Весеннее равноденствие

Но твердый орешек, подкинутый коварной автоматикой, разгрызть не удавалось. Работа над проектом модернизации расточного участка катилась как хорошо смазанная тележка по асфальту, а доводка автоматики опытного узла неожиданно застряла в болотистой ухабине, и вытащить ее на ровное место никак не удавалось. Всплески злости, которыми Шевлягин пытался одолеть забастовавшую автоматику, походили на ту шоферскую ругань, которая вроде и к месту, хотя знаешь, что ругань не вытащила еще ни одной забуксовавшей машины.

— Я пошел, — сказал Шевлягин.

Нина и Муканов согласно кивнули и пожалели руководителя группы, которому предстояло делать очередной доклад руководству ОКБ о достижениях командированных в Заборск конструкторов. Проектом модернизации расточного участка последнее время руководство ОКБ почти не интересовалось, а достижения по опытному образцу с каждым прошедшим днем обретали все более и более жирный минус. Подковырки Кичигина, внутренние распри при очередной неудаче и даже комплекс кусачих эмоций, которые спускал Шевлягин с цепи на многотерпеливого Муканова, не могли равняться с теми убийственно вежливыми словами, какие приходилось слышать руководителю группы от московского начальства.

— Как же не усложнять, Андрей Алексеевич, если она сама усложняется… Понимаю, что само собой ничего не делается… Всю технологию просмотрели еще раз, на ощупь уже каждую операцию проверили. Торчали и у станков с утра до вечера… Работает же узел на ручном управлении и нормально работает… Конечно, вся изюминка в автоматике. Понимаю, что надо расчленить управление по операциям. Но тогда увеличивается число управляемых команд и резко снижается надежность прохождения сигналов. Да, получается такой заколдованный круг… Без начала и без конца… Не тяну я… И Муканов не тянет… Такие уж у нас головы… Значит, с дырками. Пришлите хоть на недельку Якубовского. Я понимаю, что он в полном замоте, но без него мы не управимся… Ну и выкидывайте узел из проекта! Не полысею… В конце концов я, Андрей Алексеевич, человек, а не счетно-решающее устройство… Не устройство, говорю!.. А я, между прочим, совершенно спокойно говорю… Это вы считаете, что мы три недели попусту профукали… Сегодня тоже работали… Да… Сегодня мы кроссворд разгадывали… Кросс-во-рд… Почему непонятно? За отсутствием озарения разгадывали кроссворд из «Огонька»… Кичигин заходил. Советовал начинать учиться играть на скрипке…

Доклад начальству кончился тем, что Шевлягин зло кинул на рычаги неповинную телефонную трубку и, в полном несоответствии со сказанным, подумал, что узел из проекта линии он выкинуть не даст и с проклятой автоматикой все равно управится. Кончится срок командировки, он за свой счет останется в Заборске, очередного отпуска не пожалеет. Должно же быть решение. Значит, его можно найти. И не нашли они потому, что плохо искали.

Все же яснее ясного.

Еще Шевлягин думал, что по возвращении в ОКБ, если начальство не выпрет его с работы за несоответствие мыслительных способностей занимаемому служебному положению, он перевернет работу бюро перспективного проектирования. Всех этих перспективных мыслителей начнет нещадно гонять по рабочим проектам. Прекрасную жизнь обеспечили себе теоретические деятели. Намалюют на ватмане эскизик с пустяковой идейкой, сунут на подпись доброму начальнику бюро, а тот очередной раз лопухнется, удостоверит недопеченный пирог личным факсимиле, а потом ватман свернут в трубку и положат на дальнюю полку. И никаких больше им заботушек. Зарплата идет нормально, «прогрессивка» тоже раз в квартал капает, нервного расстройства не случается, сверхурочного труда не требуется.

Нет, дорогие подчиненные, кончится скоро ваша спокойная жизнь. Выдал предложение, вытащил на ватман что-нибудь стоящее, сам его и доведи до конца, до натуры, до воплощения в металл. Сам послушай, как в металле, твоя идея заскрипит и заскрежещет, собственными глазами полюбуйся, как одна несуразность будет налезать на другую, как застопорится все вдруг из-за какой-нибудь пустяковины, о которой твоя голова не захотела подумать.

Вот так вас, линей-теоретиков, будет воспитывать начальник бюро перспективного проектирования, возвратившись из Заборска. Потому что только так можно стать настоящим конструктором, настоящим перспективщиком.

Совсем, понимаешь, закостенели в активной деятельности.

— Не пройдет сигнал, — сказал Муканов, стоявший по другую сторону узла. Из-за станины была видна лишь его взлохмаченная, давно не стриженная голова. — Я тебе говорю, что не пройдет… Здесь датчик, там датчик. Он же такой маленький, сигнал. Он же как маленький мальчик. А мы ему тут забор поставили, здесь забор поставили. Не умеет он через наши заборы перелезать… И сил у него не хватает… Не будет надежности.

