Версия Барни
Шрифт:
Кинофильм Великого Антонио. Сюжет № 1
Великий Антонио очень знаменит, впечатление на весь мир.
1. Антонио тащит 4 автобуса 70 тонн — Мировой Рекорд.
2. Держит руками 10 лошадей.
3. Тащит волосами 400 человек.
4. Один матч по рестлингу — чемпион!
5. А также Любовная драма с актрисой.
6. Примирение.
7. Под конец большой парад перед миллионами и миллионами зрителей. Главная улица в центре Токио, Нью-Йорка, а также Рио-де-Жанейро, Парижа, Лондона, Рима, Монреаля и всех главных городов мира.
Великий Антонио возбуждает любопытство во всем мире. У фильма будет большой рекордный успех, потому что зрители всего мира любят смотреть на Великого Антонио. Фильм будет стоить сто миллионов долларов, а на его съемки потребуется два года. Он принесет прибыли что-нибудь между пятью и десятью
ВЕЛИКИЙ АНТОНИО — НАСТОЯЩАЯ ЗОЛОТАЯ ЖИЛА.
ЗАО «Артель напрасный труд» Западная Шербрук-стрит, 1300 Монреаль, Квебек, H3G 1J4 Канада 5 октября 1995 г.
Рассмотрел лично Барни Панофски
Дорогой Великий Антонио!
С величайшим сожалением я вынужден отклонить предложенную Вами идею блокбастера, и хотя ничего более заманчивого я многие годы не видел и не слышал, но мы слишком скромная продюсерская фирма, чтобы иметь возможность воздать Вашей идее должное, так что отнимать Ваше время было бы с нашей стороны безответственно. В то же время я переговорил с моим добрым другом Бобби Тарлисом из компании «Трое амигос» в Торонто, и ему Ваш проект понравился как никакой другой в прошлом.
Я искренне надеюсь, что смогу быть чем-то вроде повитухи по отношению к столь изумительному предприятию, поэтому прилагаю чек на 600 долларов, чтобы оплатить Вам билет на самолет до Торонто и обратно и прочие непредвиденные расходы. Адрес «Троих амигос» в Торонто: Йонж-стрит, 33. Предварительным звонком можете не утруждаться. Бобби ждет Вас. Чем скорее, тем лучше, сказал он. Да, выдам-ка я Вам один секретик. Бобби — бывший чемпион Венгрии по рестлингу среди любителей, и он побился со мной об заклад на весьма значительную сумму, что сможет уложить Вас в двух схватках из трех. Я поставил на Вас, Антонио, так что не подведите. Как только попадете в его офис, бейте с прыжка двумя ногами. Он это оценит. Желаю удачи.
В пять вечера я заглянул в «Динкс» и там застрял, потом мы с Хьюз-Макнафтоном и Заком Килером, обозревателем из «Газетт», перебрались в «Джамбо», а еще позже, совсем почти уже утром, на пьяный угол, о котором знал один Зак. Шон О'Хирн однажды поведал мне о том, что «в старые времена, когда мы хотели узнать, где нелегально торгуют спиртным, мы устраивали засаду в машине с обычными, частными номерами — дожидались, когда Зак вывалится из «Джамбо», и ехали за ним. И всегда он находил, где хлебнуть. Как это у него получается, а?»
«У него это получается, — отвечал я, — потому что он необычайно приятный человек. Проницательный. Остроумный. Но это все вещи, которых вам не понять».
Однако в тот вечер Зак, только что вернувшийся из Торонто, куда он ездил на одно выступление по Си-би-си-ТВ, действовал мне на нервы. На официальном приеме он наткнулся на Мириам с Блэром.
— Ты нас всех убедил, будто Блэр отпетый зануда. Ну, лихорадочной веселостью он не страдает. Но мне понравился. Если бы он был совсем уж олухом, что бы с ним делала такая женщина, как Мириам?
— А она тебе как?
— Выглядит потрясающе. И говорит, ты знаешь, очень остроумно — все этак намеками. Но вот новая девушка Савла ей как-то не очень. «Он, — говорит, — пьет из грязной чашки», — кажется, так она сказала. Кстати, и о тебе ведь беспокоится! Твои дети ей говорят, что ты пьешь слишком много. Как некрасиво!
Домой я добрался, должно быть, часам к четырем, причем ключ в замок вставлял двумя руками, но проснулся все равно рано и приговорил этот вторник к списанию. А раз так, надо отметиться в качестве папаши, посвятить день обзвону потомства. Начал с Майка. Его секретарша сказала, что они всей семьей уехали на уик-энд в Нормандию. Какой уик-энд? На дворе самый что ни на есть будний вторник. «На удлиненный уик-энд, — уточнила она. — Английский». Я стал звонить Савлу.
— О господи, ведь еще даже двенадцати нет. Я так и знал, что это ты. Перезвони попозже, пожалуйста, а, пап.
