Верный рыцарь, или Ужин в городе миллионеров
Шрифт:
– Она русская, эта девушка?
– Да. Из наших. Она уехала семь лет назад. Ее зовут Олеся. У нее была сестра. Успешная модель. Но она недавно погибла. Выбросилась из окна. Сдали нервы. У моделей это бывает.
– Мы выезжаем завтра?
– А зачем нам терять время? Каждый день дорог. Я созвонюсь с Олесей, и мы подъедем к ней.
– Идет! – Я замолчала.
Макс встал и обнял меня за плечи:
– А теперь спать!
Я проснулась от того, что чьи-то волосы щекотали мне шею. Я повернула голову: Макс спал рядом, чуть приоткрыв рот и раскинув руки. Его правая рука лежала на моей груди. Я сняла ее, и Макс что-то пробормотал. Я рассмеялась. Мы спали обнаженными, и тепло его тела приятно грело меня.
– Доброе утро! – Макс вырос сзади внезапно. Он обнял меня и крепко прижался своим телом. Я рассмеялась.
– Стой и не двигайся! – шепнул он мне. Его восставшая плоть медленно входила в меня. Я слегка прогнулась вперед, опираясь о косяк балконной двери. Ровное блаженное тепло разлилось внутри меня. Я застонала и откинулась назад. Рука Макса стиснула мою грудь, и я почувствовала, как набухли соски. – Расслабься, – шепнул он мне. – Смотри, какое прекрасное утро. И ни о чем не думай…
Вряд ли я могла в эту минуту о чем-то думать – только о Максе, о его горячих руках, его обжигающем шепоте. Он шептал мне нежные словечки, при этом покусывая мочку уха, и с каждым разом я ощущала, как силы покидают меня, и я вот-вот, полностью обессилев, просто упаду в его объятья и останусь там навсегда.
На горшок с петуниями сел воробей и весело завертел головой. Небо как перевернутая чаша накрывала дома и зелено-изумрудные деревья. Макс в последний раз прильнул ко мне и замер.
– Ника! – его губы скользнули по моей шее. – Моя Ника!
Он поднял меня и втащил в комнату. Смеясь, мы упали на кровать.
– Если б ты меня не подхватил, я бы рухнула прямо на пол.
– Я галантно помог тебе удержаться на ногах.
– Точно! Ты всегда такой тип-топовый кавалер?
– Почти!
Я провела рукой по его волосам.
– Слушай! Мне надо сбегать в магазин – купить нам продукты в дорогу. Мы же на машине поедем?
– Да. Но зачем нам продукты – мы поедим в кафешках.
– Нет – Я подняла вверх указательный палец. – Я люблю, чтобы в дороге был термос, бутерброды – все как надо.
– Ну если так… – Макс развел руками. – Не возражаю.
Я быстро оделась и вышла на улицу. Магазин, как объяснила мне Элизабет в первый же день моего пребывания в Каннах, находится за углом.
За кассой сидела молоденькая негритянка, весело сверкая белоснежными зубами. Я накупила продуктов, вышла из магазина и села на лавочку под пальмой. И здесь меня накрыла такая мощная волна раскаяния, что захотелось плакать. Я закрыла лицо руками и зарыдала. И ничего не могла с собой поделать. Я была с Максом, мне было хорошо с ним, и получается, что я предала Олега. Предала нашу любовь, наш мир, наше прошлое. Как случилось так, что я с такой легкостью отреклась от него?
