Веселие Руси. XX век

Правительство же упорно гнуло прежнюю линию. Сокращение доходов от продажи спиртных напитков решили компенсировать введением новых налогов и увеличением старых, что, естественно, вызвало рост цен и появление дефицита. С прилавков магазинов исчезали многие промышленные товары, росли очереди в продуктовых лавках, ассортимент которых неизменно сокращался. Зато росли показатели «черных рынков», где можно было найти все, в чем была потребность [278] .

Последствиями антиалкогольных действий русского правительства можно считать и рост спекуляций зерном, перегонки его на самогон, сокращения хлебных поставок [279] . Хлеб прятали, продавали по явно завышенным ценам, не останавливались перед созданием нелегальных «цехов» и лавок по продаже самогонки. Самодельные спиртные напитки в российской деревне гнали не только из зерна, но и из свеклы, яблок, слив и проч., придумывая для них оригинальные названия: «кумышка», «сонная», «гвоздилка». Технология производства подобных «продуктов» хромала, причем «на две ноги», результат – массовые отравления покупателей, особенно в городах. Предприимчивые производители расширяли рынки сбыта, вывозя в уездные и губернские центры целые караваны самогонки [280] . Увеличение закупок сахара, увлечение самогоноварением даже в городах приняло размах эпидемии. Сахар невозможно было найти даже в самых шикарных ресторанах Петрограда и Москвы: кофе там подавали «постным». Зато в ресторанах рангом пониже, прозванных в народе «рыгаловка» и не имеющих права на торговлю спиртным, водку и низкопробный ко – ньяк подавали в… заварочных чайниках или в небольших кофейниках. Об этом существует огромное количество свидетельств – в мемуарной литературе, переписке и дневниках. Кстати, услугами «рыгаловок» пользовались и довольно весомые государственные фигуры, в частности, Григорий Распутин, который устраивал в подобного рода заведениях настоящие оргии.

278

Никитский А. Милитаризм и алкоголизм.

279

Виноградов М.М. Потребление водки в России и урожай. СПб., 1914.

280

Бородин Д.Н. В защиту трезвости (по поводу домогательств пивоваров и виноделов). Петроград, 1915.

По проведенным подсчетам, в 1915 году власти раскрыли почти 6000 случаев незаконного производства алкогольных напитков, а в период только с сентября 1916-го по май 1917 года – уже 9351 случай [281] , было прикрыто более 500 сомнительных заведений, скрывавших свою деятельность под разнообразными вывесками. Правда, уже через один-три месяца 2/3 из них возобновили свою деятельность, благодаря взяткам, протекциям, личным знакомствам и т. д. Во вновь открытых пивных лавках цены возрастали (владельцы объясняли это необходимостью покрыть расходы, связанные со взятками), а качество спиртного падало. Экономили на всем, в первую очередь, – на человеческом желудке.

281

Мак-Ки Артур. Указ. соч. С. 156.

Изгнанный из легальной жизни алкоголь вернулся подпольно и привел с собой другого дьявола – наркотики. Уже 1914 год ознаменовался резким ростом наркомании (в 1915 году последовало постановление российского правительства «О мерах борьбы с опиумокурением»), в ход шел не только мак, но и конопля всех разновидностей, особые сорта мха, древесная кора и прочее. Скачок в потреблении растительных наркотиков повлек за собой всплеск преступности в 1916 году, причем не только в городе, но и в деревне (чего раньше не наблюдалось). Сил полиции просто не хватало, население уже боялось выходить вечером из своих домов. В ряде городов – Красноярске, Владивостоке, Владимире – обыватели создавали собственные охранные дружины, которые несли службу по обеспечению безопасности мирных граждан. Писали даже специальные инструкции, в которых прежде всего отмечалась необходимость пресечения деятельности нелегальных производств спиртного, задержания обозов с самогонкой, идущих из близлежащих деревень, и другое. Первое время подобные меры приносили плоды, но фронт требовал все новых пополнений живой силы, и охранные дружины лишались молодых и здоровых мужчин. Приходившие им на смену не отличались необходимым для подобной работы здоровьем, зачастую поддавались соблазну взяток и на многие вещи смотрели сквозь пальцы.

Далеко не все полицейские чины относились к отрядам самообороны с симпатией: одни не хотели терять власть над обывателем, другие – нечистые на руку представители правопорядка – не хотели терять «приработок» в виде взяток.

Опасный «человек с ружьем»

Наиболее сложная ситуация с потреблением спиртного сложилась в русской армии. «Коллективная потребность в наркотизации» [282] здесь проявилась, как нигде в русском обществе, в самых невероятных казусах.

282

Булдаков В. Красная Смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 91.

Как отмечает один из современных исследователей, «бывшие крестьяне могли неплохо воевать, если армия наступала, а им перепадало кое-что из трофеев. Позиционной войны они не любили. Солдаты охотнее шли в атаку, узнав, что у противника полны фляжки спиртным. В дальнейшем стремление «зашибить дрозда» (напиться до потери сознания) для многих приобрело навязчиво-патологический характер. Случаи, когда после захвата спиртных заводов десятки солдат напивались до смерти, становились широко известны» [283] .

283

Булдаков В. Указ. соч. С. 29; Моргачев Д.И. Моя жизнь // Воспоминания крестьян-толстовцев. С. 250–251.

Еще большее количество солдат оказывалось на больничной койке с единственным диагнозом – «отравление». По некоторым данным, количество пострадавших от самопального алкоголя оказалось на порядок выше, чем от венерических болезней – сифилиса или гонореи.

