Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция

Дорога домой вела через Халлардс-Бек, где на протяжении двух миль она шла вдоль унылых вересковых пустошей. Здесь не было ни огней, ни жилищ, ни деревьев. Адель болтала о Хьюго, а Уилл смотрел в темноту, спрашивая себя не без холодка виноватого удовольствия, далеко ли сейчас Роза и Джекоб. Может быть, где-то здесь, в ночи: Роза охотится на зайцев, а Джекоб разглядывает затянутое тучами небо. Им не нужно спать по ночам, они не испытывают усталости, свойственной обычным мужчинам и женщинам. Они не увянут, не потеряют своего странного совершенства. Они принадлежат тому виду или состоянию, которое каким-то неведомым образом противится недугам и даже смерти.

Он должен их бояться, потому что беззащитен перед ними. Но Уилл не боялся. Некоторое беспокойство он испытывал, но не страх. И, несмотря на все его размышления на парковке, несмотря на все вопросы без ответов, в каком-то уголке сердца он находил странное удовольствие в том, что загадка так сложна. Внутренний голос подсказывал, что раскрытие тайны, которая лежит в начале его жизни, не принесет радости, если она настолько банальна, что даже его заурядный ум может ее разгадать. Может быть, лучше умереть в сомнениях, зная, что остается непонятое откровение, чем преследовать прозаическую банальность и осознать ее.

Глава 4

1

Спал он без сновидений в той самой комнате с потолочными балками, которая когда-то была его спальней. На окне висели новые занавески, а на полу лежал новый коврик, в остальном же комната практически не изменилась. Тот же шкаф с зеркалом на внутренней стороне двери — с тем самым зеркалом, в котором он бесчисленное количество раз наблюдал, как его детские черты сменяются юношескими, разглядывал появляющиеся на теле волосы, восхищался способностью своего члена становиться твердым. Тот же комод, в котором он держал маленькую коллекцию журналов с фотографиями атлетов (украденных в газетном киоске в Галифаксе). Та же кровать, на которой он вдыхал жизнь в фотографии и мечтал, чтобы эти тела вживую оказались с ним рядом. Короче говоря, это было место его сексуального взросления.

У этой истории была и еще одна часть, пусть и малая, но она напомнила о себе на следующее утро.

— Ты помнишь моего сына, Крейга? — спросила Адель, вынуждая человека, который что-то делал под раковиной, выглянуть и сказать: «Привет».

Конечно, Уилл помнил его. Крейг являлся ему в снах, когда он лежал в коме: потливый парнишка, который на несколько часов разбудил в одиннадцатилетнем Уилле чувство, которому он не мог дать названия. Конечно, это было желание. Но то, что какое-то время казалось привлекательным в Крейге-мальчишке, — его ухмылка, потливость, избыточный вес, — теперь утратило обаяние. Он пробормотал неразборчивое приветствие.

— Крейг выполняет в деревне разовые работы, — сообщила Адель. — Водопроводные, кровельные. У него свой маленький бизнес, верно я говорю?

Крейг опять пробормотал что-то. Странно было видеть, как этот взрослый мужчина (на целый фут выше Адели) переминается с ноги на ногу и краснеет, пока матушка перечисляет его достижения. Наконец он проворчал «Ну, ты закончила?» — и вернулся к своей работе.

— Тебе надо поесть, — сказала Адель Уиллу. — Я приготовлю яичницу с беконом, может, еще почки и кровяную колбасу?

— Нет, спасибо. Ничего не надо. Я только выпью чаю.

— Дай-ка я тебе приготовлю хотя бы пару тостов. Надо ведь что-то поесть. — Уилл знал следующий вопрос. — У тебя разве нет подружки, чтобы тебе готовила?

— Обхожусь сам.

— Мэри, жена Крейга, отлично готовит, правду я говорю, Крейг? — Ворчание вместо ответа. — А ты никогда не думал жениться? Видать, при твоей работе трудно вести нормальную жизнь.

