Вестник в старом мире
Шрифт:
Федор Петрович показал на окоченевшие тела.
— Нееет, этим уже доктор не поможет, — Вадим поднял Щербатого на руки и понес в дом, бросив Ефиму напоследок: — Езжай в Заводское, капитан разберется.
— Будет исполнено, вашблогородие, — Ефим потянул за вожжи, и повозка тронулась.
Доктор часто принимал пациентов прямо в доме. На первом этаже он оборудовал приемную, кабинет и библиотеку, где собирал научные статьи.
— Сюда, на стол, — доктор зажег лампы и надел белый фартук прямо поверх халата.
Вадим положил Щербатого и отошел чтобы не мешать.
— Идемте,
Вадим дернулся и посмотрел вниз. Сухонькая бабушка-изюм тянула его за руку из операционной, — идем, идем, Федор Павлович знает, что делает, не нужно ему мешать.
Вадима усадили на кухне и поставили чайник. Бабушка ловко спустилась в погреб и принесла кусок сала, горилку и чеснок.
— Ты поди замерз совсем, пей, согреешься.
Вадим не отказался, но выпив горелки и утерев рукавом рот, спросил:
— Замаслить пытаешься, старая?
— Ну не без этого. Не каждый день видишь такого спокойного барина. У тебя там хлопца режут, а ты сидишь и глазом не моргнул.
— Не родной же, — Вадим закрыл бутылку и внимательно следил за бабулькой. Она хозяйничала по кухне, пряча глаза.
— Неродной. Но я тебя барин запомнила, ты тогда принес учительницу Вари, почти так же.
— Не помню, чтобы видел вас.
— А ты и не можешь, я не показывалась.
— Таились?
— Таилась.
Вадим достал из внутреннего кармана чехол с пенсне.
— Мне из тебя каждое слово клещами тащить старая?
— Не надо клещами. Просто я вижу, что не человек ты, — у Вадима поднялась бровь.
— Черт, что ли?
— Не черт, у меня здесь в каждом углу по иконе, — бабушка посмотрела в угол комнаты, где стояла маленькая, и перекрестилась, — Но не человек.
— Ни хвоста, ни крыльев у меня нет, кто, если не человек? — Вадиму нравилась эта игра, он позволил себе намек на улыбку.
Бабушка покрутилась у печки в нерешительности. Она не хотела говорить, но откровенно боялась Вадима. От одного его взгляда по старой спине бежали мурашки. Тяжелого, наблюдательного, липкого взгляда, после которого хотелось в баню.
— Готово, — на кухню зашел вспотевший Федор Петрович и налил себе горилки, — Ух.
— Как он? — Вадим встал из-за стола.
— Плохо. Пулю достал, но кровиии, — доктор покачал головой, — крови сколько ушло. Если это его не убьет, то горячка.
— Горячка? — Вадим прищурился.
— После ранения, часто еще гной появляется, и кожа темнеет, — пояснил доктор.
Вадим зажмурился и зашевелил губами.
— Хорошо, — он решился и достал стеклянный пузырек с янтарной зеленой жидкостью из кармана жилетки.
— Это что?
— Янтарный зеленый. Краситель для одежды. У меня на заводе рабочий порезался и случайно облил рану краской, так потом все зажило, лучше прежнего. Так никакой горячки или гноя.
Портрет лица Федора Петровича можно было ставить рядом со словом "сомнение" в толковом словаре.
— Я хотел отнести к кому-то из врачей, но не разбираюсь. А здесь, вы сами сказали, что нежилец, — Вадим врал, врал искренне и убежденно, от всего сердца.
— Ну хорошо, — Федор Петрович взял пузырек и покрутил его на свету, — Эх, грех-то какой.
Он ушел, оставив Вадима
наедине с бабушкой.— А ведь ты знаешь, что делает, это твоя изумрудно-зеленая! — заявила бабушка, закрыв дверь на кухню.
— И?
— Так чего же не вылечил?
— Не умею, — Вадим искренне развел руками, — Чему-чему, а спасать людей я не учился.
— Ну и зря, хорошее дело, боголепное.
Вадим не ответил.
В окне промелькнул всадник, а на полу кухни заиграли тени.
— Кого там еще нелегкая принесла? — бабка, шатаясь из стороны в сторону, пошла посмотреть, но только заглянув за занавеску отшатнулась и перекрестилась, — Чур меня.
Вадим сам подошел посмотреть, потянувшись к револьверу в кобуре, но заглянув на улицу, улыбнулся.
У дома Федора Петровича стояли три повозки с вооруженными новобранцами Вадима. Во главе этой процессии гарцевал капитан Захарченко, с обнаженной шашкой на коне.
— Это свои, — Вадим пошел в прихожую, чтобы встретить друзей, но бабку перегородила дорогу.
— Что за варяга? Ты всех сюда привести решил?
— Мы уже уезжаем, — Вадим легко отодвинул ее в сторону и открыл дверь. На пороге замер Ефим.
— Вашблогородие, я только приехал, а там уже все, — он развел руками, как будто хотел извиниться.
— Заходи, Ефим, ты останешься у доктора, — Вадим повернулся к бабке, — Федор Петрович не будет против ведь?
— У нас нет мест для гостей! — бабка нахохлилась, но открылась дверь в приемную доктора. Федор Петрович мокрым полотенцем протирал руки. Он окинул всех тяжелым взглядом и сказал:
— Оставайтесь.
— Буду вам признателен, не хочу оставлять слугу одного, Ефим присмотрит, — Вадим поклонился и накинул шубу, чтобы идти на улицу.
— Но Вадим, у нас с вами будет долгий разговор.
— Конечно, не думайте, что я убегаю навсегда, — Вадим еще раз поклонился и вышел.
На улице его ждал улыбающийся Михаил. Он гарцевал на скакуне, шумно напевая походную песню.
— Ты такое пропустил! — Захарченко подъехал ближе, к поднявшемуся на повозку Вадиму.
Бойцы молча сидели в масках с рисунком белого светящегося черепа. Они держали новые револьверные ружья на плечах и тихо качались в такт повозке.
— Много пришло? — Вадим достал из шубы маску с изображением лица красного дьявола.
— Ух, закапывать устанем, — Михаил повел отряд вглубь тихого города к Эльбрусу.
— Закапывать не будем, в залив, и дело с концом.
— Повторяешься, — Захарченко потянул носом по ветру принюхиваясь.
— Это называется стиль. Правильно носом вертишь, пожар, — Вадим показал на тонкую линию зарева над крышами домов.
— Черт! — Захарченко пришпорил коня и бросился галопом по улице.
Они приехали, когда ресторан полыхал. Въезд во двор загораживала пара повозок с повисшими на них телами нападавших. Густая кровь не успела застыть на ветру и маленькими бутонами распустилась на снегу. Бойцы призрака спешились и цепью вдоль стены потянулись к проезду. Вадим шел первым с револьвером в руке, стоило ему зайти за угол, как раздался выстрел. Вадим повернулся к окну чердака и погрозил кулаком, а потом стряхнул сплеча каменную крошку.