Весь Дэн Браун в одном томе

— Кажется, что акт религиозного терроризма невозможно простить, — говорила монашка. — Но вспомним, что творила на протяжении веков инквизиция во имя Господне. Под знаменем веры мы убивали невинных женщин и детей. За это мы должны были просить прощения у мира и у своей паствы. Но прошло время, и мы исцелились.

Потом она читала ему из Библии: «…не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую… [314] Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих и гонящих вас [315] ».

314

Евангелие от Матфея, 5:39.

315

Евангелие от Матфея, 5:44.

В ту ночь Авила в одиночестве стоял перед зеркалом. Оттуда на него смотрел незнакомец. Этому человеку слова монашки не принесли утешения.

Простить? Подставить другую щеку?

Я столкнулся с таким злом, которому нет прощения.

В приступе ярости Авила ударил кулаком по зеркалу. Посыпались осколки, и он в мучительных рыданиях повалился на пол ванной комнаты.

Во время службы на флоте Авила отличался удивительным самообладанием, был примером дисциплинированности, выдержанности, верности чести и долгу. Но того человека больше не было. Неделю за неделей Авила проводил в тумане, глуша горе алкоголем и успокоительными. И вскоре дошел до состояния, когда без отупляющего действия таблеток не мог прожить и часа. Всякий контакт с людьми будил в нем злобу.

Через несколько месяцев флотское начальство без лишнего шума отправило его в отставку. Боевой корабль оказался в сухом доке. Флот, которому Авила отдал всю свою жизнь, выделил ему скудную пенсию, которая едва позволяла сводить концы с концами.

Мне пятьдесят восемь, думал он. У меня нет ничего.

Он целыми днями сидел в гостиной, смотрел телевизор, пил водку и ждал хоть какого-то луча света. La hora mas oscura es justo antes del amanecer [316] , снова и снова повторял он себе. Но старое доброе морское правило не работало. Не всегда после самого темного часа наступает рассвет, вдруг понял он. Никакого рассвета не будет.

316

Самый темный час бывает перед рассветом (исп.).

Дождливым утром в свой пятьдесят девятый день рождения, пришедшийся на четверг, глядя на пустую бутылку водки и на уведомление о выселении за неуплату, Авила собрался с духом, достал из шкафа табельный пистолет, зарядил его и приставил к виску.

— Perdoname [317] , — прошептал он, закрыв глаза. И нажал на спусковой крючок. Звук оказался каким-то очень тихим. Щелчок, а не выстрел. Ко всему прочему и пистолет отказался стрелять. Дали знать о себе годы, проведенные дешевым парадным пистолетом без чистки в пыльном шкафу. Даже на этот шаг, в сущности трусливый, Авила оказался не способен. В бешенстве он направил пистолет в стену. На этот раз прозвучал оглушительный выстрел. Авила почувствовал, как его икру словно обожгло, и пьяный туман в голове на мгновение сменился вспышкой невыносимой боли. Визжа, он упал на пол и схватился за ногу, из которой текла кровь.

317

Прости меня (исп.).

Перепуганные соседи колотили в дверь, выли полицейские сирены, и вскоре Авила оказался в областной больнице Севильи Сан-Лазар, где ему пришлось давать объяснения, каким образом, пытаясь покончить с собой, он прострелил себе ногу.

На следующее утро в палате, где лежал униженный и оскорбленный адмирал, появился посетитель.

— Вы плохой стрелок, — сказал молодой человек. — Неудивительно, что вас отправили в отставку.

Прежде чем Авила успел ответить, посетитель раздвинул шторы, и палату залило солнечным светом. Авила зажмурился, а когда вновь открыл глаза, заметил, что парень накачанный, с хорошо развитой мускулатурой. На нем была футболка, а на футболке — лик Иисуса Христа.

— Меня зовут Марко, — сказал он с андалузским акцентом. — Я ваш инструктор по реабилитации. Я сам попросился к вам, потому что нас кое-что связывает.

— Служил? — спросил Авила, заметив его отрывистую манеру говорить.

— Нет. — Парень пристально посмотрел на Авилу. — Я тоже был там в воскресенье. В соборе. Во время террористической атаки.

Авила с недоверием посмотрел на него:

— Ты был там?

Парень закатал штанину и показал протез.

— Понимаю, вы прошли через ад. А я вот играл в футбол, меня брали в профессиональную команду. Так что не ждите от меня большого сочувствия. Я считаю, Бог помогает тем, кто способен помочь себе сам.

Авила не успел опомниться, как Марко посадил его в инвалидную коляску, привез в небольшой тренажерный зал и поместил между параллельными брусьями.

— Будет больно, — предупредил он, — но надо попытаться дойти до конца. Дойдете и отправитесь на завтрак.

Боль была невыносимой, но жаловаться одноногому не поворачивался язык, и Авила, стараясь максимально помогать себе руками, кое-как дотянул до противоположного конца брусьев.

— Отлично, — сказал Марко. — Теперь обратно.

— Но ты же сказал…

— Да, сказал. Но соврал. Давайте обратно.

Авила с удивлением посмотрел на Марко. Адмиралом уже так давно никто не командовал, что ему стало даже интересно. Это заставило его снова почувствовать себя молодым — как в те далекие годы, когда он был зеленым новобранцем. Авила повернулся кругом и заковылял обратно.

— Скажите, — спросил Марко, — вы посещаете службы в кафедральном соборе?

— Нет.

— Страх?

Авила покачал головой:

— Ненависть.

Марко рассмеялся:

— Понятно. Небось монашки советовали простить террористов?

Авила замер на брусьях.

— Точно.

— Мне тоже советовали. Я пытался. Не получилось. — Он усмехнулся. — Монашки давали нам плохие советы.

Авила посмотрел на лик Христа на футболке.

— Но ты, судя по всему, по-прежнему…

— Конечно. Я христианин. Еще более истовый, чем прежде. Мне посчастливилось найти свое дело — помогать жертвам врагов Господа.

— Благородное дело, — с завистью сказал Авила. Его собственная жизнь без семьи и флота лишилась всякого смысла.

— Великий человек возвратил меня к Богу, — сказал Марко. — И, между прочим, этот человек — папа. Я много раз встречался с ним лично.

— Не понял. С папой римским?

— Ну да.

— С…главой католической церкви?

— Да. Если хотите, могу и вам устроить аудиенцию.

Авила смотрел на парня, как на сумасшедшего:

— Ты можешь устроить мне аудиенцию у папы?

Марко, похоже, обиделся.

— Понимаю, вы большая шишка, адмирал и все такое. Вам трудно представить, что какой-то инструкторишка из Севильи имеет доступ к викарию Иисуса Христа. Но я не вру, я могу устроить вам встречу с ним. Возможно, он и вам поможет вернуться в церковь, как мне.

Авила повис на брусьях, совершенно не представляя, что на это ответить. Он боготворил тогдашнего папу — непреклонного консервативного лидера, строгого традиционалиста. К несчастью, на него ополчился весь современный мир, и ходили слухи, что скоро под давлением либералов он будет вынужден покинуть свой пост.

— Для меня, конечно, большая честь встретиться с ним, но…

— Хорошо, — прервал его Марко. — Постараюсь завтра это устроить.

У Авилы не укладывалось в голове, что на следующий день он окажется в святая святых, с глазу на глаз с великим человеком, который с высоты своего авторитета преподаст ему самый главный в жизни урок веры.