Весь Дортмундер в одном томе

— Если что произойдет, что нам делать?

— Не волнуйтесь, — ответил сержант Перри, — мы будем здесь в течение нескольких часов.

И тогда Дортмундер понял. Стоит им только свистнуть, как копы прибегут по его душу. А сейчас у него их деньги.

Никто никогда не позволит незнакомцу выйти из игры после первого часа, если у него ваши деньги, и если он ещё не извинился. А далее по обстоятельствам. Зная то, что они знают о нем, Дортмундере, его новые друзья будут играть до полного возмещения убытка.

Он прекрасно понимал, что происходит.

Отто занял свое место, осклабился и спросил:

— Чье слово?

— Мое — ответил Джастин. — Открываю.

Дортмундер посмотрел свои карты. Тройка, пятерка, семерка — пик, червовая дама и бубновый туз. Он открыл двухдолларовый лимит. Все продолжали игру.

Начиная с этого момента, Дортмундер сам не очень понимал, что делает. Он скинул даму и туз. Джастин сдал ему две карты и посмотрел на них. Это были четверка и шестерка пик.

Кто-нибудь делал это раньше? Дортмундер старался не сделать «лестницу», а получился «флеш роял». Удача, а? Рассказать — не поверят.

— Твое слово, Джон, — сказал Джастин.

— Пас, — сказал Дортмундер. — С Рождеством. — Он махнул рукой.

Намечалась длинная ночь. Длиной в 240 долларов.

Барахолка

Как-то Дортмундер завладел некими монетами особой ценности, а торговец по имени Стун в то же время в очередной раз загремел в провинциальную тюрьму. Вот Джон и решил, что самое время повидать Арни Олбрайта. Другого ничего не остается. Так вот, пожав плечами и застегнув свой мешочек монет на молнию, Дортмундер направился от Вестсайда до 86-й, затем прошелся по 89-й между Бродвеем и Вест-Эндом, где над книжным магазином располагалась квартира Арни.

Дортмундер вошел в вестибюль. Сначала он подумал позвонить по домофону, потом передумал и, решил что есть идея получше. Он миновал внутреннюю дверь с помощью кредитки.

Поднявшись по лестнице, он остановился у двери Арни. Та была жуткого грязно серо-желто-зеленого цвета. Он постучал костяшками пальцев.

Тишина.

Арни нет дома? Быть не может! Арни никогда не уходил из дома. Это фактически противоречило городскому постановлению Арни Олбрайта — выходить из квартиры и смешиваться с простыми людьми на обычной улице. Так что, Дортмундер постучал еще раз согнутым средним пальцем правой руки, и когда это не произвело никакого эффекта, он ногой дважды пнул дверь.

— ЧТО? — потребовал голос из-за двери.

Дортмундер наклонился.

— Это я, — сказал он, не слишком громко. — Джон Дортмундер.

— ДОРТМУНДЕР?

— Ты кому пытаешься об этом сообщить? Населению Аргентины? — зло прошипел Дортмундер.

Зазвенели многочисленные замки и дверь распахнулась. Арни Олбрайт стоял, к сожалению, все такой же как и раньше.

— Дортмундер, — вскричал он. — Ты чего это не позвонил как обычный человек?

— Потому что ты орал бы в домофон, мне пришлось бы орать тебе в ответ, и все на улице услышали бы в чем дело.

— Мне как-то надо себя защищать. У меня тут, между прочим, ценные вещи.

Он неопределенно махнул себе за спину, как будто не помнил, что это за ценности и где они лежат.

— Ты собираешься меня впустить? — поинтересовался Дортмундер.

— Ну, ты уже здесь, так ведь?

Арни был тощий мужчина, какой-то весь угловатый, совсем седой и с очень морщинистым лицом на котором сидел нос картошкой. Лет ему на вид можно было дать как четыреста, так и тысячу. Он отстранился и жестом пропустил Дортмундера внутрь, говоря при этом:

— Так что, Стуна снова закрыли, да?

Удивленный, так как это были совсем свежие новости, Дортмундер спросил:

— Ты когда узнал об этом?

Арни захлопнул дверь.

— Я и не знал. Просто когда я вижу тебя на пороге у Арни, это значит что Стун не в деле.

— Да, не… — попытался поспорить Дортмундер.

— Не рассказывай мне сказки, Дортмундер! — Отрезал Арни, проводя Джона в гостиную, если это можно так назвать. — Если Стун в деле, то именно к нему ты скачешь в первую очередь, даже с учетом того что я плачу больше.

— Да, не, Арни! — Пытался отрицать Дортмундер, проходя за ним в комнату. Хотел бы он поменьше врать Арни.

Комнаты в квартире Олбрайта были маленькими, с большими окнами смотрящими на железную пожарную лестницу, и на кирпичную стену гаража в футах четырех. Для украшения интерьера он использовал многочисленные календари и все эти январи на стенах начинались с разных дней недели, и почти все числа были выделены, черным, красным и иногда, синим цветом. А чтобы разнообразить монотонность здесь были также календари начинавшиеся с марта или августа, их Арни называл «недокомплект». Будучи настоящим коллекционером он и жаргоном пользовался вполне настоящим. Верхняя часть этих календарей была отведена под картинки, чаще всего фотографии — осенний листопад, котята в корзинках, Эйфелева башня. Кроме тех рисунков, где были изображены девушки обнимающие бензоколонки. Очень яркие и великолепные картинки. Еще там были картинки на религиозную тематику, в основном Нагорная проповедь в перспективе. Тоже рисунки, но не такие интересные с точки зрения искусства как девушки.

Арни прошел мимо всех этих декад к столу стоящему как раз напротив прекрасного вида на стену гаража.

— Ну так что у тебя для меня есть, ха? Бьюсь об заклад не пианино. Нет? Ха?

Удивительно как Арни умел быстро надоедать.

— Монеты, Арни.

— Черт, вот видишь. Не сработало.

— Не сработало?

— Однажды, — сказал обиженным голосом Арни, — я прочел эту чушь по самоусовершенствованию, в одном чертовом макулатурном журнале. Что-то типа «Просветись, мудила». Так вот там говорилось: «Улыбнись и мир улыбнется тебе, а будешь ворчать и ныть, то будешь это делать в одиночестве».

— Слыхал про такое что-то, кажется, — осторожно согласился Дортмундер.

— Так вот, это все брехня! Я тут пробовал пошутить…

— Да ты что! — вежливо удивился Джон. — Жаль я не слышал.

— Вот такая я неправильная личность. Я такой какой есть! Кто-то расскажет анекдот и ты будешь валятся по полу и едва не умрешь от смеха. Но я не такой. Я заноза в заднице, Дортмундер, и не спорь со мной!

— Я никогда с тобой не спорю, Арни! — заверил его Джон.

— Я действую людям на нервы, — продолжал настаивать Арни, тыкая костлявым пальцем в лицо Дортмундеру. — Люди жалеют что со мной повстречались, — он сморкнулся. — И не важно, что я делаю. Я даже надухарился, представляешь такое?

— Ну, — осторожно протянул Дортмундер, — ты и правда пахнешь как-то по-другому, Арни.

— По-другому, ага, — рыкнул Арни. — Не лучше, а по-другому…Я вылил на себя этот «мужской запах», понял о чем я? Выдрал из мусорника журнал, и вылил из него все эти штуки на себя. Теперь люди должны быть ближе, а они ищут такси чтобы удрать от меня.

Дортмундер тихонько хмыкнул.

— Не все так плохо, Арни, — снова солгал он.

— Ты по крайней мере врешь мне. Для большинства я такой неудобоваримый, что они ждут не дождутся сообщить мне какой я мудак. Так, садись у окна, так будет лучше.