Вернуться в сказку

Рыжая ведьма снова фыркает. Кажется она думает – как ей посмели перечить… Впрочем, странно, что она так думает. Ей во всём потакает только отец. Она для него – девочка, умница и прочее. И почему он только не замечает её вредный характер! Потому что у него самого такой же, что ли?

– Не заработаю! – выплёвывает она. – И, вообще, то, что ты меня старше – лишь ошибка природы!

Брат этой… этой… вредины тяжело вздыхает. Потом подходит к холодильнику, начинает смотреть, что там есть. Так… Плавленый сыр… Не то. Сыр обычный с неровно отодранной этикеткой… Не то. Колбаса докторская… Не то. Колбаса копчённая… Тоже не то. Банка со шпротами… Тем более, не то. Шоколадная паста. Может, это сойдёт за шоколадку? Не… Эта мелочь ещё отцу пожалуется, пожалуй, за такое «неуважение». Мала она ещё, чтобы её уважать… Раздаётся телефонный звонок, и эта мелкая бестия убегает на него отвечать, оставляя парня наедине с холодильником. И для кого он ищет там шоколадку – непонятно… Для себя, что ли? Ему то и шоколадная паста подойдёт…

– Ведьма с Земли у аппарата! – слышит парень звонкий голос сестры. – Да?! Ой… Конечно! Вы можете на меня рассчитывать!

Девочка вбегает к себе в комнату, оставляя брата на кухне. Минут через десять она, впрочем, снова там появляется, уже в своей зелёной бесформенной и безразмерной футболке и потёртых серых джинсах, с заплетёнными в две тугие длинные косички рыжими волосами, предварительно хорошо расчёсанными, недовольно интересуется, почему он до сих пор не одет, и, как ни в чём не бывало, хватает с ближайшей же полки ту самую ореховую шоколадку, отсутствием которой так возмущалась ещё минут пятнадцать назад.

Парень апатично пожимает плечами и идёт к себе. Пожалуй, за то время, которое жила его младшая сестрёнка, удивляться чему-либо было просто глупо. В конце концов, эта девчонка всегда была такой. И всегда считала себя в праве командовать всеми подряд. Но, хотя бы, не только им, что уже несказанно радовало. Ну или эта мелочь любила всех подряд шантажировать. Интересно, он то её брат, а вот как её остальные терпят то?

– Тимур! – восклицает «мелкая рыжая бестия», когда они уже выходят из дома. – Запомни, там, куда мы пойдём, твои дурацкие комментарии будут неуместны!

Комментарий к II. Глава шестнадцатая. Четвёртый обрывок событий.

* Песня, названия которой я не знаю - нашла где-то в интернете, скопировала текст, а автора не посмотрела. Если кто знает, скажите мне в личку, пожалуйста.

========== Бонусная глава. Немного о жизни Джулии Траонт. ==========

В дни лета природа роскошно,

Как дева младая, цветёт

И радостно денно и нощно

Ликует, пирует, поёт.

Красуясь в наряде богатом,

Природа царицей глядит,

Сафиром, пурпуром, златом

Облитая, чудно горит.

И пышные кудри и косы

Скользят с-под златого венца,

И утром и вечером росы

Лелеют румянец лица.

И полные плечи и груди –

Всё в ней красота и любовь,

И ею любуются люди,

И жарче струится в них кровь.

С приманки влечёт на приманку!

Приманка приманки милей!

И день с ней восторг спозаранку,

И ночь упоительна с ней!

Но поздняя осень настанет:

Природа состарится вдруг;

С днём каждым всё вянет, всё вянет,

И ноет в ней тайный недуг.

Морщина морщину пригонит,

В глазах потухающих тьма,

Ко сну горемычную клонит,

И вот к ней приходит зима.

Из снежно-лебяжьего пуху

Спешит пуховик ей постлать,

И тихо уложит старуху,

И скажет ей: спи, наша мать!

И спит она дни и недели,

И полгода спит напролёт,

И сосны над нею и ели

Раскинули тёмный намёт.

