Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Теперь все внимание Майкла было сосредоточено на столе. В пресс-папье был вставлен лист чистой промокательной бумаги. Блок, судя по всему, был педантом и любил порядок. Майкл потянул за ручку верхнего ящика: закрыто. Остальные ящики тоже были заперты на ключ. К столу придвинуто черное кожаное кресло, на деревянной спинке которого виднелась серебряная инкрустация — «СС», а на его сиденье лежал портфель. На портфеле был серебряный значок СС и серебряные инициалы в виде трех готических букв — JGB. Майкл положил портфель на стол, открыл замок, запустил в него руку и, нащупав папку, вытащил ее.
В папке оказались именные бланки Блока, на которых были напечатаны какие-то цифры. Многозначные числа, расположенные колонками, по-видимому, означали денежные суммы. Скорее всего, смета.
Кроме того, в папке лежал большой коричневый конверт.
Майкл отогнул клапан и вытряхнул содержимое на стол.
В конверте оказались черно-белые фотографии. Майкл был явно разочарован, но затем склонился над столом и вгляделся внимательнее.
На первой фотографии было лицо мертвого мужчины. Точнее сказать, то, что от него осталось. На правой щеке зияла дыра с неровными краями, такие же дыры были на лбу, нос провалился, а из истерзанных губ торчали зубы. Дыры, каждая из которых была диаметром сантиметра два, темнели на подбородке и шее. Правого уха у трупа не было: от него остался лишь маленький клочок, как будто его выжгло. Глаза у трупа были широко открыты, век у него тоже не было. Внизу, на истерзанной шее трупа, табличка, на которой мелом по-немецки была сделана надпись: «2/19/44, образец испытания 307, Скарпа».
Профиль, изображенный на другой фотографии, скорее всего, был женским. Прядка темных вьющихся волос прилипла ко лбу. Большая часть кожи с головы трупа содрана, раны настолько глубокие, что виден дугообразный изгиб корня языка. Глаз превратился в белую желеобразную массу, похожую на комок расплавленного свечного воска. Поперек изуродованного плеча трупа лежала табличка «2/22/44, образец испытания 345, Скарпа».
Майкла прошиб холодный пот. Он взглянул на третью фотографию.
Какого пола и возраста было человеческое существо на этом снимке, разобрать было невозможно.
От лица не осталось ничего, кроме зияющих дыр и месива уцелевших мягких тканей. Оскаленные зубы стиснуты, как будто для того, чтобы удержать предсмертный вопль. Шея и плечи трупа пронизаны глубокими дырами, а табличка уточняла: «2/24/44, образец испытания 359, Скарпа».
«Скарпа…» — вертелось у Майкла в голове. Норвежский остров, на котором доктор Густав Хильдебранд обосновал свою вторую резиденцию. Очевидно, Хильдебранд принимал там гостей. Поборов отвращение, Майкл снова взглянул на фотографии. Образцы, безымянные номера. Возможно, все они были русскими пленными. Но Боже милосердный! Какое же оружие могло оказать столь разрушительное действие на человеческую плоть? На такое не способен даже огнемет. В голове у него мелькнула мысль о серной кислоте, потому что края ран у всех трех трупов носили на себе следы ожогов, причиной которых мог быть огонь или химикаты. Майкл не был знатоком кислот и щелочей, и все же он сомневался, что с помощью серной кислоты можно было бы добиться подобных результатов. «Образцы испытаний», — размышлял он про себя. Испытаний чего? Какого-нибудь нового химиката, созданного Хильдебрандом? Вещества настолько опасного, что его испытания можно было проводить только на пустынном острове вдали от берегов Норвегии? И какое отношение это может иметь к «Железному кулаку» и карикатуре на Гитлера?
Вопросы без ответов. Но Майкл Галлатин был твердо уверен в одном: он должен ответить на них до того, как через месяц с небольшим союзники перейдут в наступление.
Он сложил фотографии в конверт и вместе с остальными бумагами засунул в папку, а папку — в портфель, аккуратно закрыл его и положил на сиденье кресла, туда, где его оставил владелец. Майкл пробыл в кабинете у Блока еще несколько минут, но не обнаружил там больше ничего достойного внимания. Майкл выключил лампу и, пройдя через комнату, направился к выходу в коридор. Он был уже почти у самой двери, когда услышал звук поворачивающегося в замке ключа. Он замер на месте и затем быстро отступил к двери на балкон. Едва Майкл успел закрыть ее за собой, как дверь в гостиную отворилась.
