Весело – но грустно

Мужская часть гостей, поздоровавшись с семейством Мутовкиных, наделив их сыновей шоколадками и пряниками, выходила на веранду «покурить пока». В густевших сумерках свиристели сверчки, мигали огоньки светлячков, за садом на пруду недружным коллективом вопили лягушки. С каждым вновь подходившим гостем разговор начинался по-новому, с вопроса: «Ну, как?»

– Да, вот, – отвечал Мутовкин, – решил навестить родину. Взял на шесть месяцев отпуск. Первым делом, конечно, решил по пути в родные места. А потом к морю махнём, в Сочи или ещё куда.

– Вот это отпуск! – восхищался кто-то на веранде. – Полгода! Это ж работать отвыкнешь – полгода ничего не делать.

– Да, – кивал Мутовкин. – красота. Как какой-нибудь лорд…

– Эй, лорд! – вышла на веранду жена Шурика. – А ну, иди сюда. На, оденься по-человечески, – и она кинула свёрнутые клубочком носки. – Галстук нацепил, а босиком… Лорд.

– На севере у нас самогон не пьют, – снимая галстук после второй рюмки, сказал Мутовкин. – Там – спирт. Тут мы вот сидим, по рюмочке цедим. А там – стакан спирта – хлоп. Снегом закусил – и в норме.

– Поди хмелеешь быстро с такой-то дозы? – удивлённо спросил крёстный Шурика, дядя Степан.

– Кто, я?!

– Не-е, все ваши там, – пояснил крёстный. – Без закуски-то оно, наверное, по мозгам шибко бьёт?

– Десть минут на морозе – и ни в одном глазу…

– Во-о, братан! – Сашка восхищённо дёрнул головой и подтолкнул локтём мужа сестры, сидевшего рядом за столом. – Это тебе не на гармошке в клубе с девками песни разучивать. Герой у меня братишка.

– Ту хоть тут, Шурик, поешь, – заботливо посоветовала тётя Шура на пути с кухни с блюдом жареного гуся. – А то выпиваешь наравне со всеми, все закусывают, а ты – за болтовню.

– Мать, для моряков это пыль, – хорохорился на общем внимании Шурик.

Женщины по группкам в разных концах стола затянули песни. Поначалу каждая группа сама по себе, затем набрели на обще любимую песню и соединились в хор. Голосили с залихватской удалью, до испарины в висках, любуясь собственной

причастностью к раскрывающейся в песне красоте. Мужчины, ещё не дошедшие до соловьиной стадии, помалкивали. Пока лишь один сестрин муж, кудрявый парень лет двадцати пяти, присоединился к женщинам профессионально отлаженным тенором.

Мутовкин на почётном месте, в дальнем конце стола, с сияющим благодушием на лице размахивал в такт мелодии вилкой. В необходимых, по его мнению, местах, где требовалось взять голоса выше или ниже, дирижёрскими жестами левой руки

пытался направить хор в нужном, по его мнению, направлении.

– Вот, дядя Степан, – наклонился он к сидящему справа крёстному, – слух есть, а с голосом никак жизнь не удалась. Страдаю я за это очень.

Сестра Шурка, самая трезвая из гостей по причине нахождения в беременном положении, подошла сзади к брату, облокотилась ему на плечо. Достала с блюда зажаристую гусиную гузку и подсунула её брату под нос.

– Съешь, Шурик. Ну, съешь, я тебя прошу. За меня… – ласково попросила она, другой рукой поправляя воротник на его рубашке.

Мутовкин отложил в сторону дирижёрскую вилку, взял гусиный деликатес и произнёс торжественно:

– Поступило предложение от моей любимой сестры Шуры выпить за неё!

Его услышали лишь сидевшие рядом и с готовностью потянулись чокаться. Пока одни пели, другие кромсали закуски, Шурик, обдумывал очередной тост. Потом скомандовал дяде Степану:

– Наливай. – Мутовкин поднялся с высоко поднятой рюмкой и, откашлявшись, с суровой торжественностью громко сказал: – Предлагаю выпить за героев Севера!..

– Весь вечер за них и пьём. Проснулся… – засмеялась его жена. – Садись уж, клоун.

Брат Сашка и крёстный тоже привстали со стульев и потянулись своими рюмками к рюмке Шурика.

– Погодь, погодь… – Мутовкин повыше поднял свою рюмку. – Я вам тут говорил… Оно, конечно, так, но всё не так-то просто и легко, как я вам рассказывал. Потому что… потому… Что так требуется для этих, как их, целей. Для привлечения притока рабочей силы в необжитые края нашей страны… На самом деле, товарищи, деньги нигде зря не платят. На самом деле мужественные покорителя Крайнего Севера каждый день, каждый час ведут героическую борьбу с суровыми природными условиями. Во имя процветания и счастья всех людей!

– Ура! – закричал крёстный, доведённый красивыми фразами до восторженного состояния и, дотянувшись наконец-то до рюмки Шурика, чокнулся.Кто-то из гостей тоже прокричал «ура!».

Все выпили – и жизнь за столом пошла своим ходом. Мутовкин, хотевший ещё что-то сказать, понял, что внимание коллектива ему больше не удержать, стоя опрокинул рюмку и сел на своё место.

– Я, Шурик, догадывался, что не всё там у вас прекрасно, как ты расписывал, – шёпотом посочувствовал Сашка. – Понятно. Приезжал бы ты домой, братишка, жили бы вместе. А не хочешь вместе, дом бы тебе отгрохали свой, кирпичный, а? С садиком бы?..

– В том-то и дело, Сашок, что я, если бы не эти трудности, возможно, и уехал бы с Севера. Но если там трудности, то я просто так не уеду. Бороться буду… Ещё года три, а потом вернусь, может быть.

– Семь лет, братишка, ты нас не видел, я подсчитал. Так ведь, считай, вся жизнь врозь и пройдёт… Понимаешь, Шурик, скучаем мы по тебе. Возвращайся, а?

Растроганный словами брата, Мутовкин почувствовал нарастающий в горле плаксивый комок. Поскрёб ногтём пятнышко на скатерти и сказал:

– А хочешь, Сашок, я тебе машину куплю?

– Зачем? – спросил всё также шёпотом Сашка.

– Ну, как, зачем? Кататься будешь.

– Покататься я в любой момент могу. Я, главный механик в нашем машинно-тракторном парке, всё-таки. Хочешь – на самосвале катайся, хочешь – на комбайне или тракторе… Приезжай домой, Шурик. А? – Сашка заглянул просительно снизу в глаза брата и положил свою ладонь на его запястье.

К Мутовкину, таща за собой табуретку, пробрался Пётр Александрович Бондарев, тоже из рода Сашкиных, работающий учителем истории в Сосновской школе.

– Расскажи-ка, Шурик, поподробнее, – попросил он, присаживаясь на принесённую табуретку.

– Про что, дядь Петь? – меланхолично спросил Мутовкин.

– Ну, про это, о чём говорил… Как там у вас на краю земли люди обитают.

– Обыкновенно обитают. Как здесь, так и там: работают, в кино ходят, в бане моются, детей рожают…

– Не-е, – поморщился Пётр Александрович. – О трудностях. Какая там борьба с ними идёт. Вообще, что там у вас не как у нас?

– А-а, – оживился Мутовкин. – У нас там всё по-другому. На крылечке просто так не посидишь – комары до костей зажрать могут. Комарья – тьма. Накидываешь, обычно, накомарник из тонкой сетки и идёшь гулять по посёлку. Все в этих накомарниках, так что и не разглядишь, с кем уже здоровался, а с кем – нет. Зимой