Она продолжала болтать, заваривая чай. Сказала, что сегодня утром уже звонила в больницу: Хьюго прекрасно провел ночь, это была лучшая ночь после несчастья.

— Я подумала, вечером мы могли бы его навестить.

— Я не против.

— А что ты собираешься сегодня делать?

— Пройдусь до деревни.

— Познакомишься заново, — сказала Адель.

— Что-то вроде этого.

2

Выйдя из дома около десяти, Уилл пребывал в тихой панике. Он, конечно, знал пункт назначения: здание Суда. Если только его догадка не ошибочна, он найдет там Джекоба и Розу, они, удобно устроившись, уже ждут его. Эта перспектива вызвала в Уилле противоречивые чувства. Неизбежную тревогу, даже страх. Стип жестоко избил Хьюго и вполне способен сделать то же самое — а то и что похуже — с ним самим. Но эти опасения перевешивали предвкушение и любопытство. Каково это — снова увидеть Стипа по прошествии стольких лет? Быть рядом с ним мужчиной, а не мальчиком, посмотреть ему в глаза?

За годы странствий у Уилла было несколько встреч, по которым он мог представить, как это будет: он встречался с мужчинами и женщинами, имеющими такую же власть, какой наделены Джекоб и Роза. Жрица из Эфиопии, чья речь, невзирая на множество религиозных символов, висевших у нее шее (христианских и не только), напоминала поэтический поток сознания, и это наводило на мысль, что она черпает вдохновение из источника, установить который непросто. Шаман из Сан-Лазана (Уилл наблюдал, как он раскачивается и поет перед алтарем, заваленным маргаритками) угостил его священными грибами — теонанакатлами, или божественной плотью, чтобы его путешествие закончилось благополучно. Оба были личности незаурядные, и Уилл вполне мог представить, что их уста изрекают такие же мрачные мудрости, какие он мог услышать от Стипа.

День был спокойный и прохладный, тучи полностью закрыли небо. Уилл неторопливо дошел до развилки — когда-то с этой точки ему было видно здание Суда. Но не теперь. Деревья, которые тридцать лет назад торчали хилыми прутиками, теперь стали разлапистыми и закрывали перспективу. Он остановился, только чтобы прикурить еще одну сигарету, и двинулся дальше. Позади была, наверное, уже половина пути, когда Уилл начал подозревать, что допущение, сделанное им на развилке, было ошибочным. Хотя деревья в самом деле стали большими и живая изгородь подросла, но теперь-то он точно должен видеть крышу Суда. Уилл пошел дальше, и по мере приближения к концу пути подозрения переросли в уверенность. Здание Суда снесли.

Не было нужды перебираться через живую изгородь, чтобы оказаться в поле, над которым раньше возвышался этот дом. Теперь тут были ворота, через которые, как решил Уилл, вывозили строительный мусор. Но луг пахать не стали, и он зарос сорняками. Уилл перелез через ворота (их, по-видимому, не открывали много лет) и пошел по высокой траве, пока не оказался у остатков фундамента. Между камней пробивались трава и полевые цветы, но Уилл смог понять планировку здания, пройдя по этому остову. Вот тут был коридор, который вел в зал заседаний. Здесь он нашел заблудившуюся овцу. В этом месте стояло судейское кресло, а вот тут — да-да, именно тут — Джекоб поставил стол…

«Живя или умирая…

…помоги ему, Господь; помоги, Господь, им обоим…

..мы питаем огонь».

Как давно это было. Но все же он стоял там, где уже был когда-то, и словно опять стал мальчишкой. Блеклый воздух вокруг сгущался, будто горение огня подпитывалось мотыльками. Слезы навернулись Уиллу на глаза, слезы раскаяния за содеянное, жалости к себе — ведь в своем сердце он так и не искупил грехи. Трава и камни под ногами исчезли. Уилл знал, что если разрыдается, то не сможет держать себя в руках.