Стремление подавить неуверенность и страх спиртным особенно негативно сказалось в среде пехотинцев, набираемых, как правило, из крестьянской среды. Пристрастившиеся в армии к алкоголю (причем к приему определенных доз ежедневно) вчерашние солдаты, будучи демобилизованными – из-за ранения или болезней – уже не могли отвыкнуть, и «ежедневная чарка самогона» становилась обязательной частью повседневной жизни. Пенсии увечных воинов оставались небольшими, и в уплату за самогон шли домашние вещи, неприкосновенные запасы семенного зерна, рабочий и продуктивный скот. Семьи нищали, распадались, теряли своих кормильцев [284] . В центральных губерниях России в 1916 году был зарегистрирован резкий скачок самоубийств среди вернувшихся с фронта солдат – комиссованных по ранению или болезням.

284

См.: Школа трезвенных работников в семье // В борьбе за трезвость. 1915. № 9-10.

При потере мужей, сыновей или родителей в запой ударялись женщины, не знавшие удержу в стремлении утопить в вине свое горе – ради покупки очередной порции алкоголя продавались все ценные вещи (вплоть до икон), дети лишались одежды и последнего куска хлеба.

Крайне негативно влияли на солдат казаки. Если офицеры невольно прививали нижним чинам привычку к пьянству и безделью, то казаки – к разбою [285] . Сказывались, видимо, особенности их менталитета – казачество и без водки занималось откровенным мародерством. Им мало кто препятствовал – шла война, и трофеи составляли неотъемлемую часть боевой атрибутики. Пехота, завидующая казакам, не оставалась в стороне. Однако если здесь и присутствовал фактор влияния, последний был скорее косвенным и неосознанным.

285

Булдаков В. Красная Смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 29; Оськин Д. Р. Записки солдата… С. 180, 269; Пирейко А.М. В тылу и на фронте империалистической войны. Воспоминания рядового. Л., 1926. С. 25, 46; Степун Ф. Из писем прапорщика-артиллериста. Одесса, 1919. С. 16, 21–22.

Вряд ли и офицеры «прививали нижним чинам привычку к пьянству и безделью». Необходимо учитывать, что уже к середине 1915 года большую часть офицеров составляли призванные из запаса или прошедшие ускоренные курсы прапорщиков. Безделье и пьянство никогда не были присущи вчерашним присяжным поверенным или государственным чиновникам.

Многие дневники российских офицеров – участников кровавых битв Первой мировой и Гражданской войн – фиксировали последствия безудержной тяги к алкоголю солдат и офицеров. Борьба с пьянством на фронте напоминала какую-то нелепую карусель: карателей, в награду за подавление пьяных беспорядков, обещали наградить… все той же водкой или спиртом, причем в том количестве, за которое еще день назад преследовались «бунтовщики».

Замечено, что «в ходе анализа путей деморализации армии особое место занимает проблема социально-бытовой наркотизации. Крестьянин прежде пил исправно, но «сезонно», иной ритм профессиональных тягот порождал другую – более частую – очередность расслабления. «Сухой закон» больно ударил по психике солдатской массы: вусмерть перепившиеся батальоны, а то и полки захватившие винный заводик, – наглядное тому подтверждение.

Явления такого рода не стоит огульно записывать в разряд свидетельств «разложения» действующей армии. Повторим еще раз: во время мобилизаций новобранцы бунтовали оттого, что их переход в новое состояние не получил своеобразного ритуального закрепления в виде гульбы. Но дело не в пресловутом «русском пьянстве»: на грани бунта оказались и вовсе непьющие мусульмане из-за вопиющего неуважения к конфессиональным особенностям принятия пищи. Будущие воины просто требовали понимания своих человеческих потребностей. Ощущения этого армия и власть не давали» [286] .

286

Булдаков В. П. Истоки и последствия солдатского бунта: к вопросу о психологии «человека с ружьем» // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. М.,1997. С. 209–210.

Тяге к пьянству более всего была подвержена русская пехота. Это можно объяснить множеством факторов: и стремлением заглушить страх перед возможностью страшной смерти во время штыковых атак, и «сохранностью здоровья» во время марш-бросков – под дождем, палящим солнцем или при самом суровом морозе, и поднятием «тонуса» на время наступления под пулеметным огнем. Сказывалось и другое. В пехоту набирали «остаточный элемент» – неграмотных крестьян, бывших уголовных преступников, нестроевых, политически неблагонадежных и т. п. Именно эти «контингенты» были весьма подвержены алкогольной зависимости. И именно в пехоте отмечались самые многочисленные случаи драк на «пьяной» почве, самострелов и самоубийств, воинских преступлений. Большая часть дезертирства также приходилась на пехоту, немало случаев бегства из воинских частей происходило в нетрезвом состоянии.

За пехотой следовала артиллерия, затем – кавалерия, завершали список военно-морской флот и авиация. Больше всех повезло артиллеристам – им выдавался спирт на обработку прицелов и прочего оборудования. На технические нужды спирт, конечно же, использовался, но в мизерных дозах, большая его часть шла на выпивку или обмен, осуществляемый между различными родами войск.

Кавалерию бросали на подавление пьяных бунтов и на поддержание порядка на территории заводов, складов и железнодорожных станций, где скапливались спиртные эшелоны. Поэтому в ее рядах спиртные запасы тоже не переводились.