И вьюга ночная тоскует

И воет над снежным одром,

И месяц морозный целует

Старушку, убитую сном. *

Зимнее ночное небо – что может быть прекраснее его? Тёмное. Величественное. Пугающее. Особенно в ночь, когда годовое исчисление начинается с самого начала. Строгое, простое и до жути торжественное и праздничное. Лишь звёзды, лишь тонкий полумесяц луны и темнота… И голоса людей сливаются в один сплошной звук, почти гул, и слышать, что именно они говорят, уже совсем не важно… Вид этот навевал огромное множество мыслей, грустных, радостных, каких-либо ещё. Звёзды почти вечны, во всяком случае, так кажется людям. Впрочем, магам, вампирам, эльфам или сильфидам – тоже. Они тоже живут куда меньше, чем живут звёзды. Когда смотришь куда-то вверх, всё земное кажется настолько бессмысленным и маленьким, что становится почти грустно. Почти. Потому что грусть тоже – совсем земное чувство. Возникает, скорее, какая-то тоска. Какое-то необъяснимое уныние. Звёзды постоянно напоминают человеку о том, какое именно место он занимает в своём мире. Зимнее ночное небо. Что может быть прекраснее этой прекрасной картины, строгой и величественной. Небо над столицей, немного более светлое, нежели небо в провинциальных городишках, небо над королевским дворцом, красоту которого признали даже те, кто считал Орандор королевством слабым, даже те, кто презирал это королевство, небо над радующейся толпой празднично разодетых горожан. Оно, пожалуй, прекраснее всего, что только может быть на свете. Небо. Оно совсем не такое, каким бывает обычно. Впрочем, если на секунду оторваться от созерцания небес и устремить взгляд вниз, можно увидеть, что и город в эту ночь совсем другой. Горожане в эту ночь не спят, почти все их них, кроме, пожалуй, совсем маленьких детей, людей больных и очень старых. Люди поздравляли друг друга, общались даже с теми, с кем никогда в другое время и не заговорили бы. Так было в самом городе. А в королевском дворце начинался бал. Что из себя это представляло? Дамы в лучших своих платьях, главы и наследники самых знатных и богатых семейств в расшитых золотом и жемчугом камзолах, бравые гвардейцы в парадных камзолах; прекрасная музыка играет, приглашённые на бал танцуют, всё это великолепие отражается в огромных зеркалах… Блеск. Шум. Торжественность. Люди словно пытались заменить собой звёзды, будто хотели сверкать так же ярко, как сияют порой небеса. Но люди слишком глупы, порочны, развратны, чтобы осуществить это. Всё это великолепие дворцовых сводов привлекало, манило и… отталкивало от себя.

Странно… Джулии раньше это нравилось. До того самого дня, как умер её отец, все эти балы и празднества казались чем-то, что могло хоть как-то объединить отца и дочь, таких похожих и таких разных. Теперь королём был её брат, Генрих, худой, русоволосый, вечно заикающийся, парень, и празднества и балы потеряли для девушки всякий смысл. Джулия не любила Генриха. Даже маленький Теодор раздражал её меньше. Этот мелкий задира и безобразник, хотя бы, умел шутить и сам понимал шутки. Впрочем, а кого она любила из этой толпы вечно напыщенных придворных? При дворе принцессу Джил тоже никто не любил. Она старалась появляться во дворце так редко, насколько это было возможно, но сегодняшняя ночь… Она не могла пропустить её. Никто бы не понял, по какому поводу сестра короля пропускает бал. Её бы все осуждали. Как осуждали леди Рероаш, которая умудрилась заболеть. Джулии было даже жаль бедную старушку, когда-то одну из самых блистательных и обаятельных фрейлин. Леди Рероаш было уже за восемьдесят, она была довольно резка в общении с кем-либо, поэтому её не особенно любили. Впрочем, наверное, как бы она себя ни вела, как бы себя ни преподносила, любви к ней от окружающих вряд ли прибавилось бы. Бедная старушка, она была так одинока. Мужа у неё не было, детей тоже, а все братья и сёстры давно умерли. Леди доживала свой век одна, в своём огромном роскошном поместье, среди тех вещей, что напоминали ей о её блестящей молодости.

«Подумать только!» - брезгливо говорили люди. – «Заболеть в самый праздник! Как этой старой карге такое только удалось?! Да и разве порядочные люди пропускают такое событие?»

