Веселая офисная жизнь
Шрифт:
И начинает отряхиваться, становясь похожей в своей нелепой шляпе на какую-то артистку из заезжего цирка.
– Не ушиблись? – С тревогой интересуюсь я.
– Пора бы, конечно, избавиться от этого многообразия ненужных вещей. Но не могу. – Оправдывается бывшая коллега. – Советский менталитет, а вдруг еще пригодится?
– Я боюсь, что среди такого вороха барахла вы скоро и себя не найдете! – Ужасаюсь я.
– Согласна. – Кивает головой она. – Но с этой пылью и сломанными стульями мне уютнее что ли. Каждая одинокая лыжа мне о чем-то напоминает.
– Воспоминания можно хранить в душе.
– Когда-то мы всей семьей выбирались в парк покататься на лыжах и коньках. – Вздыхает Владимировна, поняв, что оттереть строительный порошок с нового пальто ей не удастся.
Она снимает пальто. И пытается пристроить оторвавшиеся перо и драповую розу к шляпе. В ее гипюровом пеньюаре зияет огромная дыра.
– Вы, кажется, испортили белье. – Констатирую я, показывая на прореху в наряде.
– Ой. Какая я неловкая! – Сетует приятельница, засовывая пальцы в гипюровую дыру. – Подготовилась к встрече с Юрой. А он в школу пошел разбираться по поводу очередной выходки сына. Потом, кажется еще родительское собрание. Хочешь, я тебе покажу ампулы, которые мне посоветовала мой парикмахер?
Она берет старенький табурет, залезает на него и начинает искать в шкафах ту самую сыворотку, гарантирующую усиленный рост волос. Со всех щелей начинают выпадать какие-то пучки сухих трав, коробки и банки, от которых мне приходится уворачиваться.
– Да вы сейчас точно либо грохнетесь, либо разобьете что-то и меня еще покалечите! – Возмущаюсь я.
– Куда же я их засунула? – Пытается вспомнить Владимировна, продолжая ронять кухонную утварь и с грохотом катапультирует на ворох коробок.
Я подскакиваю со стула и успеваю ее поддержать.
– Право же. Еще убьюсь! – Приятельница встает, потирая затылок и продолжая вспоминать, куда она пристроила коробочку с чудодейственным элексиром.
– Пора уже вынести весь этот хлам и сделать ремонт. – Командую я, обнаруживая, что порвала колготки, зацепившись за торчащий из мебели гвоздь.
В этот момент наступает кромешная темнота. Поскольку из проводки раздается какой-то треск, а потом хлопок.
– Ой. Кажется. Опять пробки выбило. – Спокойно сообщает Владимировна, шаря в темноте и пытаясь найти телефон, чтобы подсветить.
Но я нахожу быстрее зажигалку и с помощью нее обнаруживаю свою сумочку и телефон, в котором включаю фонарь.
– Вы уверены, что это пробки, а не проводка перегорела? – Не верю ей я, чувствуя себя неуютно среди хлама.
– Слишком большая нагрузка на одну розетку. Холодильник, ночник, а когда включаешь еще и чайник, то сразу срабатывает предохранитель. – Объясняет моя бывшая коллега, пока мы пробираемся по узкому коридору, чтобы вернуть в обычное положение пробки.
Меня начинает раздражать неустроенность быта моей приятельницы.
– Давно пора привести вашу квартиру в порядок! – Ругаюсь я.
– Я – женщина, а не строитель. – Огрызается Владимировна, наощупь пробираясь в темноте.
После неудачных попыток разобраться с электричеством, моя бывшая коллега выносит вердикт:
– Опять придется приглашать электрика. А это расходы. Эх.
– Пойдемте лучше на улицу. Подышим свежим воздухом. –
Предлагаю ей я, устав бороться с бытовой неустроенностью в этой квартире и страдая от едкого сигаретного дыма.– Я не могу не накрашенная даже мусор вынести. – Говорит пенсионерка, которая пару минут назад испортила обновы.
– Ну не в темноте же сидеть! – Спорю с ней я.
– Сейчас найду свечки и зажгу благовония. И будет уютно и романтично. Мы так с Юрой иногда любим провести время за бокалом белого полусладкого. – Упирается Владимировна.
– Нет уж! – Отрезаю я. – Набрасывайте на ваш пеньюар что-то теплое и на улицу.
Я с трудом могу представить любовников среди этого бардака, называемого Владимировной романтикой.
– Исключено! – Бунтует пенсионерка. – Мне нужно быть при полном параде. Подобрать гардероб вплоть до аксессуаров. Сделать укладку.
– Какая укладка, когда на улице метель! – Пытаюсь вразумить ее я.
– Я-женщина, а не бульдозер, чтобы напялить на себя какой-нибудь спортивный костюм и разгуливать в исподнем по улице. Нет. Минимум – капля духов и шляпа для элегантности! – Настаивает на своем Владимировна.
– Тогда я вызываю такси и еду домой! – Отрезаю я. – С меня достаточно того, что я порвала колготки, а все из-за вашей любви к хламу!
– Это мелочи жизни, дорогуша! – Успокаивает меня Владимировна, в темноте закуривая.
Я достаю из сумочки телефон, чтобы позвонить мужу или вызвать такси, задевая какие-то коробочки с пузырьками, которые падают на пол.
– Вот и ампулы с сывороткой нашлись! – Радуется Владимировна, собирая по полу раскатившиеся ампулы. – Красота превыше всего!
В этот момент в дверь раздается стук. Испуганная Владимировна шепотом просит меня подойти к двери и глянуть в глазок.
– Это опять приставы или с ЖЭУ! – С ужасом произносит она. – Или соседи с жалобами.
Я подхожу к двери и слышу знакомый голос Юры:
– Открывай, дорогая. – Кричит он. – Твой зайчик голоден и превратился в волка. И тебя сейчас съест!
– Как я покажусь перед ним в таком виде? – Опять пугается Владимировна.
– Но вы успели запечь свинину. И пока он будет ее уплетать, приведете себя в порядок. Снимайте рваный пеньюар и идите встречать зайчика. Главное, чтобы в темноте он нас не перепутал. – Отвечаю ей я.
Она неуверенно открывает дверь голодному любовнику. Теперь я могу с чистой совестью сбежать из этой проклятой квартиры, решаю про себя я.
6. Почему люди счастливы в бардаке
После ужасающей обстановки в квартире Владимировны, я оказываюсь дома. И наша уютная многоуровневая квартирка кажется мне очень уютной и чистой. Нет, решаю про себя я, в бардаке бы я точно не смогла жить. И от этого впадала бы в еще большую депрессию.
Белые стены, белое постельное белье, белые двери, портьеры цвета сафари и картины в рамах под дерево на стенах, а так же ночники шафранового цвета наполняют меня умиротворением и покоем. Точно так же действует на меня паркет и мягкий уютный диван песочного цвета, ковер топленого молока на полу с высоким ворсом, небрежно брошенный плед в шотландскую клетку на палевое кресло.