Вертеп

Мазин нажал кнопку соответствующего звонка. Никто не откликнулся.

Он позвонил еще раз и прислушался. Отклика не было.

«Может быть, звонок не работает?» — подумал Игорь Николаевич и постучал на всякий случай.

На этот раз сигнал сработал. Послышалось шарканье, потом возня с замком, и в приоткрывшейся двери, поверх натянувшейся цепочки, появилось женское лицо того возраста, когда годы считать уже нет смысла.

— Вам кого, гражданин?

— Мне нужен Сергей Алферов.

— Ильич-то? — уточнила старуха и задумалась, видимо, решая нелегкую проблему.

Подумав с минуту, она повернулась и прошаркала внутрь квартиры, ничего не пояснив Мазину, но и не захлопнув дверь перед носом. Изнутри послышался разговор. Вторая собеседница была, очевидно, глуховата, поэтому совет двух соседок воспринимался односторонне. Открывшая Мазину старуха говорила громко и отчетливо, другая шамкала невнятно, и ее слова доносились с большими помехами.

— Слышь, Елена, вот к Ильичу человек пришел.

— Да рази он?..

— Вроде бы на поправку идет.

— Слава Богу, если…

— Вот и не знаю, беспокоить или не беспокоить.

— А ты…

В итоге решено было обратиться к самому Ильичу, примет ли. Последовал осторожный стук во внутреннюю дверь и громкий недовольный голос в ответ:

— Ну, какого хрена? Сколько вас предупреждать нужно!

— Ты уж прости, Ильич. Человек к тебе.

Прозвучало философское.

— Это еще вопрос — человек ли?..

Старуха ответила лестно для Мазина.

— Да вроде приличный человек.

— Вам все приличные, божьи одуванчики. Ну ладно, пускай.

Цепочка звякнула, открывая доступ в квартиру.

Старуха в дверях, привстав на цыпочках, шепнула в ухо Мазину:

— Ты уважь его, уважь, руки-то золотые, и поправляется как раз. Не пожалеешь.

Мазин понял, что его приняли за клиента, но объясняться соседкам не стал.

— Принимаете, Сергей Ильич?

— Куда от тебя денешься, раз пришел.

Ильич сидел на неприбранной койке, с которой свисали грязные простыни, и, приладив между колен бутылку с отечественным пивом, пытался открыть ножом жестяную пробку, но «золотая» рука заметно дрожала, и пробка не поддавалась.

— П…параша! Помоги, что ли!

Алферов протянул Мазину бутылку и нож.

Мазин открыл бутылку. Алферов поднял стоявший на полу стакан, хотел налить, но стекло дробно застучало по стеклу.

— Вот параша, — повторил Ильич. — Да ладно, мать ее… Еще разолью.

И он, прихватив зубами горлышко, потянул пиво напрямую из бутылки. Выцедив половину, оторвался и посмотрел на Мазина.

— Тебя не угощаю, у меня норма. Лишнего не брал. Вздорожало нынче пиво. Не допью, — он показал на угол, где стояло с десяток пустых и полных бутылок, — тебе же хуже. Чтоб работать, поправиться нужно.

Они посмотрели друг на друга. Судить об Алферове по нынешней его внешности алкоголика после глубокого запоя было почти невозможно. В таком состоянии все лица схожи, смазаны общей главной заботой — «поправиться». Лицо Мазина Алферова заинтересовало больше.

— А я тебя не знаю. Тебя кто направил?

Мазин повременил с ответом. Он сомневался, что Ильич достаточно поправился, чтобы вести серьезный разговор.

— Кто, я спрашиваю, направил? — повторил Алферов с раздражением. — Я без рекомендации не работаю. Я мастер-класс. И беру дорого. Слыхал? Я тебе не ЖЭК, я с гарантией делаю. Японец я, а не совок-халтурщик. А на морду не смотри. Я к тебе работать приду чисто выбритый. Ты меня не узнаешь, понял?

— Понял, — кивнул Мазин, все еще не определившись, как поступить. Он намеревался сразу же уйти, если Алферов в запое, говорить только с трезвым, и не ожидал встретить его в «промежуточном» состоянии.

— Нет, ты чего-то не понял. Услыхал, что я из запоя выхожу и на мели, потому подешевле надеешься? Не выйдет. Мне твой скептицизм не нравится. Что-то ты меня рассматриваешь нахально.

Слово «скептицизм» напомнило Мазину, что перед ним все-таки не рядовой алкаш, а «бывший интеллигентный человек» и тон его скорее бравада, чем подлинная суть, и он решился.

— У меня есть рекомендация.

Алферов доцедил бутылку.

— Не врешь? От кого?

— От хорошего человека.

— Хороших людей не бывает. Ври меньше! Лучше открой еще одну.

Мазин подчинился и протянул Алферову вспененную бутылку.

— Ну ладно, говори, — проявил тот наконец великодушие. — Интересно, кого ты за хорошего человека держишь? Кто тебя направил?

— Анна Григорьевна.

Алферов опустил бутылку, смахнул ладонью пену с губ.

— Анна Григорьевна? Сама?

— Сама.

— Чего ж сразу не сказал? Для нее у меня отказа нет. И возьму умеренно.

— Дело не в цене.

— Ну! Богатый? «Новый русский»? Придумали словечко! Я его не люблю. Я не новый и не старый, я просто русский человек. Смотри, за похвальбу зелененьких запрошу!

— Я тоже не «новый». Я к вам…

Ильич приподнялся.

— Ого! Выкаешь зря. Я свою весовую категорию знаю. Давай дело!

— Дело у меня не водопроводное.

Алферов нахмурился.

— Другими не занимаюсь.

— Я же сказал. Я от Анны Григорьевны.

Мутные и больные глаза насторожились, и Мазин увидел, что в них мелькнул страх.

— Неужто опять?

«Господи! Как же можно человека сломать! На дне, и там от страха не избавился».

— Успокойтесь. Я не органы представляю.

— А кого ж?

— Дочку Эрлены Дергачевой.

— Не понял. В глаза никогда не видел.

— Возможно. Она ведь тогда маленькая была.

Алферов потянулся к бутылке, но остановил руку.

— Значит, выросла?

— Естественно, время-то идет.

— Не знаю. Я человек конченый. Будущего не имею, за временем не слежу.

— Но прошлое-то было.

— Вот это мне тем более ни к чему. Я его забыл. В забытьи живу. Сам видишь. Я пьющий человек, а пьющие часов не наблюдают. Я все забыл.

Мазин оглядел убогую комнату, смятую койку, давно не метенный пол, стол, накрытый газетой, старый шкаф, — оглядел и подумал: «Дорого же дается такое забытье».

— Может быть, и не все забыли.

— А вы, собственно, кто такой? — перешел на «вы» Алферов.