Девушке неприятно думать о том, что происходит сейчас в мире. Все эти распри не интересовали, не занимали её. Пожалуй, в последнее время, вообще, вряд ли есть то, что занимало бы её. Поэтому она снова поднимает глаза к этому тёмному звёздному небу. Джулия была ещё молода, была она так же и довольно красива, даже богата, даже очень богата, но никто не смел подойти к ней. Её даже не приглашали теперь потанцевать. После смерти отца, которого Джил не слишком любила, впрочем, всё изменилось не в лучшую сторону. Тогда она была дочерью старого короля. Теперь она была сестрой нового короля. Ей не остаётся ничего, кроме как удалиться в своё имение и заниматься там непривычными доселе делами. Жить как обычная девушка своего круга. «Не отказывая себе ни в чём» - кажется, именно так сказал Генрих. Интересно, он, действительно, такой идиот, что подумал, что такое можно сказать Джулии, не обидев её, или у него такое чувство юмора? В любом случае, Генри чужой для неё. Они воспитывались разными матерями, у её брата, кажется, даже был отчим, с которым они прекрасно ладили, а у Джулии был другой брат. Малыша Тео, пожалуй, Джил любила. Он был такой маленький, хорошенький и вредный, что ведьма каждый раз при виде его сдерживала себя, чтобы не завизжать от восторга. Когда она родит себе ребёночка, а это обязательно будет сыночек, молодая герцогиня была уверена в этом, он обязательно должен будет быть похожим на Теодора. Она бы хотела этого. Джулия улыбается сама себе, когда ей в голову приходят эти мысли. Да. Тео был таким милым, похожим на неё саму в детстве. Даже сегодня, когда ему сказали, что он должен будет лечь спать и не может всю ночь праздновать, он так забавно обиделся на неё и Генриха. Эх… Она сама обиделась бы лет двадцать назад. Теодор был похож на неё. Так же упрям, так же вреден. Когда он, наконец, вырастет, неизвестно, как это всё будет смотреться. Впрочем, в любом случае, Джулии так казалось, Тео будет куда приятнее Генриха. Тот ни за что не позвал бы её, если бы не тот факт, что при дворе его сестра раньше появлялась куда чаще его, и именно к ней уже привыкли те люди, которые королю служили. Теодора он тоже не позвал бы. Впрочем, он и не позвал. Джулия сама заехала за ним по дороге во дворец. Пожалуй, мать этого мальчишки была даже благодарна леди Траонт. А вот Генрих ребёнку во дворце совсем не обрадовался.

Генрих стоял и поражённо смотрел на мальчишку, который, улыбаясь, попытался поздравить старшего брата с праздником. Тео радостно выпалил начало стихотворения, которое ему посоветовала выучить мама. Он был искренне рад тому, что он оказался во дворце да ещё и на праздник. Отца своего малыш не помнил, слишком уж мал он был, когда тот умер, следовательно, не мог он помнить и того, как раньше бывал в королевском дворце.

– Я не хотел его видеть, сестра! – произнёс он резко, не утруждая себя даже тем, чтобы попросить Тео уйти в другую комнату на время его разговора с Джулией. – Ты знаешь, отец спал с той шлюхой, что является этому ребёнку матерью, и моя мать потеряла из-за этого своего ребёнка! Не думаю, что она будет рада видеть этого…

Теодор после этих слов предусмотрительно спрятался за сестрёнкой Джил и показал брату-королю язык. Герцогиня Траонт едва не улыбнулась этому, вместо этого просто погладила ребёнка по голове. По таким же тёмным, как и у неё, волосам. Пожалуй, если бы не характер, он был бы похож на Деми. Ребёнок прижался к ней крепче. Джулии тогда так хотелось врезать Генриху за его слова, но вместо этого она просто ответила ему.

Тео был так обижен. Ещё бы! Он ждал встречи со старшим братом, радовался этому… И тут? Ребёнок вряд ли мог помнить своего отца, он был слишком мал, когда тот умер. Но ему, пожалуй, хотелось это помнить. У него не было братьев или сестёр его возраста, как у Джулии, у него не было любящего отчима, как у Генриха. Он чувствовал себя одиноким. Мать не смогла бы дать ему всего, хотя, Джил видела это, эта несчастная женщина искренне пыталась это сделать.