Весеннее чудо для мажора

— Булка, блин, изыди, — рявкнул Андрей, — отпихивая радостную, встречающую нас псину.

— Не рычи на мою Булку, — я толкнула Булатова локтем в торс.

— Булка уже твоя? Спелись? — Андрей взвалил меня на плечо, и понес в комнату.

— Так ведь всё твоё теперь моё, не так ли? — мне снова стало смешно.

Я будто пьяная, или даже хуже — словно покурила чего-то веселящего и запрещенного.

— Вот и заводи после такого невесту, — Андрей бросил меня на кровать, и взялся за мои джинсы. — Последнего можно лишиться.

— В смысле «заводи»? Я тебе что, собака? — пихнула его ногой в грудь, играя с ним.

Андрей поймал мою ступню, и поднес к губам.

— Булка послушнее тебя, — прошептал он, и прикусил мой мизинец.

А затем и лизнул, заставляя меня сдавленно стонать.

— И кто же тебе дороже?

Голос у меня дрожит. Андрей может меня возбудить даже невинными ласками ступней. Да он даже просто взглянуть на меня может особенно — пьяным, дымным взглядом, и я уже готова.

— Так кто, Булатов? Если бы мы с Булкой тонули, кого бы ты посадил в лодку?

— Я бы уплыл один, — хохотнул парень, наваливаясь на меня. — В светлое будущее без твоей стервозности и чокнутой собаки. Прости, родная. Но я бы честно вас оплакал… дня два бы грустил.

— Мерзавец! — ударила его по плечам, собрала ткань его футболки, и рванула наверх. — Ну и какой ты после этого жених?

— Я бы уступил свое место в лодке тебе, дурочка. Если бы ты была с животиком, в котором был бы мой мелкий. Сам бы прыгнул в воду.

Андрей отстранился от меня, сел между моих разведенных ног, заставляя скучать по приятной тяжести его тела.

— А не беременную можно и в воде оставить? — прошептала я, наслаждаясь откровенными ласками Андрея.

Булатов накрыл горячими, чуть шершавыми ладонями мой живот и, чуть надавливая, повел ими вверх. К груди, стиснутой развратным бюстгальтером.

— Ты спрашивала, как мне комплектик… офигенно, Лиз. В машине не разглядел, — он хотел снова склониться ко мне, но я выставила ногу вперед, и толкнула его.

— Комплектик еще с одним сюрпризом, — выдохнула я, краснея, и еще шире развела перед Андреем бедра.

Взгляд его сразу же устремился туда, на промежность, обтянутую прозрачными трусиками, в середине которых разрез.

В самом интересном месте.

— Ну как тебе? — тихо спросила, и накрыла лобок ладонью, массируя себя.

Открывая его взгляду, и снова скрывая.

— Как мне? — прохрипел Андрей, и спустил джинсы вместе с боксерами, и моему взгляду предстало мое любимое зрелище — его возбужденный, потемневший от притока крови, член.

Во рту стало вязко от слюны. Я, должно быть, нимфоманка, и плевать.

Хочу его. Ртом хочу.

Облизнулась с намеком, но Андрей покачал головой:

— Потом, кудрявая. Успеем, — выдохнул он, и опустился на меня.

Его член у входа в лоно, но Андрей не спешит. Водит им, ласкает головкой, собирает густую влагу, от которой промокает мое белье. И я жду его проникновения, как чего-то безумно, жизненно необходимого. Грудь высоко вздымается, по коже мурашки, а внизу живота — там, где так бесстыже гладит меня Андрей — стихийный пожар.

Интересно, пойду ли я завтра на собеседование, или мы не вылезем из кровати? А защита диплома? А вся остальная жизнь? Сейчас мне все неважно. Хочу лежать под Андреем с раздвинутыми ногами, и принимать в себя его член.

— Давай уже, — всхлипнула от особо чувствительной ласки по клитору.

— Лиза, — простонал Андрей мое имя, входя в меня.

Нежно, плавно растягивая. Очень медленно. Мучительно-сладко, черт бы его побрал.

— Лиз, про эту гребаную лодку… я бы без тебя не смог, ты ведь знаешь это? — Андрей толкнулся в меня сильнее, чуть сменив угол. — Люблю тебя.

Кожа к коже, он буквально раздавливает меня своим немалым весом, и я кайфую, принимая Андрея. Всего.

Обвила ногами мужские бедра, и подначила ударом пяток, подстраиваясь под его движения.

— И я люблю, — приподнялась, и всхлипнула от глубины проникновения в меня.

Дальше нам было не до разговоров. Я не хотела закрывать глаза, хотела видеть всё: как набухла венка на его лбу, как Андрей напряжен, и сосредоточен на движениях, как красиво лежат мои руки на его смуглых плечах.

Наверное, я создана для Андрея. А он — для меня.

Кровать бесстыдно скрипит, долбится об стену, и Андрей ускоряется. Движения уже не плавные, я больше не в неге от нашего слияния. Меня выгибает от резких, болезненных ударов члена, и я ловлю их, удерживаю Андрея в себе.

И двигаюсь, двигаюсь ему навстречу, подмахиваю бедрами.

Всхлипы и тихие стоны сменяют вскрики, особо громкие от глубоких проникновений и сокращения мышц. Андрей глухо стонет от того, как я сдавливаю его, и двигается еще быстрее, он практически долбит меня. Кровать под нами жалобно скрипит, по комнате раздаются пошлые шлепки от соединения наших тел.

Это охренительно хорошо. Это лучший день в моей жизни.

Надеюсь, таких дней будет множество, и все — с Андреем.

— Давай, любимая, кончай, — Андрей уткнулся лбом в мой лоб, смешивая наш пот, наше дыхание. — Кончай!

Резкий рывок члена… я жадно хватаю ртом горячий, будто пустынный воздух, и содрогаюсь всем телом. Сокращаюсь вокруг Андрея жадно, чувствуя, как он изливается с тихим стоном.

Снова в меня.

Неисправим.

Улыбаюсь своим мыслям, и глажу его мокрую от пота спину. Андрей все еще во мне и на мне, развалился абсолютно нагло, но мне хорошо, я всегда любила тяжесть его веса.

Вот только через пару секунд мне становится нечем дышать, и я спихиваю Булатова с себя.

— Лиз, — довольно мурлычет он, — будь хорошей девочкой, сгоняй на кухню. Хочу кофе и бутерброд.

— Сам сгоняй, — задыхаясь от сбившегося дыхания парировала я. — Я буду чай и вишневую слойку.

— Твоя кухня, ты и иди!

— Не пойду, — показала Андрею язык, и приподнялась с кровати от странных звуков: — Что это?

— Булка, — хохотнул Булатов, глядя на свою бедную собаку, скулящую на пороге. — Мы её напугали криками. Иди, и дай ей вкусняшку. Заодно и кофе с бутербродом мне принесешь. Давай, женщина, не ленись!

Сказал, и хлопнул меня по бедру.

Вот нахал! Я уже хотела объяснить Андрею на пальцах, что такое феминизм, но внезапно он расхохотался. Заливисто, довольно жмурясь при этом.