И здесь я вспомнила, как мы с ним познакомились. Обычно я гнала эти воспоминания от себя – слишком они были болезненными. Я тогда была в больнице: моя мать умирала. У нее был рак желудка последней степени. Она умирала тяжело, болезненно. Страшно исхудала за последнее время – она стала практически вдвое тоньше и худей. Я сидела внизу и плакала. Олег проходил мимо. Он пришел к своему старому другу – врачу-хирургу – повидаться и поговорить. Он уже почти прошел мимо меня, но вдруг резко остановился и спросил, почему я плачу. Я подняла на него глаза и неожиданно для самой себя все ему рассказала: моя мать умирает, а я ничем не могу ей помочь. Он сел рядом и стал слушать меня. Внимательно, не перебивая. Я физически ощущала, что от него идут волны доброжелательности и участия. Он взял мою руку и стал ее поглаживать. Я замолчала. Вот если бы у меня был брат! Я так хотела сестру или брата, а так я совсем одна. И что теперь будет…
В тот вечер, cразу после этого разговора, Олег, как представился мне мой новый знакомый, пригласил
меня в кафе. Я как сейчас помню это незатейливое кафе на углу – пять или шесть столиков, ярко-красные салфетки, меню в солидной кожаной папке с потертым уголком. На темно-коричневых стенах весели фотопейзажи, как размытые акварели. Мы сели за столик у окна. За окном сновали прохожие – деловито, куда-то спеша. А я вдруг почувствовала, что я не одна. И то жуткое одиночество, которое было во мне, со мной в эти последние месяцы, куда-то отступило, исчезло. И я впервые за это время почувствовала слабое подобие аппетита и заказала жареную картошку с мясом. Во время болезни матери я вообще не могла есть, мне казалось, что если у нее рак желудка, то и я не имею права есть много. Она худеет и слабеет, ее мучают желудочные колики, а я в это время буду спокойно поглощать пищу?.. Меня физически в ту пору тошнило от еды…Я ела картошку, изредка вскидывая на Олега глаза. Он молчал. Но это молчание не было неловким или тягостным – оно не напрягало и не раздражало. Напротив, мы молчали, как старые друзья, которые только что выговорили – выплеснули наболевшее, cо вкусом и чувством перемололи косточки родным и знакомым, а теперь просто наслаждаемся тишиной.
Олег пил кофе и смотрел на меня.
– Может, еще что закажешь?
– Нет. Cпасибо.
– А теперь – кофе и десерт?
– Можно.
Незаметно он стал расспрашивать меня о жизни, чем я занимаюсь… Хвастать здесь мне было нечем. Экзамены в институт я провалила. Работала секретарем в фирме. Обычная, ничем не примечательная жизнь. А тяжелая болезнь матери и вовсе выбила меня из колеи. Вся моя жизнь теперь протекала между больницей и работой. Больше у меня ни на что не оставалось ни сил, ни времени.
Кофе был вкусным, и я захотела еще, но постеснялась попросить… Потом Олег вызвался меня проводить до дома. Мы встретились с ним еще раз, потом еще…
Его присутствие давало мне чувство защищенности и уверенности. Он не вселял в меня ложную надежду, нет, напротив, призывал готовиться ко всему. Но при этом его тон и слова, которые он говорил, помогали мне справляться со страхами и истериками.
Через месяц моя мать умерла. А еще через два месяца мы с Олегом поженились.
Он окружил меня такой заботой и вниманием… Мне с ним было так спокойно, уютно, надежно. И теперь я все перечеркнула…
Над головой громыхнуло. Незаметно небо заволокло тучами, и крупные капли дождя расплющились об асфальт. Подхватив сумку, я побежала к дому. Макс стоял у подъезда, бледный, и курил сигарету.
– Куда ты пропала? – заорал он, увидев меня. – Вышла на минутку… а сама исчезла. Я уже черт-те что передумал за это время.
– Так получилось, – cухо ответила я.
– Получилось? Да где ты застряла?
Он взял у меня из рук сумку и внимательно посмотрел на меня.
– Опять плакала? Из-за чего? Из-за…
– Я чувствую себя какой-то предательницей, – тихо выдавила я. – И ничего не могу с собой поделать.
– Н-да! Задачка!
– Для меня это все серьезно.
– Для меня – тоже.
Мы дошли пешком до четвертого этажа в молчании. Макс открыл дверь и пропустил меня вперед. Также в молчании мы выгрузили продукты в кухне на стол.
– Слушай! Ника! – Макс взял меня за руки. – Ты не должна себя так казнить. Ты никого не предаешь. Но ты находишься в такой сложной ситуации…
– Это меня не оправдывает, – быстро сказала я.
– Еще как оправдывает! Знаешь, вам, женщинам, не понять, но есть такие моменты, которые все оправдывают. Например, у мужика жена рожает, а он в это время идет и клеит девочку на ночь. Он что, жену свою мало любит? Нет, просто стресс невыносимый… просто – нервы. Понимаешь – нер-вы!
– Макс! – Я усмехнулась. – Ты хочешь сказать, что я тобой просто снимаю стресс? Просто лечу нервы?
– Вот именно. И не мучайся. Ради бога. Все в порядке. Все нормально. И ты ни в чем не виновата. Все свои штучки-дрючки брось. И не терзай себя понапрасну. Договорились?