Вершинины, старший и младший

В дверях комнаты стоял майор Харламов. Лешка не сразу узнал его, потому что майор был в сером гражданском костюме и соломенной шляпе. В левой руке он держал длинную и узкую картонную коробку.

–  А где Дмитрий Петрович?

–  На вокзале билеты добывает, - не очень весело ответила Соня.
– Попрощаться зашли?

–  Это само собой. А еще - по делу. Алексей Вершинин, подойдите сюда!

Зардевшись от предчувствия чего-то приятного, Лешка подошел. Майор вытянулся и отчеканил:

–  От имени товарищей по работе и себя лично вручаю вам скромный памятный подарок.

Лешка машинально взметнул руку в салюте и схватился за коробку. Она оказалась увесистой. Пришлось положить на стол. Узел шпагата долго не поддавался пальцам, и Лешка завертелся на месте, высматривая ножницы. Понимающе улыбаясь, майор раскрыл и протянул ему перочинный ножик.

В коробке на мягкой постельке из папиросной бумаги лежала пневматическая винтовка.

Лешка почему-то спрятал за спину руки и глуповато открыл рот.

–  Мне?

–  Тебе… Надпись, правда, не успели сделать, некогда было. Очень уж поспешно ты свои героические дела устраивал…

Лешка почти не обратил внимания на чуть заметную усмешку.

Винтовка!

Бывают в жизни человека бесконечно счастливые мгновения!

Впрочем, через минуту Лешка уже насел на майора:

–  А Михасю… ничего не подарили? Шпилевских-то он накрыл, не кто-нибудь. Раненый был… А?

–  Имеется в виду Дубовик? Ну, у него подарок фундаментальнее твоего. Выхлопотали путевку в железнодорожное училище. На этот раз он, кажется, остался доволен.

Поезд на Москву уходил в час ночи, и ровно в двенадцать они двинулись на вокзал. Шли втроем - братья и Соня. Михася не было. Город спал. Когда вышли на Советскую площадь, Лешка поглядел на шпили костелов, покосился в сторону Замковой улицы и вздохнул. Удивительно! Прожил здесь меньше двух месяцев, а уезжать не больно хочется, хотя ничего особо выдающегося здесь нет. Разве что музей.

Он еще не знал, что люди любят города не за улицы и площади, а за то, что им пришлось на них пережить.

Прямой вагон «Гродно - Москва» был прицеплен к хвосту поезда. Подсвечивая себе фонарем, щупленький пожилой проводник разглядывал билеты:

–  Через Москву, Казань, Свердловск. Далековатый у вас путь, граждане пассажиры. Милости прошу - шестое купе, нижние места. Вы, гражданка, провожающая? Отправление через пятнадцать минут.

–  Сама знаю!
– мрачно сказала Соня и через голову проводника поставила чемоданы в тамбур.

В купе было душновато и темно. Только перронные фонари отражались в полированных поверхностях спальных полок и откидного столика у окна. Дмитрий поднял сиденье, сунул в темную яму под ним чемоданы и сказал Лешке:

–  Сиди. Мы выйдем.

Лешка сел. Соня чмокнула его в щеку, и они вышли. Не успел Лешка вытереться, как противоположное сиденье медленно приподнялось, словно крышка гроба в страшной сказке, и оттуда вылез Михась.

–  Тесак держи, - как ни в чем не бывало сказал он и протянул Лешке широкий штык в металлических ножнах.

–  Это еще зачем?

–  Ну… ты всякое трофейное барахло собираешь, а он у меня давно валялся. Прячь. На память, что ли…

Лешка затоптался на месте, как всегда с ним бывало в затруднительные минуты. Это что же получается? У него же ничего нет, чтобы на прощанье «отдарить» друга. Свинство сплошное.

–  Да не крутись ты, - насмешливо сказал Михась.
– Ничего не надо. Сам не знаешь, сколько ты мне… В общем всё. Ежели соберешься - на училище пиши.

–  Так и будешь торчать у окна всю ночь?
– спросил Дмитрий.

–  Не всю, - сказал Лешка.
– Еще немножко.

–  Ага! Кажется, понял. Но, братик… у нас же скорый поезд, он на разъездах не останавливается.

–  Я знаю. Все равно. Я посижу.

…Через полчаса после этого разговора паровозный гудок и тяжелый слитный гул далекого поезда услышала в маленькой хате на краю районного поселка худенькая девочка с печальными темными глазами.

Она приоткрыла дверь, чтобы стало слышней. От скрипа петель проснулся пятилетний мальчуган.

–  На Мошкву пошел?
– спросил он и снова сладко засопел в подушку.

Паша не ответила. Она стояла и стояла у открытой двери, пока не стих за лесом последний звук ночного поезда.

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

Уже более пятнадцати лет знакомо юным читателям имя нашего свердловчанина писателя Владислава Крапивина.

Постоянный спрос в библиотеках и искренние, на несколько страниц письма, присланные ребятами к нам, в издательство, говорят о том, насколько близки им герои повестей - и Генка из книги «Та сторона, где ветер», й Славка («Звезды под дождем»), и Валька («Валькины друзья и паруса»), и многие, многие другие.

Почему повести так близки? Да наверняка потому, что точно такие же мальчишки - Славки, Вальки, Генки - могут встретиться нам на любой улице, в любом дворе…

Те, кто умеет ценить дружбу и ненавидеть всякое зло и равнодушие, обязательно запомнят Сережу Каховского из повести «Мальчик со шпагой». Он добрый и непреклонный, щедрый и сдержанный, каким и подобает быть настоящему мужчине.

Вообще, все герои Крапивина (мы говорим о тех, кого не назовешь просто персонажем, а от чьих поступков и решений зависит ход событий при своей индивидуальности и непохожести характера, все они так или иначе - борцы. И каждый из них - Мальчик со шпагой. Ибо все они рыцари добра и справедливости, и больше всего на свете ценят они человеческое достоинство, твердость мнений и смелость поступков.

Каждый из нас в детство испытал неизбежную, а порой п тяжелую зависимость от сложного, многоликого мира взрослых.

К тем, кто достоин ребячьей дружбы, ребята всегда щедры и великодушны. Они высоко ценят понимание и душевную деликатность. Но как самую большую обиду воспринимают снисходительный тон старших, пренебрежение, грубость.

Ведь, каким бы маленьким ни был человек, он прежде всего Человек и должен изо всех сил отстаивать своя человеческие права каждый день, каждый час, в любых самых обычных, делах и поступках.

И если уж решился участвовать в чем-то большом и важном, то должен быть готов к любым трудностям и испытаниям и совершенно ясно представлять себе, что хорошо, что плохо. И видеть цель.