Веселые каникулы мажора

— Уй! Я на что-то наступил, — вскрикиваю и лечу спиной вниз. Приземляюсь мягко, но аккурат посередине ряда.

Не нашего… Соседского… Тётя Тася теперь семь шкур сдерет, если узнает, кто это сделал…

— Дай посвечу, — Геныч помогает подняться и рассматривает масштаб катастрофы. — Футболке конец!

— Понял уже. Хватит ей, — трясу почти целой миской, которую додумался поставить в стороне.

— Ты иди, а я сам Ваське передам, — предлагает друг. Наверное, лучше согласиться, но я упорно мотаю головой. Сам хочу отдать.

Василиса счастлива. Хохочет, получив клубнику. Баба Шура ласково треплет волосы и достает бумагу, чтобы завернуть нам с собой лепешек.

— С Васенькой вместе делали. Она сама лепила, — приговаривает с гордостью.

Лепешки правда вкусные, очень! Мы уплетаем все. А потом, уже дома, я улепетываю от рассерженной бабушки, которая машет мокрым полотенцем:

— Аааандреееей!

1990 год

Глеб Жеглов и Володя Шарапов

За столом засиделись не зря.

Глеб Жеглов и Володя Шарапов

Ловят банду и главаря.

Расцвела буйным цветом малина,

Разухабилась разная тварь.

Хлеба нет, а полно гуталина,

Да глумится горбатый главарь!

Атас! веселей рабочий класс!

Атас! танцуйте мальчики, любите девочек!

Атас! пускай запомнят нынче нас!

Малина — ягода! Атас!

Выглядываю из окна сарая, где устроил пиратский перевалочный пункт, и вижу Крокодила, бегущего за дом напротив. Давно в нём никто не живет, а огород зарос сорняками, как бабушка говорит.

Ещё она говорит, что скоро объявится хозяин и всем мало не покажется. Я особенно боюсь, что он вспомнит про кота и захочет забрать обратно.

Но я уже решил, что не отдам. Кот ко мне привык, мама его любит, папа уступает свою подушку, когда уходит на работу по утрам. А меня Пухляш встречает из школы.

Вообще-то его по-другому звали, но маме понравились кошачьи пухлые щёки. Я щёки не нашёл, а кличка привязалась. И коту нравится!

Но кот ладно, сейчас важнее выяснить, куда мой лучший друг без меня рванул?

Достаю дедов бинокль и протираю стекла, чтобы было лучше видно. Мы с Генкой вместе собирались поиграть, я его с обеда здесь жду—жду, а он…

А у него секреты, значит. Как у девчонки!

Фыркаю и устраиваюсь на животе, просунув бинокль в дырки между досками. Лёжа-то удобнее смотреть: можно ногу почесать, или даже задремать, когда наблюдение очень уж скучное.

Это мы за Натахой следим и зеваем. Но в этом году что-то Крокодил совершенно перестал расспрашивать о сестре. Уже август наступил, а он ни разу не позвал её погулять вечером. Если только я зову, а сам — молчит.

Разлюбился или стесняется?

Я вот очень стеснялся весной, когда в наш класс пришла новенькая девочка. Её как посадили со мной за одну парту, сразу начал стесняться, а ещё учиться начал хуже, потому что новенькая постоянно заглядывала в мою тетрадь. Хорошо, что учительница заметила и отсадила меня к другой девчонке. С ней мы с первого класса друг дружку не любим, поэтому только локтями потолкались и перестали.

Так-так-так… Пока я вспоминаю школу, Генка что-то ищет, наклонившись. Настраиваю резкость и присвистываю, тут же закрывая рот рукой.

Мой друг сошёл с ума!

Он рвёт цветы!

Слетаю вниз и чуть не сбиваю с ног бабушку, которая несет еду поросятам. Она работает дояркой в колхозе и уходит очень рано, потом возвращается домой, делает дела и вечером уходит снова. А мы с дедом к её приходу всех животных убираем, кормим, траву на ночь готовим. Короче, тоже трудимся не покладая рук!

— А ты куда это? — кричит бабушка, но я уже не успеваю ответить.

Бегу к Крокодилу и, запыхавшись, смотрю на яркий букетик в его руках.

— Ты это… Кому это ты? Наташке, да?

— Нет, — друг смущается! Смущается!

У Крокодила краснеют щёки, нос и даже шея!

— А кому?

— Одной девочке хочу подарить.

— Ого! А я её знаю?

Сам же наклоняюсь и тоже рву цветы. Генка собирает васильки, а я вру ромашки. Всовываю пучок другу и окидываю взглядом со стороны:

— Красиво будет. Так кому подарок?

Отхожу дальше, где ромашки пожирнее, побольше. Одну вырываю с корнем и воюю, стараясь оторвать часть с землей.

— Ты не знаешь. Я сам потом отнесу. Только ты это, Барс, никому.

Барсом я стал недавно. Точнее, фамилия у меня всегда была «Барсов», а прозвище прилипло после урока географии. И мне даже нравится. Барс — это лучше, чем Пупок, как прозвали Борьку Пупкова.

Крокодил тоже норм, хищник же.

— Я — могила, — «закрываю» рот и выбрасываю в траву «ключик». — А можно с тобой?

— Ну я…

— Мы ж друзья, Генка? — отдаю вторую часть ромашек, любовно расправляя оставшиеся листочки отвоеванного цветка. — Я только с тобой дойду и обратно. Мешать не буду.

Если честно, мне просто интересно, кто же эта девочка, которая покорила неприступного Крокодила!?

Мой друг красивый, как говорит мама, высокий. И смелый там, умный ещё. И про космос много чего знает.

Все думали, он на Наташку запал до конца дней, а он другую нашёл.

— Ну, ладно. Только помни, что ты обещал!

* * *

Мы идём по краю дороги, обсуждая очередную забастовку в Болгарии. Дед бросил газету на столе, протирая очки, а я подхватил и сунул нос. Не понял ничего, но проникся общим настроением, которое подхватил и друг. Он, как и я, политикой интересуется по разговорам бабушек с соседками, но нам обоим нравится делать вид, что мы всё понимаем.

— А далеко ещё?

Почти всё село прошли, осталась одна улица, на которой несколько домиков. И что-то я не помню, чтоб здесь на лето приезжали девчонки.