Весь Беляев Александр в одном томе
Шрифт:
— Совершенно ясно! — ответил Гильберт. — Но, уважаемый профессор, к тому времени ваш ученый противник может умереть, и вам некому будет доказывать вашу правоту!
— Мы, астрономы, живем в вечности! — с гордостью ответил Лесли.
— Это все очень занятно, — сказал Карлсон. — Я вижу, что анабиоз — очень хорошая вещь для астрономов. Вы, например, можете попросить разбудить вас, когда погаснет Солнце, чтобы проверить верность ваших вычислений. Но мы — не астрономы — интересуемся более близким будущим. Сейчас нам нужен лишь опыт в доказательство того, что анабиоз совершенно безвреден и безопасен для жизни. Поэтому мы ставим
— На это я согласен. Но месяц меня совершенно не устраивает! — И огорченный Лесли стал завязывать шарф вокруг своей длинной шеи.
— Позвольте, — остановил его Гильберт. — Мы могли бы сделать так: мы «пробуждаем» вас через месяц, а потом опять погружаем вас в анабиоз на какое угодно вам время!
— Отлично! — воскликнул обрадованный Лесли. — Я готов!
— Вы должны подписать ряд обязательств и заявлений о том, что вы по доброй воле подвергаете себя анабиозу и не имеете никаких претензий к нам в случае неблагоприятного исхода. Это только для формальности, но все же…
— Согласен, согласен на все! Вот вам моя рука! Сообщите, когда я вам буду нужен! — И обрадованный Лесли быстро вышел из конторы.
— Ну что? Клюнуло? — повторил Карлсон свое любимое выражение, когда Лесли ушел, и хлопнул по плечу Гильберта.
Гильберт поморщился от этой фамильярности.
— Не совсем то, что нам нужно. Вот если бы пару рабочих, которые раззвонили бы потом в шахтах.
— Будут и рабочие! Терпение, мой молодой друг, как говорит этот астроном!
— Можно войти? — в дверь конторы просунулась лохматая голова.
— Пожалуйста, прошу вас!
В контору вошел молодой человек в желтом клетчатом костюме. Сделав театральный жест широкополой шляпой, незнакомец отрекомендовался:
— Мерэ. Француз. Поэт.
И, не ожидая ответного приветствия, он нараспев начал:
Устал от муки ожиданья,
Устал гоняться за мечтой,
Устал от счастья и страданья,
Устал я быть самим собой.
Уснуть и спать, не пробуждаясь,
Чтоб о себе самом забыть
И, в сон последний погружаясь,
Не знать, не чувствовать, не жить.
— Замораживайте! Готов.
Пускай горячею слезою
Мой труп холодный оживит!
— Деньги даете сейчас или после пробуждения?
— После!
— Не согласен! Черт его знает, воскресите ли вы меня. Деньги на бочку. Кутну в последний раз, а там делайте что хотите!
Гильберта заинтересовал этот курьезный лохматый поэт.
— Я могу дать вам авансом пять фунтов стерлингов. Это устроит вас?
У поэта глаза сверкнули голодным блеском. Пять фунтов! Пять хороших английских фунтов! Человеку, который питался сонетами и триолетами!
— Конечно! Продал душу черту и готов кровью подписать договор!
Когда поэт ушел, Карлсон набросился на Гильберта:
— Вы упрекаете меня в том, что я разоряю вас, а сами бросаете деньги на ветер. Зачем вы дали аванс? Не видите, что это за птица? Держу пари на пять фунтов, что он не вернется!
— Принимаю! Посмотрим! Однако сегодня счастливый день! Смотрите, еще кто-то!
В контору входил изящно одетый молодой человек.
— Позвольте представиться: Лесли!
— Еще один Лесли! Неужели все Лесли питают склонность к анабиозу? — воскликнул
Карлсон.Лесли улыбнулся.
— Я не ошибся. Значит, дядюшка уже был. Я Артур Лесли. Мой дядя, Эдуард Лесли, профессор астрономии, сообщил мне прискорбную весть о том, что хочет подвергнуть себя опыту анабиоза…
— А я полагал, что вы сами не прочь испытать на себе этот интересный опыт! Подумайте, ведь вы станете одним из самых модных людей в Лондоне! — закидывал удочку Карлсон.
Но на этот раз рыба не клевала.
— Я не нуждаюсь в столь экстравагантных способах популярности, — со скромной гордостью проговорил молодой человек.
— В таком случае вы опасаетесь за дядюшку? Совершенно напрасно! Его жизнь не подвергается ни малейшей опасности!
— Неужели? — с большим интересом осведомился Артур Лесли.
— Можете быть спокойны!
— Никакой опасности! — тихо проговорил Лесли, и Карлсону послышалось, что еще тише Лесли добавил: «Очень жаль». — А нельзя ли отговорить дядю от этого опыта? Ведь он туберкулезный, и при слабости его здоровья едва ли он годен для опыта. Вы рискуете и только можете скомпрометировать ваше дело.
— Мы настолько уверены в успехе, что не видим никакого риска.
— Послушайте! Я заплачу вам. Хорошо заплачу, если вы откажетесь от дядюшки как объекта вашего опыта!
— Мы не идем на подкуп, — вмешался в разговор Гильберт. — Но если вы скажете причину, то, может быть, мы и пойдем вам навстречу.
— Причину? Э-э… она столь щекотливого свойства…
— Мы умеем молчать!
— Как это ни неприятно, но я должен быть откровенным… Видите ли, мой дядюшка богат, страшно богат. А я… я его единственный наследник. Дядюшка безнадежно болен. Врачи говорят, что его дни сочтены. Быть может, только несколько месяцев отделяют меня от богатства. Это как нельзя более кстати: я имею невесту. И в этот самый момент ему попадается ваше объявление, и он решается подвергнуть себя анабиозу и уснуть чуть ли не на сто лет, пробуждаясь от времени до времени только для того, чтобы посмотреть на какие-то падающие звезды! Войдите в мое положение. Ведь не может же суд утвердить меня в правах наследства, пока дядюшка будет в анабиозе!
— Конечно, нет!
— Вот видите! Но тогда прощай наследство! Его получат мои прапрапраправнуки!
— Мы можем «заморозить» и вас вместе с вашим дядюшкой. И вы будете лежать мумией до получения наследства.
— Благодарю вас! Этак рискнешь пролежать до скончания мира. Итак, вы отказываетесь иметь дело с дядюшкой?
— Было бы странно с нашей стороны отказываться после того, как мы сами опубликовали объявление о вызове охотника.
— Ваше последнее слово?
–. Последнее слово!
— Тем хуже для вас! — И, хлопнув дверью, Артур Лесли вышел из конторы.
III. Неутешный племянник
Первый опыт анабиоза человека решено было произвести в самом Лондоне, в специально нанятом помещении, публично. Широкая реклама привлекла в огромный белый зал многочисленных зрителей. Несмотря на то, что зал был переполнен, в нем искусственно поддерживали температуру ниже нуля. Для того чтобы не производить неприятного впечатления на публику, операцию вливания в кровь человека особого состава для придания ей свойства крови холоднокровных животных решили производить в особой комнате, куда могли иметь доступ только родные и друзья лиц, подвергавшихся опыту.