— А как обеспечить надежность?

— Два гвоздика и проволочка — самые надежные… Не пройдет сигнал.

— Ниночка, прикинь еще раз наш расчет.

Пажура, тщательно оберегавшая новенькие джинсы на роскошных «молниях», послушно вытащила из кармана логарифмическую линейку и принялась считать, поглядывая на схему автоматики.

— Чепуха получается, — вскинулся Муканов, услышав результат счета. — Я вчера три раза считал. Совсем никакой чепухи не получалось. Все хорошо получалось.

— Вчера, может быть, Джангирушка, у тебя и хорошо получалось, — рассудительно ответила Нина. — А сегодня получается расхождение на целый порядок. Нолик у тебя выпал. Маленький такой нолик. Даже без палочки.

— Значит, опять взяли неверную базу для отсчета. Не может быть здесь расхождения на целый порядок. Теоретически нельзя допустить такую нелепость… Будем раскручивать с другого конца.

Шевлягин говорил строго и солидно, а внутри не было ни строгости, ни капли солидности. Внутри были неразбериха и хаос. Как в новой квартире после разгрузки фургона с домашними вещами, когда кастрюли оказываются рядом с книгами, а в глаза лезет прабабушкино ватное одеяло, о существовании которого в собственном имуществе ты не подозревал, а позарез нужные молоток и коробка с гвоздями, предусмотрительно припасенными к первым минутам обустройства на новом месте, оказываются упакованными в самую глубину этого одеяла, туго скатанного в узел и перетянутого древними багажными ремнями с точеной деревянной ручкой.

— Ну, что на меня уставились, как на слона из зоопарка! — зло сказал Шевлягин верным помощникам. — Работать надо, а мы собак пасем. Сочи вам здесь. Побаловались кроссвордиками, и хватит. Попробуем заново всю логику рассчитать. Вопрос, как говорится, встал теперь ребрышком.

Опять шли дни и головы пухли от расчетов и перерасчетов. Были междугородные разговоры с начальством, после которых Шевлягин стал появляться в комнате с трафареткой на двери таким мрачным, что Нина Пажура держалась поближе к Джангиру, проявлявшему к ней давнюю и устойчивую симпатию, зная, что он встанет грудью на ее защиту от физических действий руководителя группы.

Заново все было обсчитано вдоль, поперек и по диагонали. Кроме злополучного «нолика», опрометчиво забытого Мукановым, не найдено ни одной ошибки. Автоматика должна была работать, а она не работала. Сигналы либо дохли, не достигая управляющих реле, либо начинали давать такие сбои, что узел скрежетал, трясся, как в лихорадочном ознобе, и грозил развалиться на глазах испытателей.

Кичигин, то ли подобревший от успешной работы над проектом модернизации расточного участка, где все уже подходило к концу, то ли тронутый мучениями перспективщиков с опытным узлом, предложил в помощь Шевлягину группу заводских наладчиков. Василий Анатольевич гордо отказался, будучи убежденным, что проблемы решаются не числом, а исключительно умением.

У руководителя группы возникла и стала крепнуть мысль, что Джангир Муканов не виноват, и Нина Пажура тоже не виновата. Что расчеты сделаны правильно, что лепить дополнительные датчики к узлу нет необходимости, что исходную базу для решения в самом деле нужно искать совершенно другую. Цифры врать не могут. Формулы выдают абсолютно точные результаты. Следовательно, ошибка лежит в иной области.

Джинсы небесно-голубого цвета с первого же взгляда каждый относил к классу «экстра». Простроченные ярко-желтой нитью, с блестящими хромированными скрепами на углах и пересечениях швов, благородно шуршащей «молнией» и фирменной нашивкой, где была изображена пальма, джинсы навевали мечты о дальних странах, ковбоях, босоногих танцорах и синкопических звуках оркестров на верандах приморских кафе. Сколько стран проехали джинсы, сколько миновали таможенных контролей, чтобы законным путем оказаться под прилавком комиссионного магазина, где работала многоопытная Мария Эдуардовна, отлично знающая конъюнктуру цен на внутреннем «джинсовом» рынке. Добрая душа ее откликалась на зовы о помощи тех клиентов «комиссионки», которые досконально были проверены на умение сохранять скромные торговые тайны. Почти месячная зарплата инженера-конструктора Нины Пажуры перешла в руки Марии Эдуардовны в обмен на «джинсовую» мечту. Джинсы довели природную стройность Пажуры до подлинного совершенства, так умело оттенили все особенности ее фигуры, что ни один мужской взгляд не мог равнодушно скользнуть по рыжеволосому, старательному, хрупкому и подвижному инженеру-конструктору. К искреннему негодованию Джангира Муканова, мужские сердца на Заборском станкозаводе до наглости откровенно трепетали при виде Нины Пажуры, щеголявшей по механическому цеху в роскошных джинсах.