Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Подожди, — сказал Миляга, входя вслед за ней в дом.
— А как выглядит эта тварь? — поинтересовалась Юдит.
— Похожа на обезьянку. Или на грудного ребенка. Я не знаю. В одном я уверен: она постоянно треплет языком.
— Отдохни Немного…
— Да, вот такое имя.
— Идеальное — для такого места.
Она подошла к подножию лестницы и стала подниматься к Комнате Медитации.
— Будь осторожна… — сказал Миляга.
— Свежий совет…
— По-моему, ты просто не понимаешь, какими сильными…
— Я ведь родилась там наверху, не правда ли? — спросила
— Да.
Кивнув, она продолжила подъем.
— Ты сказал, что здесь нас ожидает прошлое, — напомнила она.
— Да.
— И мое прошлое тоже?
— Не знаю. Вполне вероятно.
— Я ничего не чувствую. Это место похоже на кладбище. Несколько расплывчатых воспоминаний, и все.
— Воспоминания придут.
— Завидую твоей уверенности.
— Мы должны обрести целостность, Джуд.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мы должны… примириться… со всем, чем мы были когда-то. И только тогда мы сможем пойти дальше.
— Ну, а если я не хочу ни с чем примиряться? Если я хочу изобрести себя заново и начать все сначала?
— Ты не сможешь, — ответил он просто. — Прежде чем попасть домой, мы обязательно должны стать цельными.
— Если это дом, — сказала она, кивая в направлении Комнаты Медитации, — то можешь забрать его себе.
— Я не имел в виду то место, где ты родилась, — сказал он.
— Что же тогда?
— Место, где ты была до этого. Небеса.
— К чертям собачьим Небеса! Я с Землей еще как следует не разобралась.
— А в этом и нет нужды.
— Позволь мне самой об этом судить. У меня еще даже не было жизни, которую я могла бы назвать своей собственной, а ты уже готов впихнуть меня во вселенскую драму. Сомневаюсь, что мне туда хочется. Я хочу побыть в своей пьесе.
— Ты и будешь в ней. Как составная часть…
— Никакая не часть. Я хочу быть самой собой. И жить так, как мне хочется.
— Это не твои слова. Это слова Сартори?
— Пусть даже и так.
— Ты знаешь, что он совершил, — сказал Миляга в ответ. — Зверства. Чему хорошему он тебя может научить?
— Ты хочешь сказать, что ты можешь? С каких это пор ты стал таким совершенным? — Он ничего не ответил, и она приняла его молчание за очередное проявление новообретенного высокомерия. — О-о-о, так ты слишком благороден, чтобы снисходить до взаимных обвинений, верно?
— Давай отложим эту дискуссию, — сказал он.
— Дискуссию? — насмешливо переспросила она. — Маэстро собрался преподнести нам урок этики? Хотела бы я знать, что делает тебя таким чертовски исключительным?
— Я — сын Целестины, — сказал он спокойно.
Она напряженно уставилась на него.
— Ты — кто?
— Сын Целестины. Ее похитили из Пятого Доминиона…
— Я знаю, что с ней случилось. Дауд всем этим заправлял. Я думала, он рассказал мне всю историю.
— Кроме этой части?
— Кроме этой части.
— Наверное, мне надо было как-то иначе тебе об этом сказать, извини.
— Нет… — сказала она. — Здесь самое подходящее место.
Взгляд ее вновь
устремился наверх, к Комнате Медитации. После долгой паузы она заговорила шепотом.— Ты счастливчик, — сказала она. — Дом и Небеса для тебя — одно и то же.
— Может быть, и для всех нас, — пробормотал он.
— Сомневаюсь.
Последовало долгое молчание, нарушаемое только Понедельником, который пытался насвистывать на крыльце какой-то мотив. Первой заговорила Юдит.
— Теперь я понимаю, почему для тебя так важно добиться успеха. Ведь ты… как бы это сказать?.. выполняешь поручение своего Отца.
— Я никогда об этом не думал.
— Но это действительно так.
— Может быть, и так. Я только надеюсь, что мне оно окажется под силу. То мне кажется, что это вполне возможно, а в следующую минуту…
Он пристально вгляделся в ее лицо. Понедельник тем временем в очередной раз начал мелодию сначала.
— Скажи мне, о чем ты думаешь?
— Жалею, что не сохранила твоих любовных писем, — ответила она.
Последовала еще одна болезненная пауза, а потом она отвернулась от него и направилась во внутреннюю часть дома. Он помедлил у подножия лестницы, размышляя о том, не стоит ли пойти за ней — ведь подручный Сартори до сих пор мог находиться здесь, — но боясь обидеть ее своим неотступным присмотром. Он оглянулся на открытую дверь и освещенный солнцем порог. Безопасность рядом, если она ей потребуется.
— Как дела? — подозвал он Понедельника.
— Жарко, — раздалось в ответ. — Клем отправился за едой и пивом. Много пива. Мы должны устроить себе праздник, Босс. Уж мы-то его заслужили, едрит твою в корень! Точно?
— Точно, точно. Как Целестина?
— Спит. Уже можно входить?
— Подожди еще чуть-чуть, — ответил Миляга. — Только перестань свистеть, хорошо? Осторожнее, ведь где-то там внутри была мелодия…
Понедельник рассмеялся. Звук его смеха был самым что ни на есть обычным, и все же он показался Миляге чем-то экзотическим и редким, словно песня кита. Он подумал, что даже если Отдохни Немного все еще в доме, ему не удастся причинить никакого вреда в такой волшебный день. Успокоенный этим соображением, он направился вверх по лестнице, раздумывая, не разогнал ли солнечный свет все воспоминания по углам. Но не успел он одолеть и половины пролета, как перед ним появилось доказательство обратного. Рядом с ним появился призрак Люциуса Коббитта, с сопливым, заплаканным лицом, ожидающий от Маэстро слов мудрости и ободрения. Через несколько мгновений стал слышен его собственный голос, которым он наставлял мальчика в ту последнюю ужасную ночь.
— Не изучай ничего, кроме того, что в глубине души уже знаешь. Не поклоняйся ничему…
Но прежде чем он успел завершить свое второе изречение, фраза была подхвачена чьим-то мелодичным голосом наверху.
— …кроме своего Подлинного «Я». И не бойся ничего…
Чем выше поднимался Миляга, тем бледнее становился призрак Люциуса Коббитта, и тем громче звучал голос.
— …если только ты уверен в том, что враг не сумел тайно овладеть твоей волей и не сделал тебя своей главной надеждой на исцеление.