его в лицо и с шумом выскочила из-за мешков. Дидерих благополучно вылез вслед за нею; пыхтя, стояли они лицом к лицу. Грудь Густы и живот Дидериха бурно колыхались. Первая обрела дар слова Густа.

– Для таких забав поищите себе другую! И как только я могла допустить!
– И, свирепея: - Я же вам сказала: не пятьдесят, а триста пятьдесят тысяч!

Дидерих двинул рукой, как бы в знак раскаяния. Густа вскрикнула:

– Ох, и на кого я похожа! Вы думаете, я в таком виде пойду по городу? Он опять испуганно посмотрел на нее и растерянно улыбнулся.
– Неужели у вас нет щетки?
– Он послушно отправился за щеткой.
– Только смотрите, чтоб ваши сестры не проведали. А то завтра весь город будет судачить обо мне.

За щеткой идти пришлось в контору. Когда он вернулся, Густа сидела на мешке, уткнувшись лицом в ладони, и сквозь ее милые пухлые пальчики капали слезы. Дидерих остановился, послушал ее всхлипыванья и неожиданно заплакал сам. Он заботливо чистил щеткой ее платье и тихо приговаривал: "Но ведь ничего особенного не случилось!" Она встала.

– Еще чего не хватало!
– произнесла она, иронически оглядев его с ног до головы.

Дидерих расхрабрился.

– Вашему уважаемому жениху незачем знать об этом, - сказал он.

– А пусть себе знает!
– вырвалось у Густы, но она тут же прикусила губу.

Озадаченный Дидерих продолжал орудовать щеткой; пока он чистил свой костюм, она одергивала на себе платье.

– Пойдемте!
– сказала она.
– Теперь не скоро меня потянет к вам на фабрику.

– Кто знает, - ответил он, заглядывая ей под шляпку.
– Пять минут назад я еще поверил бы, что вы любите Бука, а сейчас ни на грош не верю.

– Напрасно!
– воскликнула Густа. И, не переводя дыхания, спросила: - А к чему здесь эта штука?

– Это песочник, - объяснил он, - тряпье проходит через желоб, а пуговицы и все прочее застревают в песке. Видите? Рабочие, конечно, опять не очистили песок.

Кончиком зонта она поковыряла в песке.

– За год у нас накапливается несколько мешков отбросов, - прибавил Дидерих.

– А это что?
– спросила Густа и, быстро нагнувшись, подняла что-то блестящее. Дидерих вытаращил глаза:

– Бриллиантовая пуговица!

– Бриллиант настоящий.
– Она полюбовалась игрой камня.
– Если вам часто попадаются такие пуговки, то ваше предприятие не так уж убыточно.

– Придется, конечно, вернуть, - неуверенно сказал Дидерих.

Она рассмеялась:

– Кому? Отбросы-то ведь ваши!

Теперь и он засмеялся.

– Да, но не бриллианты. Мы дознаемся, откуда эти лоскутья.

Густа посмотрела на него снизу вверх.

– Вы, как я погляжу, порядочный простофиля, - сказала она.