Вестерн в стиле рок-н-ролл

– Ничего? Вообще?

– Вообще, - подтвердил Джордж.
– Даже о мухах.

– Я понял.

Мне стоило большого труда удержаться и не пристрелить его на месте. Моя левая рука вцепилась в правую и сдавила её так же нежно, как Лаокоон обнимал взбесившегося льва. Было важно, чтобы правая не добралась до револьвера.

– Хорошо!
– пошел на попятную, чтобы разрядить (морально! исключительно морально!) атмосферу.
– Если мы хотим поймать человека, мы должны научиться не думать, как люди. Это тебя устраивает?

Джордж согласился без возражений, и я объявил, что мы едем к старику с собакой.

Зачем? Побеседовать по душам.

Глава 3

Чтобы лучше понять все ухмылки фортуны, в этой главе приводится поток сознания робота Клайв (модель GF 8).

До Полигона рукой подать - примерно двое суток галопом, если не задерживаться в салунах и не позволять себе внеочередную стопочку текилы длинною в бесконечные "пять минут". А что такое жизнь охотника за головами, если выкорчевать из неё салун с девочками и бутылку текилы? Эта проза. Грубая и злая, как мескитовый куст в засушливое лето. Об этом любил рассуждать Омар Ха-Эм, он написал на двери своего жилища такую фразу: "Поток вина - родник душевного покоя, врачует сердце он усталое больное". Не знаю, как мистер Омар относился к девушкам, но подозреваю, что не возражал против их общества. И то сказать, что может быть приятнее, чем ущипнуть после глотка текилы чью-нибудь аппетитную...

Н-да. Что-то я замечтался.

Итак, путь к Полигону лежит вдоль тропинки, выложенной желтым кирпичом, и в этом есть определённая поэзия. Меня, во всяком случае, эта "лунная дорожка" настраивает на философский лад. Я думаю о благих намерениях, что приводят праведников в ад, и выводят грешников наружу. Да-да, не удивляйтесь. Как и всякое иное замкнутое пространство, ад не безграничен, и если поместить в него одного праведника, непременно требуется выпустить одного грешника - дать ему свободу. По этому немудрящему "водному" правилу осуществляется круговорот морали в природе.

Признаться, я никогда не бывал около Полигона, и представлял это гостеприимное местечко чем-то вроде аризонской пустыни в полдень. Или, на худой конец, в виде плавильной печи, когда истопник поддал жару и пламя становится оранжевым от гнева, и норовит вывести из строя ваш зрительный сенсор. На самом деле, Полигон оказался вполне пригодной для жизни и даже милой провинциальной дырой. Он встретил нас таким пейзажем: от небольшого озера с прозрачной зеленоватой водой вглубь саванны тянулась посадка голубой агавы, несколько пальм, высаженных с поэтичной хаотичностью, оживляли передний план, а кукурузное поле распласталось до самого горизонта. Красиво!

– В детстве, - сказал Джордж, и глаза его замутились ностальгией, - я любил убежать в кукурузное поле и спрятаться там. Мы играли с ребятами в прятки.

– Ага, - ответил я и расстегнул кобуру.
– Ври больше, кукурузник ты мой.

– Почему ты решил, что я лгу?

Ответа он не дождался - неподходящее для этого место, да и время неблагоприятное.

Старика с собакой (как мы его называли между собой) на самом деле звали Ротшильдом. Малый это был своенравный и непредсказуемый... впрочем, как все и углеводородные создания (я говорю о людях). Мог стрельнуть, не спросив серийного номера, а мог накормить плюшками с чаем, как фрекен Бок. Кому как повезёт. Всё зависит от ноги, с которой старик поднялся.

Я намекнул Джорджу об опасности, и велел держать хвост пистолетом. "А пистолет?
– уточнил напарник.
– Следует держать хвостом?"

– Нет, тоже пистолетом. Два пистолета - хорошо, один - плохо.

Хижина Ротшильда была сделана из того же материала, что и дома трёх поросят, только старик объединил поросячьи ухищрения в одну постройку: он использовал камни для стен, хворост для навеса, а солому для кровли - получилось недурственно. Между домом и кукурузным полем Ротшильд устроил огород и микроскопический цветник.

