Весь Карл Май в одном томе

— Господин, этой гордой речью вы принудили меня к молчанию. Но все же, если я вздумаю одарить ваших спутников, то вы, наверное, не лишите меня этой радости!

— Нет, они сами себе хозяева. Я не вправе им приказывать; они могут делать все, что им угодно.

— Тогда я прошу вас, подскажите, как лучше всего мне найти подход к каждому из них, дабы возместить свой долг. Англичанин…

— Не принимайте его в расчет, — вмешался я. — Он — лорд и миллионер. Сердечное пожатие руки будет для него лучшим подарком. К тому же вы ему не должник. Он сам был нами спасен!

— Тогда Оско?

— Его дочь замужем за сыном одного купца из Стамбула, человека сказочно богатого. Теперь Оско вернется туда и будет удостоен самой щедрой награды. К тому же я знаю, что, покидая Эдрене, он получил от зятя щедрые дары, коих хватило, чтобы совершить путешествие. Как видите, он тоже не нуждается в деньгах. Он черногорец, и если предложить ему в дар деньги, он сочтет их подачкой, достойной бедняка, и будет оскорблен.

— Что с Халефом?

— Он беден. Его юная жена — внучка арабского шейха, но тот никогда не был Ротшильдом.

— Так вы полагаете, что он будет рад толике денег?

— Да. Если вы не станете предлагать их напрямик, а преподнесете в знак своего преклонения перед «прекраснейшей среди жен и дщерей», тогда гордость его не будет уязвлена.

— А Омар?

— Тот еще беднее. Он был, как его отец, проводником в Шотт-эль-Джериде — ужасно рискованный промысел, как мне довелось убедиться. Его отца застрелил Хамд эль-Амасат, когда он вел нас по этому соленому озеру, и Омар, не имея ни гроша за душой, покинул свою родину, чтобы найти убийцу и отомстить за злодейство. Вдумайтесь, отправившись из Южного Туниса и вовсе не имея денег, он пересек Сахару, Египет, добрался до Константинополя, а потом вместе с нами приехал сюда — и все без денег. Это же чуду подобно! Когда он свершит свою месть и расстанется со мной, то окажется один, на чужбине, без всяких средств, и я не знаю, как он доберется на родину. Правда, я могу предложить ему некоторую сумму денег, чтобы утолить свой голод, но… гм!

Я намеренно сгустил краски, рисуя положение Омара. Ради бедного араба этот богатый француз мог и поглубже залезть в свой кошелек. Он сразу же ответил:

— Ладно, тогда мне будет очень приятно позаботиться о нем. Так, значит, Оско я ничего не могу предложить?

— Деньги? Нет. Какой-то сувенир он примет на память.

— Прекрасно! Тогда я надеюсь, что и вы не станете сердиться, если я попрошу вас хоть иногда вспоминать меня, прибегая к помощи этих карманных часов. Я ношу их в виде брелока и даже не выгравировал на них свое имя, так что вы легко можете нанести любую надпись. Конечно, Жут отобрал их у меня, и я вернул их лишь благодаря вам. Надеюсь, этот скромный брелок, преподнесенный вам в дар, не оскорбит вас.

С этими словами купец протянул «скромный дар». Брелок был изготовлен в виде небольшой восьмигранной пирамиды, выточенной из очень красивого топаза телесного цвета, оправленной в золото и украшенной вверху круглым сапфиром. Стоил этот подарок, очевидно, несколько сотен марок. Я не мог, конечно, вернуть его, и Галингре искренне обрадовался, когда я заявил, что приму этот дар.

Теперь мы догнали остальных. Лорд оживленно беседовал с дамами. Он радовался, что, зная французский, может снова вовсю болтать, ведь его скудные познания в турецком и арнаутском не позволяли ему развернуться.

Он описывал своим спутницам тягостный путь, коим принято добираться отсюда в Ругову, и заверил их, что дальше дорога на Ускюб будет от селения к селению все хуже. Он упомянул лишения и неудобства, кои придется претерпевать во время долгого путешествия в повозке, запряженной волами, и в заключение попросил вернуться в Скутари и поехать с ним в Антивари, где наверняка на якоре стоит французский пароход, и они совершат куда более комфортное морское путешествие в Салоники, а оттуда по железной дороге попадут в Ускюб.

Милый лорд имел вдоволь времени и денег, чтобы позволить себе отвезти на корабле в Салоники семью, найденную среди штиптаров. В этом отношении он являлся подлинным английским джентльменом, коему вся Земля была дана во владение, и он рад был всюду блистать своим благородством.

Наконец, мы достигли Невера-хане. Дамы вышли из повозки, и мы направились в комнату. Там уже был Халеф и, как я заметил с первого взгляда, разыгрывал из себя господина и важного повелителя. В задней части комнаты, за столом, сидел хозяин постоялого двора со своими домочадцами. Их оказалось еще больше, чем я видел поначалу. Подошли еще несколько грязных мальчишек, похожих на слуг. За первым столом сидели оба возчика. Судя по их виду, все они в эту минуту чувствовали себя пленниками Халефа.

Я не стал спрашивать, каким образом он заставил себя уважать. Я хорошо знал его манеры. Размеренными шагами он расхаживал взад и вперед; Оско же присел рядом с возчиками, положив перед собой заряженные пистолеты.

У самой стены, на глиняной половице, лежал Хамд эль-Амасат, все еще связанный, как и прежде. Он смотрел на нас с вызовом.

Возчики уступили место женщинам. Все расселись на свободные сидения; лишь я остался стоять рядом с Халефом и тихо спросил его:

— Амасат узнал тебя?

— Вряд ли! По крайней мере, по нему этого не было видно или он не показал виду.

— Ты ему ничего не сказал?

— Ни слова. Я вообще не говорил с ним. Зато мне очень хочется поболтать с хозяином. Он не думал подчиняться, пока я не сунул ему под нос пистолет.

— Для чего?

— Мне же надо было взять в плен всю эту компанию!

— Я тебе ничего не приказывал.

— В этом не было необходимости. Я и без приказа знаю, что надо сделать. Если бы я позволил хозяину со слугами свободно разгуливать, то, может быть, они додумались бы освободить Хамда эль-Амасата при помощи оружия.

Тут он, конечно, не был далек от истины.

— Ты сказал хозяину, что Жут мертв?

— Нет. Он видел, что Хамд эль-Амасат связан по рукам и ногам, и потому может себе представить, как складываются их дела.

Мне не верилось, что хаджи на этот раз промолчал. Ведь он имел обыкновение при каждом удобном поводе твердить о великих подвигах.

Все смотрели на меня, и потому я велел Халефу развязать лассо, стягивавшее пленника, и скрутить ему руки за спиной, чтобы он мог стоять на ногах. Так и было сделано. Вместо того чтобы поблагодарить меня за это облегчение или хотя бы спокойно вести себя, Амасат заорал на меня:

— Почему меня связывают? Я требую, чтобы меня освободили!

— Подожди немного, — ответил я. — И говори другим тоном, иначе плетка научит тебя почтению! С ворами, мошенниками и убийцами ведут себя не так, как с честными людьми.

— Я не вор!

— Нет? Ты выдал своего хозяина Жуту, который задумал все у него отобрать!

— Я не знаю никакого Жута!

— Не ври! Этим не спасешься. Ты же не будешь отрицать, что бывал в Каранирван-хане.

— Я лишь один-единственный раз был там, сопровождая Галингре.