Верона. Часть III

Отец сидит на полу у дивана и бьется в истерике. Руки связаны за спиной его же ремнем. Штаны болтаются на бедрах. Рубаха распахнута. Пузо наружу. Волосы взлохмачены. Лицо красное, как помидор. Губа разбита. Взгляд затравленный.

Мать бросается к нему, но он рычит и отпихивает ее ногами. Не знаю, что делать, и надо ли вмешиваться. Не каждый день мать пытается уйти к любовнику.

– Ты все это время общалась с ним! А мне лгала!

– Мы говорили только о сыне! – кричит мать и пытается развязать ремень, но отец снова ее отпихивает.

– Так сказала бы, что говорите о сыне! Но ты скрывала! Значит, было что скрывать! Знаю я ваше общение! Ты сама говорила, что не можешь ему противостоять! Забыла?

Папаша Яша сидит в кресле совершенно спокойный, будто ничего необычного в его жизни не происходит. На нем белая рубашка и черные джинсы. Кожаная куртка лежит в стороне. Он смотрит на меня, а я на него. Черт! Как же я на него похож! Тут и генетическую экспертизу делать не надо. Рост, телосложение, а фейс так просто копия: такие же зеленые глаза, трапециевидное лицо, прямой, заостренный книзу нос.

– Он мой сын! Мой! Ты позволяла ему видеть моего сына! Я же сказал, чтобы не подходил ни к тебе, ни к сыну!

– Платоша, у меня не было выбора. Понимаешь? Либо так, либо он сказал бы ребенку правду.

– Он мой сын! Мой! – повторяет отец.

Вид такой, будто сейчас его кондратий хватит. – Я его воспитывал! Ночами не спал, выхаживал больного, учил уму разуму. А где был он?

И тут подает голос Джеймс Бонд.

– Это благодаря твоему воспитанию он трижды чуть не загремел в тюрьму? Если бы не мое вмешательство, где бы сейчас был твой сын?

Яша говорит о моих похождениях после расставания с Лили. Трижды меня забирали в кутузку и каждый раз отпускали. Я-то думал, что меня отмазывали родаки, а выходит, мать сразу звонила папаше Яше.

– Сволочь! Какая же ты сволочь!

– Остынь, Платон! – тон властный, почти диктаторский. – И давай без оскорблений. Ты же знаешь, за каждое слово придется ответить.

Первой реакцией было набить козлу морду. Какого хрена приперся и устроил в доме бордель! Видать, тут было жарко, раз соседи Севе звонили. Но глядя в глаза виновника заварушки, я мгновенно остываю. В памяти мелькают картинки из детства. Я стою в парке, передо мной на коленях папаша Яша, он что-то мне втолковывает, а я плачу. Еще бы! Меня выгнали с детской площадки из-за того, что один вертлявый пройдоха украл у меня пожарную машину, а я, недолго думая, навтыкал ворюге и забрал назад свою игрушку. Драку заметила мамаша пройдохи и разоралась на весь парк. Теперь меня распирает досада и обида. Почему я должен отдавать свои игрушки?

«Закрой глаза, Арик. Дыши медленно. Ты должен осознавать каждый свой вдох и выдох. Наблюдай, как воздух проникает через нос, наполняет твои легкие, как медленно выходит. Вдох. Раз… два… три… четыре… пять… А теперь выдох. Раз… два… три… четыре… пять… Повторяй, пока не успокоишься».

Так вот это откуда! Папаша Яша учил меня самообладанию, показывал, как укротить гнев. Воспоминания действуют на меня, как холодный душ. Нужно всех успокоить, развести по углам и выслушать каждую сторону.

Подхожу к родителям и прошу мать отойти. Отец реагирует на мой спокойный голос и перестает истерить. Развязываю ремень на его запястьях и помогаю подняться. Затем вдеваю ремень в петлицы брюк… Не спешу, даю всем время осознать, что я делаю и зачем. Это мой отец, и я не дам его в обиду.

– Пап, иди в дом, тебе нужно привести себя в порядок.

Отец заглядывает мне в глаза, я сжимаю его плечо, давая понять, на чьей я стороне. Он кивает и плетется к дому.

– Ма, свари нам кофе, – мать не двигается, смотрит на любовничка, будто спрашивает его мнение, но я слегка подталкиваю ее к двери, и она уходит вслед за отцом.

Перевожу взгляд на Яшу. Он молчит, я молчу. Мы просто пялимся друг на друга. Больше ничего не происходит.

– Ари, мы будем на кухне, – слышу я голос брата и киваю.

Хлопок входной двери возвещает, что с этого момента я с Джеймсом Бондом остался наедине. Гляделки продолжались недолго. Не успел я расположиться напротив новоиспеченного папаши, как он заговорил:

– Аля сказала, что ты слишком спокойно воспринял новость, а это означает только одно: завтра или послезавтра, когда все в твоей голове уложится по полочкам, ты напьешься и начнешь куролесить. Вымотаешь нервы мне и матери, по ходу рикошетом и Платону достанется.

Еле сдержался, чтобы не врезать. Меня наизнанку выворачивало от его надменного тона. Еще меня взбесило, как он назвал мать – Аля. Только сейчас я прочувствовал, что между матерью и ее любовничком непростая история. Чуйка голосит, что он ее любит, а раз так, она его крепко зацепила. Это ж сколько лет прошло, а он все по ней сохнет. Повторно пытается выдернуть из семьи.

– Я спокоен потому, что меня это никак не касается. Мой отец – Платон Романов. Все! Разговор окончен. На счет матери – не маленькая, разберется в своих чувствах и примет решение. Сейчас по ночухе она с тобой никуда не поедет.

– Ты же сказал, что тебя это не касается, а сам условия выдвигаешь, – тут же поймал меня за язык Яша.

– Повторю для глухих и непонятливых. Мать сама примет решение. Без постороннего давления. Тем более твоего.

– Вера тоже сама принимала решения? – опять ехидно поддел меня папаша и усмехнулся. – То-то у нее такой испуганный вид был на свадьбе. Говорят, ты ей тоже условия выкатил, а чего же меня осуждаешь?

– Выходит, ты на мать все же давишь? – я так понимаю, что отвечать вопросом на вопрос у нас семейное.

Джеймс Бонд напрягся и подался корпусом вперед. Буравит меня пристальным взглядом. На шее вздулись вены. Да, внешнее спокойствие дается ему нелегко.

– Я верну себе все, что у меня отняли.

До меня доходит, что он не только о матери говорит, но и обо мне. Фыркаю, мол, много на себя берешь, но не комментирую. Не хочу сейчас вступать с ним в бесполезные перебранки. От такой движухи КПД – ноль. Меня волнует только, каким образом я попал в поле зрения какой-то там следственной группы.

Конец ознакомительного фрагмента.