— Ну ясно, сиплый, прокуренный голос. Опять всю ночь пил, что ли?
— Вот уж кто бы говорил…
— Послушай, я не ханжа. Я никогда не против выпить, но в меру!
— Я вчера поздно лег, потому что читал автобиографию Джеронимо [166] .
Слушай, а вдруг апачи как раз и есть одно из потерянных колен [167] ? Джеронимо никогда не ел ни бекона, ни свинины. Племенное табу. Когда у него умер отец, апачи убили отцовского коня и раздали всю остальную его собственность. Апачи не пользуются богатствами умерших родственников. Им запрещает это неписаный племенной закон — они боятся, что иначе дети богатого человека будут радоваться его смерти. Собери все до кучи, что у тебя там есть в твоих лабазах каменных, папа, и раздай. Каролина тогда от злости с ума сойдет.166
* Джеронимо(1829–1909) — вождь племени чирикауа (апачи), в 1885–1886 гг. возглавивший сопротивление индейцев-апачей колонизации американцами и мексиканцами.
167
* …одно из потерянных колен… — 10 из 12 колен Израилевых были потеряны из-за ассимиляции с другими народами после завоевания в 721 г. до P. X. израильского Северного царства Ассирией. До сих пор существует поверье, что когда-нибудь потерянные колена найдутся. Происхождение из потерянных колен Израилевых приписывают себе несторианцы, мормоны и т. п., вплоть до американских индейцев.
— Савл, извини мне мое занудство, но ты Кейт последнее время не звонил?
— Чтобы она прозрачно намекала, что я разгильдяй и неудачник, если живу так, как я живу?
— Она тебя очень любит.
— Ага. Конечно. Я, кстати, не посылаю больше Майку свои статьи. Он месяцами не может выкроить минутку, чтобы прочесть. Притворяется вегетарианцем, но только чтобы потрафить Ее Превосходительству, а вот когда был на прошлой неделе в Нью-Йорке, пошел с нами обедать — кажется, в «Палм» — и так и вгрызся там в огромный бифштекс. А уж Авиву изводил как только мог.
— Авиву?
— Она из Израиля. Пишет для «Джерузалем пост» — говорит, ладно, теперь можно, когда эта газета перестала защищать Арафата. Ну и его, естественно, понесло: стал говорить, как много он жертвует организации «Немедленный мир» и как несправедливо обижены палестинцы. Плевать ему, что террористы убили ее брата.
— Это с ней ты сейчас живешь?
— Вчера я слушал записи Глена Гульда, «Гольдберг-вариации», смотрю, а она ноготки полирует. Утром встала раньше меня и давай вырезать все, что ей надо, из моей «Таймс», так что, когда я сел за завтрак, это была не газета, а сплошная система «виндоуз». Так что пришлось ее выставить. Ты лучше скажи, когда приехать собираешься? Ну, хоть на несколько дней, как в тот раз, а?
— Да, в прошлый раз мы с тобой здорово повеселились, скажи?
— Признавайся: ты любишь Майка, а меня считаешь недотепой, вот и спрашиваешь только о том, с кем я сейчас живу…
— Ты пьешь из слишком многих грязных чашек, мальчик мой.
— …потому что я, по-твоему, не способен ни с кем установить зрелые человеческие отношения.
— Ты в самом деле хочешь, чтобы я опять приехал?
— Ну-у, да-а. А я и с Кейт, между прочим, разговаривал — вот, как раз на прошлой неделе. Мы поругались. Потому что перед этим я узнал, что мама приглашала их накануне вечером обедать и Кейт ни за что ни про что нагрубила Блэру.
— Ах, какой ужас. Не хватало, чтобы еще и вы из-за этого перессорились. Блэр для твоей матери, возможно, чуть-чуть слишком молод, но она с ним счастлива, и всем нам надо этому только радоваться. Кроме того, он поддерживает многие хорошие дела. «Гринпис», например.
— Да брось ты, папа. Ты же его ненавидишь. Скажи лучше, как ты находишь мою последнюю статью, которую напечатал «Америкэн спектейтор»?
— С моей точки зрения, это дезинформация, к тому же изуверская, но писака ты, конечно, лихой.
— Вот это я понимаю! Молодец! Прости. Бежать пора. Наташа пригласила меня на ланч в «Юнион-сквер кафе».
— Наташа?
— Почему ты не женишься на Соланж?
— Для этого я слишком хорошо к ней отношусь. Кроме того, знаешь, что американские суды постановили? Бабах, бабах — и пошел вон. [Нет, надо три бабаха. — Прим. Майкла Панофски.] А ты и в самом деле хочешь, чтобы я в скором времени опять к тебе в Нью-Йорк приехал?
— Да. Ой, я же забыл тебе сказать! Из «Вашингтон таймс» мне на рецензию прислали «О времени и лихорадке».