Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Они изрезали его, как филе. Вынули из тела все кости и сделали из него существо, более подходящее для океанской волны, чем для атмосферы: истерзанный остаток человека, вырванный из лимба и оживленный заклятиями трех сестер. Доходяга покачивался и дрожал, лишенная черепа голова принимала дюжины разных очертаний, пока Шедуэлл смотрел на него. В один миг всю голову занимали выпученные глаза, а в следующий — огромная, воющая от недовольства пасть.
— Тсс… — сказала ему Иммаколата.
Доходяга передернулся и вытянул руки, будто хотел прикончить женщину, сотворившую с ним такое.
— Донвилль, — произнесла Иммаколата. — Ты когда-то признавался мне в любви.
Он закинул голову назад, словно в отчаянии от того, куда привело его желание.
— Ты боишься, мой Доходяга?
Донвилль смотрел на нее, и глаза его походили на кровавые мозоли, готовые лопнуть.
— Мы дали тебе немного жизни, — продолжала Иммаколата. — И достаточно силы, чтобы вывернуть улицы этого города наизнанку. Я хочу, чтобы ты применил свою силу.
Глядя на жуткое существо, Шедуэлл разнервничался.
— А он себя контролирует? — шепотом спросил он. — Вдруг он впадет в неистовство?
— Ну и пускай, — ответила Иммаколата. — Ненавижу этот город. Пусть спалит его дотла. Если он убьет ясновидцев, мне плевать, что он сделает еще. Ему нельзя останавливаться, пока он не исполнит мой приказ. Смерть — лучшее, что ему когда-либо обещали.
Кровавые мозоли глаз Донвилля по-прежнему были устремлены на Иммаколату, и этот взгляд подтверждал ее слова.
— Отлично, — произнес Шедуэлл и развернулся, направляясь обратно в свою комнату.
Он увидел столько магии, сколько может воспринять человек.
Сестры имели к ней вкус. Им нравилось полностью погружаться в такие ритуалы. Что касается Шедуэлла, он был доволен тем, что родился человеком.
Ну, почти доволен.
Глава 5
Заря осторожно спускалась на Ливерпуль, словно опасалась того, что может там увидеть. Кэл наблюдал, как свет снимает покров с города, и все вокруг, от дренажных канав до печных труб, казалось ему серым.
Он прожил здесь всю жизнь, это был его мир. В телевизоре и в глянцевых журналах он видел иные просторы, но почему-то до конца не верил в их реальность. Они оставались далеки от его нынешнего жизненного опыта, и даже от того, что он надеялся постичь годам к семидесяти, — как звезды, мерцавшие у него над головой.
А Фуга была иной. На короткий сладостный миг Кэлу почудилось, что это тот самый мир, к которому он по-настоящему принадлежит. Но он смотрел на дело слишком оптимистично. Земля Фуги, возможно, и принимала его, но народ — нет. По их мнению, Кэл был презренным человеческим существом.
Он около часа бродил по улицам, наблюдая, как начинается еще одно ливерпульское утро понедельника.
Неужели они такие плохие, эти самые чокнутые, к племени которых он принадлежал? Люди улыбались, здоровались со своими котами, возвращавшимися после ночных прогулок, обнимали своих детей, расставаясь с ними до вечера. Они завтракали, а их радио пело песни о любви. Кэл смотрел на них и преисполнялся решимости. Пропади все пропадом, но он вернется и скажет ясновидцам,
что они просто ханжи.Подойдя к дому, он заметил, что дверь широко распахнута, а молодая соседка — он знал ее в лицо, но не по имени — стоит на дорожке и вглядывается туда. Только когда до дома осталась пара шагов, Кэл заметил Нимрода. Тот стоял на коврике перед дверью в солнечных очках (он стянул их со столика возле кровати Кэла) и в тоге, сотворенной из хозяйских рубашек.
— Это ваш ребенок? — спросила соседка, когда Кэл открыл калитку.
— До некоторой степени.
— Он барабанил в окно, когда я проходила мимо. Неужели за ним некому присмотреть?
— Теперь уже есть, — заверил Кэл.
Он посмотрел на ребенка, вспомнив слова Фредди: «Он только выглядит как младенец». Сдвинув солнечные очки на лоб, Нимрод одарил соседку взглядом, вполне подтвердившим правоту Каммелла. Однако у Кэла не было иного выбора, кроме как изобразить папашу. Он поднял Нимрода на руки.
— Что ты вытворяешь? — шепотом спросил он младенца.
— Ск'ты! — ответил Нимрод. Ему с трудом удавался младенческий лепет. — Бьюих!
— Кого?
Но не успел Нимрод ответить, как женщина, которая уже прошла по дорожке и остановилась в шаге от двери, заворковала:
— Он просто прелесть!
Кэл хотел извиниться и закрыть дверь, но Нимрод потянулся к ней руками, издавая хорошо отрепетированное гуканье.
— О… — выдохнула женщина. — Деточка!
И выхватила Нимрода из рук Кэла, прежде чем он успел ее остановить.
Кэл заметил, как заблестели глаза Нимрода, когда он прижался к пышной груди женщины.
— А где его мать? — спросила соседка.
— Она вот-вот вернется, — ответил Кэл, пытаясь оторвать Нимрода от его сокровища.
Тот отрываться не желал. Он сиял от счастья в объятиях женщины, его пухлые пальчики шарили по ее груди. Как только Кэл дотронулся до него, он принялся хныкать.
Соседка успокаивала его, прижимая все сильнее, и Нимрод принялся играть с ее сосками, проступавшими под тонкой тканью блузки.
— Прошу извинить нас, — произнес Кэл, разжимая кулачки Нимрода и забирая ребенка от ее груди, пока тот не начал ее сосать.
— Не стоит оставлять его одного. — Женщина рассеянно дотронулась до своей груди там, где ее ласкал Нимрод.
Кэл поблагодарил ее за участие.
— Пока-пока, крошка! — попрощалась она с дитятей.
Нимрод послал ей воздушный поцелуй, и краска смущения залила лицо соседки. Она пошла обратно к воротам, и улыбка, предназначавшаяся ребенку, сошла с ее губ.
— Ну что за идиотизм!
Нимрод ничуть не раскаивался. Он стоял в коридоре, где его опустили на пол, и с вызовом смотрел на Кэла.
— Где остальные? — спросил Кэл.
— Ушли, — ответил Нимрод. — И мы тоже пойдем.
Он уже говорил вполне уверенно. И ходил тоже. Младенец заковылял к парадной двери и потянулся к ручке.
— Мне тут до смерти надоело, — сообщил он. — Слишком много плохих новостей.
Однако его пальцы на пару дюймов не дотягивались до ручки, и после нескольких безуспешных попыток открыть дверь, он заколотил по ней кулаками.