Вещие сны

Гриффин пожалел, что не удержался от последнего замечания.

— Неважно. Просто психологическая несовместимость, наверное. Как я понял, вы слышали, что Скотт отрицает какую-либо связь и даже просто знакомство с Батлером и утверждает, что всю вчерашнюю ночь провел дома один. И сомневаюсь, что мне удастся это опровергнуть, даже если я очень захочу.

— А вы не хотите? Гриффин покачал головой.

— Не говоря уж о том, что я просто не представляю себе, как Скотт мог оказаться за «Гостиницей» этой штормовой октябрьской ночью, и не вижу никаких причин, зачем бы ему убивать эту восемнадцатилетнюю девчушку — нет даже самого слабого намека на какую-либо связь между ним и Амбер.

Джоанна не удивилась. Если какая-либо связь и существует, то, полагала она, отнюдь не прямая и не очевидная.

— Вы, вероятно, правы, — сказала она и задумчиво добавила:

— Но мне кажется, сейчас вы больше, чем утром, склоняетесь к тому, что смерть Амбер — не просто несчастный случай. Да?

— Нет. Вскрытие показало, что смерть произошла вследствие ушибов, полученных при падении. Через несколько дней мы получим лабораторный анализ содержания в крови алкоголя или наркотиков, но врач утверждает, что на этот счет я могу успокоиться.

Джоанна чуть нахмурилась.

— Но почему тогда вы так настойчиво выспрашивали Скотта Маккенну, где он был прошлой ночью?

— Это часть стандартной процедуры расследования.

Она удивленно посмотрела на него.

— Да? Вы всегда спрашиваете совершенно не имеющих отношения к жертве людей, есть ли у них алиби?

— Я все же допускаю существование слабой вероятности, что сама Амбер или ее смерть может быть связана каким-то образом с предыдущей жертвой. А вот тут уже вопросы к мистеру Маккенне вполне уместны.

— Слабая вероятность? Я полагаю, сны и предчувствия подпадают под эту рубрику.

Гриффин не склонен был слишком заострять внимание на том, что он действительно ищет доказательств связей Батлера с Клиффсайдом — в частности, со Скоттом Маккенной. По крайней мере, пока он их не обнаружит. Поэтому он не стал ничего конкретизировать.

— Ну, знаете ли, такие вещи выходят за рамки обычной работы полиции.

— Да. — Джоанна нахмурилась, решая, стоит ли предлагать следующую тему для обсуждения.

— О чем вы думаете, Джоанна?

Она оглянулась и вздохнула. Прелестный, мирный городок Клиффсайд, редкие прохожие идут по тротуару, прохладный октябрьский день. Но что происходит за этой благостной видимостью, не замечаемое даже зоркими клиффсайдскими сплетниками? С каждым днем в ней крепла уверенность, что за благостной видимостью происходит много чего малоприятного и неафишируемого. Этот городок имеет свои тайны. Тайны, которые, без сомнения, надежно сохраняются. И что произойдет, если вдруг какая-нибудь из этих тщательно хранимых тайн окажется раскрытой?

Особенно не тем, кем надо.

Было бы логично задавать вопросы именно тебе, Гриффин. Но что, если некоторые тайны этого городка — твои тайны? Что, если тебе нельзя доверять?

Однако был ли у нее выбор?

Пошарив в кармане фланелевой рубашки, которую она носила вместо куртки, Джоанна вытащила ожерелье, найденное в старой конюшне.

— Узнаете?

Он некоторое время смотрел на сердечко, затем взял вещицу из рук Джоанны и поднес поближе к глазам, чтобы прочесть надпись.

— Это ожерелье Кэролайн. Она часто надевала его, — ответил он совершенно бесстрастно.

Джоанна, не сводя глаз с его непроницаемого лица, постаралась говорить с тем же холодным спокойствием.

— Ага. Как рассказал мистер Ландерс из ювелирного магазина, пару лет назад Кэролайн купила одно такое к дню рождения Риген и сделала соответствующую надпись. Затем, когда настало время праздновать день рождения Кэролайн, то уже Риген пришла в магазин, высыпала на прилавок горсть медяков и попросила, чтобы точно такое же сердечко надписали для Кэролайн. Мистер Ландерс поклонился, с серьезным лицом принял что-то около трех долларов мелочью, а на недостающую сумму выписал счет, прекрасно зная, что или Скотт, или Кэролайн потом непременно оплатят его. Что Кэролайн, конечно, и сделала.

— Да, эта история широко известна в городе. И что?

Джоанна взяла у него украшение и стала безотчетно наматывать цепочку на палец.

— Когда вы в последний раз видели это ожерелье на Кэролайн?

— Разве я помню…

— Вспомните, вы ведь полицейский. Вы должны замечать мельчайшие детали. Так когда?

— Почему это вас так интересует?

— Сначала ответьте, пожалуйста, на вопрос, Гриффин.

Засунув руки в карманы куртки, он некоторое время смотрел куда-то мимо нее невидящим, обращенным внутрь себя взглядом, сосредоточенно вспоминая.

— Это было… ну да. Ну да, я вспомнил, это было в пасхальное воскресенье. Я видел их с Риген в городе, наряженных, чтобы идти в церковь, и на обеих были такие ожерелья с сердечком.

— А с тех пор вы его больше не видели на Кэролайн?

— Нет. А почему вы спрашиваете, Джоанна? И где вы его взяли?

— Нашла.

Она посмотрела на золотое сердечко. Значит, Кэролайн еще носила его в начале апреля, а потеряла, вероятно, между Пасхой и первым июля — днем своей смерти. Значит, в течение этих трех месяцев она бывала в тайной комнатке в старой конюшне — месте любовных свиданий.

— Где?

Джоанна положила ожерелье в карман.

— Я отдам его Риген, когда увижу ее в следующий раз. Оно должно остаться у нее.

— Джоанна, где вы нашли это ожерелье?

Она смотрела в его насупленное лицо и думала, как бы она хотела поверить в то, что он не был любовником Кэролайн. Насколько все было бы проще, если бы она окончательно могла в это поверить.

Если бы она могла доверять ему. Но сомнения не оставляли ее. Ведь вдень своей гибели Кэролайн назначила ему встречу в этой конюшне, во всяком случае так он сказал.

Внимательно следя за его реакцией, она наконец ответила:

— Я нашла его в старой конюшне. Там в заднем углу есть маленькая замаскированная комнатка. Вы знали об этом?

— Я не был в этом месте с тех пор, как позапрошлым летом детишки загнали туда отвязавшуюся лошадь, — сказал он. Ничто в его лице не вызывало подозрений. — Комнатка?

Даже если допустить, что он говорил правду, Джоанна все равно не могла понять, почему он не проверил эту конюшню в ходе расследования. Единственное объяснение, какое она смогла придумать, предполагало его невиновность в смерти Кэролайн. Видимо, снедаемый чувством вины, он рассматривал эту проклятую конюшню исключительно как место, куда он обязательно должен был прийти и не пришел, а не как место, где Кэролайн была за несколько минут до своей смерти.