Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Как это исправить? Может, так? — Он тронул жёстик. Наклонение съехало ещё чуть-чуть, а показатель эксцентриситета, минуя жёлтый цвет, прыгнул сразу на красный.

— Парблё, — сказал Жюль. — Теперь я сбил два из шести.

— Попробуй совершить те же действия в обратную сторону, — предложил я.

Жюль дал импульс из противоположного сопла. Эксцентриситет немного выправился, но сбилась большая полуось.

— Интересная задачка, — заметил Жюль. — Лучше бы я вместо лингвистики изучал небесную механику. Лингвистика загнала меня в этот переплёт, и только физика может из него вытащить.

— Как там у вас наверху? — спросил я. Жюль явно разнервничался, и я подумал, что ему не помешает маленькая передышка.

— О, ты наверняка видел модели. Они довольно точно показывают внешнюю сторону, доступную вашим телескопам. Конечно, большая часть из сорока тысяч никогда её не видит. Только внутреннюю сторону Орбоймы, в которой живёт всю жизнь.

Он говорил о жилой сердцевине «Дабан Урнуда»: шестнадцати полых шарах, каждый чуть меньше мили в диаметре, расположенных вокруг центральной оси, вращение которой создаёт искусственную силу тяжести.

— Об этом я и спрашивал. Какая она, община из десяти тысяч латерранцев?

— Сейчас расколота между Основанием и Опорой.

Опорой звалась оппозиция, возглавляемая уроженцами Фтоса.

— А в обычное время?

— До того, как мы сюда попали и противостояние Опоры и Основания усилилось, это походило на милый провинциальный городок с университетом или научно-исследовательской лабораторией. Каждый орб наполовину заполнен водой. На воде — плавучие дома. На них мы выращиваем пищу… ах, я вспомнил о пище!

— У каждого народа по четыре орба, как я понимаю?

— Официально — да, но есть и смешанные сообщества. Когда корабль движется без ускорения, мы можем открывать двери в соседние орбы и свободно ходить из одного в другой. В одном из латерранских орбов расположена школа…

— У вас есть дети?

— Конечно, у нас есть дети! И мы очень, очень о них заботимся. Образование для нас — всё.

— Хотел бы я, чтобы так же было на Арбе! Я имею в виду экстрамурос.

Жюль задумался и пожал плечами.

— Пойми, я описываю не утопию. Мы учим детей не только из уважения к высоким идеалам. Мы хотим, чтобы они выжили и путешествие «Дабан Урнуда» продолжилось. И есть конкуренция между детьми Урнуда, Тро, Латерр и Фтоса за места в командных структурах.

— Распространяется ли она на лингвистику? — спросил я.

— Да, конечно. Я — стратегическое достояние! Резондетр командования — новые космосы и новые Пришествия. А во время Пришествий лингвисты незаменимы.

— Разумеется, — сказал я. — Значит, в вашем милом городке с десятитысячным населением люди могут жениться, или как там у вас это происходит…

— Мы женимся, — подтвердил Жюль. — По крайней мере достаточно людей женится и заводит детей, чтобы поддерживать численность в десять тысяч.

— А ты? — спросил я. — Ты женат?

— Был, — ответил Жюль.

Значит, разводы у них тоже есть.

— Дети?

— Нет. Пока нет. И уже не будет.

— Мы доставим тебя домой, — пообещал я. — Может, ты ещё кого-нибудь встретишь.

— Такой уже не встречу. — Жюль криво улыбнулся и пожал плечами. — Когда мы с Лизой были вместе, я постоянно твердил что-нибудь в таком роде. Милые пустяки. «Ты такая одна на свете, любовь моя». — Он шмыгнул носом и отвёл глаза. — Нет, я не обманывал…

— Конечно.

— Но её последние часы так… так ярко… так отчётливо показали, что это правда. Другой такой действительно нет и не было. А в десятитысячном городке, навсегда отрезанном от корней в родном космосе… ну, я знаю их всех, Раз. Всех женщин моего возраста. И я скажу тебе: в том космосе, где мы с тобой сейчас, никто даже отдалённо не сравнится с моей Лизой.

По щекам его катились слёзы.

— Прости, — сказал я. — Мне очень стыдно. Я не знал, что твоя жена умерла.

— Умерла, — подтвердил Жюль. — Знаешь, я ведь видел снимки её тела… её лица… по всему конвоксу.

— Боже! — выдохнул я. У меня нет привычки употреблять это слово в качестве эмоционального восклицания, но сейчас мне ничего сильнее в голову не пришло. — Девушка в Орифенской капсуле…

— Была моя Лиза, — кивнул Жюль Верн Дюран. — Моя жена. Самманну я уже сказал.

И он разрыдался.

Мы с Жюлем сидели одни в темнеющей келье, не видя ничего, кроме смоделированного солнечного света, отражённого от смоделированного Арба и смоделированной луны. Смоделированные люди в скафандрах безмолвно проплывали вокруг. Жюль закрыл лицо руками и плакал.

Я вспомнил разговор в мессалоне, что даже если биологическое взаимодействие между нами и Геометрами невозможно, остаётся простой физический контакт. Я подошёл, обнял латерранца за плечи и стоял так, пока он не перестал плакать.

— Он мне сказал.

Самманн сразу понял, о ком я говорю, отвёл глаза и покачал головой.

— Как он?

— Лучше… он сказал одну хорошую вещь.

— Какую?

— Я прикасался к Ороло. Ороло прикасался к Лизе… отдал за неё жизнь. Когда я коснулся Жюля…

— Круг замкнулся.

— Да. Я рассказал ему, как мы готовили тело к отправке в Тредегар… с каким уважением. Кажется, ему было приятно это слышать.

— Он рассказал мне в воздухолёте. Просил никому больше не говорить.

— А у тебя кто-нибудь есть, Самманн? — спросил я. За всё время знакомства мы ни разу не затронули эту тему.

Он хмыкнул и мотнул головой.

— Чтобы так? Нет. Чтобы так, никогда. Девушки были. В остальном — семья. Ита… ну как тебе сказать… больше ориентированы на семью.

Я чувствовал, что ему неловко — слишком очевиден был контраст с инаками.

— Ладно, на ту же тему, — сказал я. — Не поможешь мне замкнуть ещё один круг?

Он пожал плечами.

— С удовольствием. Что надо сделать?

— Третьего дня ты отправил сообщение для Алы. Перед самым взлётом. Я немножко… стеснялся.

— Потому что его прочтут посторонние. Да, я обратил внимание.

— Можешь отправить ещё одно?

— Конечно. Но его тоже прочтут.

Я смущённо хохотнул.