Мы приблизились.

Собака, дёргая цепь, облаяла нас во всю глотку. Какие она при этом испытывала чувства, утверждать не берусь, но выглядело это... жизнерадостно. С таким оптимизмом маньяк потрошит свою жертву, полагаю.

– Чёртова клонированная тварь!
– сказал Джордж, и мы вошли в хижину, почтительно склонив головы перед низкой притолокой.

Старик сидел за столом, мастерил из проволоки нечто чудесное. При нашем появлении он не выказал эмоций, как будто охотники за головами являются к нему в дом дважды в сутки, и очередная парочка только-только покинула жилище. Ротшильд кратко взглянул на нас, и в этом взгляде я рассмотрел высокомерие. "Что привело вас ко мне, дети мои? Вы бредёте по свету в поисках истины?" - мне показалось, сейчас он задаст этот вопрос скрипучим надтреснутым голосом, и станет похож на пастора забытой церкви, забытого бога.

Однако Ротшильд молчал.

Я хорошо рассмотрел старика. Цвет его глаз люди называют бледно голубым (длина волны 472 нм). Морщины делают лицо похожим на карту штата Колорадо - насколько я знаю, старик оттуда родом. Невысокой рост, залысины, густые пучки бровей. Его нельзя назвать привлекательным, и это вполне естественно - старость мало кого красит.

"Для Ротшильда мало что изменилось, - подумал я.
– На Земле он вёл уединённый образ жизни. Жил в лесной хибаре, знал наперечёт медведей и здоровался за руку с енотами. Здесь он служит дверником, это почётная должность - охранять врата на Полигон. Дверник... привратник... Ротшильд имеет служебное положение, профсоюзный билет, воспитывает клонированную собаку и лелеет клумбу с левкоями". Мысль получилась грустная, ибо я не был уверен, что существует профсоюз привратников на Эдеме 18, а также сомневался, кто кого из этой троицы воспитывает? "И кто кого взращивает, - подумал, - тоже вопрос. Может статься, пёс воспитывает стрика, а цветы кормят обоих?"

– Мы приехали к вам как к эксперту, сэр!
– Джордж прервал поток моих размышлений.

– Похвально!
– одобрил старик и сразу перешел к делу. Для этого он провернулся на стуле, и достал из шкафа литровую бутыль с деревянной затычкой.
– У меня лучший кукурузный виски в этих краях. Желаете откушать?

Джордж облизнулся, а я выступил вперёд, оттеснив Джорджа от бутылки.

– Благодарим вас, сэр, но мы не по этому поводу.

– Я так и знал!
– старик блеснул глазами.
– Этим вы, ребята, и отличаетесь от людей. Вы не пьёте. Всё у вас понарошку.

Старик налил себе стаканчик, и опрокинул в рот изящным отточенным жестом. "Профессионал!" - восторженно выдохнул Джорджи. Я двинул ему локтем по рёбрам.

– Вы пришли, чтобы почувствовать разницу? А?
– стрик подмигнул и захихикал.

– Вы читаете наши мысли, сэр?
– уточнил я.

– Да бросьте, - старик повеселел.
– Вы же общаетесь между собой при помощи радиоволн. Разве нет?

– Не сегодня, сэр. Сейчас мы в режиме радиомолчания. Общаемся устно, звуком. Как во времена Шекспира.

– Иди ты!
– восторженно произнёс Ротшильд.

Возглас мне понравился, и я записал его в оперативную память. "Иди ты!" - сколько в этом экспрессии, и, одновременно, динамики. Не перестаю удивляться людям, их выдумке. Ротшильд продолжил:

– Верно это к дождю. Это ваше... радиомолчание.

– Простите, сэр?
– Джордж не понял подначки.

– Я бы предпочёл дождь!
– пояснил старик.
– Кукуруза сохнет... мать её!

Джордж подошел к столу, и положил на него два датчика. Один по магнитному, второй по электрическому полям. Сказал, что это диктофоны (соврал весьма правдоподобно, я бы сказал, естественно) и попросил объяснить: