Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Так с чего начать?

— История долгая. Я мог бы начать со Сталинградской битвы и продолжить от нее. Но… — Он подумал и вздохнул. — Во-первых, я придурок, который напорол глупостей.

Венгрия — встроенная система. Бесполезно мечтать о том, какой бы она была и сколько умных и благородных решений приняли бы венгры, будь она в тысячу раз больше и окружена морем.

Чонгор взял паузу, чтобы передохнуть.

Юйся глянула на него в зеркало заднего вида.

Марлон смотрел недоверчиво, словно спрашивая: «Если ты придурок, который напорол глупостей, то кто я?»

Чонгор хохотнул. К его изумлению, Марлон расплылся в улыбке — невеселой, циничной, и все же безусловно улыбке. Он отвернулся к окну, чтобы ее спрятать.

— А из-за некоторых отвратительных пережитков прошлого, с которыми мы боремся, — продолжал Чонгор, — пока я делал глупости, у меня все было о’кей. Примерно полчаса назад, — он глянул на часы и увидел, что стекло разбито, а стрелки встали, — я поступил правильно. И где я в итоге?

Новый нервный взгляд Юйси в зеркале. Чонгор понял, что последнюю фразу надо разъяснить.

— В машине с порядочными людьми, — сказал он.

Так было уже лучше, и все равно он допустил очередную бестактность. Для Чонгора Марлон всегда будет человеком, который с риском для жизни вытащил из рушащегося здания совершенно незнакомого парня. Однако Марлон, видимо, не хотел, чтобы его воспринимали так. В нем была хладнокровная крутизна скейтеров, исполняющих свои смертельные номера на площади Эржебет, или хакеров, демонстрирующих последние достижения на Дефконе [312] .

312

Дефкон (Defcon) — крупнейшая в мире ежегодная конференция хакеров, проходящая в Лас-Вегасе.

— Или по крайней мере с одним порядочным человеком, — поправился Чонгор.

Марлон повернулся к нему и снова улыбнулся во весь рот, потом выставил вперед правую руку. Последовало какое-то сложное баскетболистское рукопожатие. Чонгор был уверен, что под конец запутался: у центральноевропейских хоккеистов таких ритуалов нет. И все равно неловкое ощущение, будто он пытается ехать на коньках задом, полностью отпустило.

* * *

Следующий раз мистер Джонс заговорил по-английски лишь через полчаса после того, как такси тронулось. Он посмотрел на Зулу и сказал:

— Я сдаюсь.

К тому времени они завершали второй круг по опоясывающей остров кольцевой дороге. Вопреки первому указанию Джонса ехали вовсе не в аэропорт. Зула удивлялась, пока не сообразила, что ее товарищ (если здесь уместно такое слово) не знает ни слова по-китайски и предположил (как оказалось, резонно), что таксист не понимает по-английски. Он выкрикнул то единственное английское слово, которое наверняка знает любой таксист в мире. Как только машина, отчаянно сигналя, выбралась из сумятицы вокруг рушащегося здания, мистер Джонс достал телефон, набрал номер и заговорил по-арабски. Зула знала, что это арабский, потому что часто слышала его в суданском лагере для беженцев. После короткого обмена новостями, явно ставшими для человека на другом конце линии полной неожиданностью — мистер Джонс вынужден был по несколько раз повторять одно и тоже, — он передал телефон шоферу, который, выслушав какие-то указания, энергично закивал и промямлил что-то, видимо, означавшее «да» или «будет сделано».

Мистер Джонс обменялся с собеседником еще несколькими арабскими фразами и дал отбой. А такси начало нарезать круги по кольцевой.

Зула положила свободную руку на раму окна и время от времени прикладывала ладонь к тонированному стеклу. Было в искусственном мирке салона что-то внушавшее совершенно ложное чувство безопасности.

Когда мистер Джонс произнес: «Я сдаюсь», — Зула вздрогнула и открыла глаза. Неужели она и впрямь задремала? Неподходящее время для сна. Однако организм странно реагирует на стресс, а на кольцевой дороге не происходило перестрелок и взрывов, так что усталость взяла свое.

— Он был русский, да? Толстяк?

— Тот, кого ты… убил? — Ей не верилось, что она и впрямь произносит такую фразу.

Удивление, затем тень улыбки тронули лицо киллера.

— Да.

— Русский.

— Остальные тоже. Наверху. Спецназ.

Зула впервые услышала слово «спецназ» два дня назад, но теперь оно было ей знакомо. Она кивнула.

— И еще было трое других. — Джонс поднял правую руку, потянув за ней скованную руку Зулы, и отогнул большой палец. — Ты. — Указательный палец. — Тот, кого толстый русский убил на лестнице. Как я понял, американец. — Средний палец. — И тот в подвале, который пытался тебя защитить.

— Не просто пытался — защитил.

— Он тоже, возможно, русский — но не такой, как остальные.

— Венгр.

— Толстяк — организованная преступность?

— Скорее неорганизованная, — ответила Зула. — Мы думаем, он сбежал от своей организации. Где-то по-крупному прокололся. Пытался исправить. Или замести следы.

— Ты сказала «мы». Кто «мы»?

Зула развернула свободную руку и повторила его жест с отгибанием пальцев.

— Вы трое, — сказал Джонс.

Он на какое-то время задумался, затем повеселел, хотя по-прежнему смотрел настороженно.

— Если верить твоим словам, все не так, как я себе представлял.

— А что ты представлял?

— Замаскированный рейд боевой группы, конечно.

Фраза была смутно знакомой — она мелькала во множестве газетных статей и анонсов к фильмам, — однако Джонс произнес ее с выражением, какого Зула прежде не слышала. Так мог говорить человек, знающий о боевых рейдах не понаслышке, человек, у которого в таких рейдах на глазах гибли друзья.

— Если ты говоришь правду… — Он заморгал и потряс головой, словно прогоняя действие снотворного. — Нет, ерунда. Бред. Типичная боевая группа. Маски-шоу.

— Маски-шоу?

— Вечеринка в карнавальных костюмах, — бросил Джонс, мастерски пародируя среднезападный акцент. — Чтобы потом отвертеться. — Теперь он снова говорил с каким-то странным британским акцентом; Зула никак не могла сообразить, какой части Англии это акцент. — Заслать боевую группу в Китай — значит нарваться на дипломатический скандал. А так можно объявить: это не мы, это бешеная русская мафия, мы с ней ничего поделать не можем.

Речь была настолько убедительна, что Зула сама начала в нее верить.

— Какой была твоя роль? — спросил Джонс.

Зула рассмеялась.

Джонс поднял брови, потом тоже рассмеялся.

— Трое, — произнес он, вновь выставляя три пальца. — Зачем замаскированной русской группе «мы трое»? Зачем приковывать их к трубе и стрелять в голову?

При напоминании, что Питер погиб, Зуле стало стыдно и тошно: да как она могла смеяться минуту назад? Некоторое время они ехали в молчании.

— Так вы писали вирусы? — спросила она наконец.

Теперь Зула узнала, как выглядит Джонс, когда совершенно ошарашен. Она могла бы себя поздравить, если бы не растерялась так же сильно.