—
Ах, какая прелесть! — восторженно сказал в темноте женский голос.— Полковнику нравится жить в роскоши, — послышался сиплый ответ.
Дверь закрылась, и ее тут же заперли изнутри. Майкл стоял на балконе, прижавшись спиной к стене. Повернув голову, он решил заглянуть в комнату. Сапог нашел себе подружку и завел ее в номер Блока, рассчитывая, по-видимому, охмурить шикарной обстановкой. Майкл и сам был неплохо знаком с искусством обольщения, ему не составило труда догадаться, что Сапог выведет девицу на балкон и перегнет ее через перила. Вряд ли ему стоило здесь задерживаться.
Майкл перелез через ограждение и ступил на полуобвалившийся карниз. Нащупывая на стене зазоры между камнями и крепко цепляясь за них израненными пальцами, он пустился в обратный путь. Куски кладки карниза крошились и осыпались, но ему нужно было поскорее перебраться на балкон к апартаментам Сэндлера. Он слышал, как восторженный женский голос сказал:
— Высоко-то здесь как, правда?
Открыв балконную дверь, Майкл проскользнул в нее и осторожно закрыл за собой. Апартаменты Сэндлера были зеркальным отображением номера Блока, с той лишь разницей, что камин здесь был сложен из красного камня и портрет фюрера над ним тоже был несколько другим. Все было тихо: видимо, Сэндлер еще веселился в «Бримстоне». Майкл бесшумно направился к выходу и увидел, что у самой двери стоит большая клетка с соколом. На Блонди не было колпачка, закрывающего глаза, и ее темный взгляд был устремлен на него.
— Привет тебе, маленькая стерва! — сказал Майкл и постучал по прутьям клетки. Сокол дрожал от ярости, перья на шее птицы воинственно топорщились, и она злобно зашипела на него. — Следовало бы, конечно, свернуть тебе шею и сожрать, а косточки выплюнуть на пол, — продолжал Майкл. — Ну да ладно, отложим до следующего раза.
Он взялся за ручку двери.
В воздухе прозвенело высокое, чуть слышное «пим-м-м!». Что-то звякнуло. Майкл взглянул на клетку и с ужасом увидел, что с потолка стремительно опускаются противовесы. Тонкая цепь натягивалась. Майкл с опозданием понял, что только что он неосторожно оборвал тонкую проволоку, привязанную к двери. Времени на раздумья у него не было, потому что цепочка подняла дверцу клетки и Блонди, оказавшись на свободе, метнулась к нему. Ее острые когти со свистом рассекали воздух.
Глава 41
В то время как Майкл балансировал на карнизе отеля, Джерек Блок смеялся до слез. Веселье было в самом разгаре. На сцене в очередном номере была задействована женщина-лилипут и вместе с ней неуклюжий славянин, который, очевидно, раньше юродствовал в какой-нибудь глухой, богом забытой российской деревушке. Его телесное орудие было огромным, и в ответ на взрывы хохота в зале он тоже глупо посмеивался, как будто бы понимал, в чем заключалась шутка. Блок посмотрел на часы; он пресытился зрелищем оргий, происходивших на сцене, и настало время, когда все зады — вне зависимости от того, были они большими или маленькими, — перестали вызывать у него интерес. Он наклонился к Чесне и положил ей руку на колено. Жест этот нельзя было назвать отцовским.
— Твой барон, должно быть, начисто лишен чувства юмора.
— Он плохо себя почувствовал, — отозвалась Чесна. Ей тоже было не по себе. Она устала от притворных улыбок.
— Пойдем, хватит пивных увеселений. — Он встал и взял ее за локоть. — Я угощу тебя шампанским.
Чесну чрезвычайно обрадовала возможность покинуть зал. До окончания представления было еще далеко — в программе предполагались импровизированные номера при непосредственном участии зрителей, — но сам «Бримстон» никогда ничего не значил для Чесны, это был просто удобный способ войти в общество и поддерживать связи и знакомства. По пути к бару она позволила полковнику Блоку взять себя под руку, думая при этом, что барон, наверное, сейчас пробирается в его апартаменты, а возможно, уже отправился в обратный путь. Может быть, этот человек — каким бы ни оказалось его настоящее имя — и безумец, но, с другой стороны, он не смог бы так долго оставаться в живых, учитывая его столь рискованную профессию, если бы был просто легкомысленным. Они сели за столик, Блок заказал большую бутылку шампанского и снова взглянул на часы. Он попросил официанта принести ему телефон.