Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа

— Наверное, я тупой, — Сергей уже не представлял, что делать. Конечно, Беренгария знает, чего она хочет, она красива, умна… Но, чёрт побери, завести лирическую интрижку с принцессой, предназначенной в жёны королю Англии? И не какому-нибудь там Эдуарду Второму, а самому Ричарду Львиное Сердце? Что ей теперь прикажете говорить? Пардон, мадемуазель, но я дал обет хранить верность своей Прекрасной Даме (какой ещё «даме»?) и не пошли бы вы подальше со своими претензиями?

— Почему именно я?

— Есть люди, которые мне нравятся, — наклонила голову Беренгария. — Вы слишком необычны, шевалье. Приехали издалека, внешность весьма нетривиальная — надоели белокурые норманны и черноглазые кастильцы.

«Отелло на тебя нет! — рассмеялся про себя мессир оруженосец. — Судя твоим словам о «необычности», ты завела бы роман и с сарацином, и с негром».

Беренгария, будто в ответ на мысли Казакова, весьма серьёзно сказала:

— Не подумайте, что я бросаюсь на шею первому встречному, сударь. Всё-таки отец дал мне приличное воспитание и я чту законы Церкви. Но… Вы мне действительно нравитесь. Вы слишком… чужой. Женщины всегда замечают особенных людей. Я не думаю, что в предопределённом и скучном будущем я встречу кого-нибудь, похожего на вас. И ещё… Если вы беспокоитесь из-за Ричарда, королева Элеонора найдёт способ оградить меня и вас от гнева моего жениха. Слышали поговорку: «Королевам не изменяют с королевами, королевам изменяют с горничными»? Ричард не станет долго беситься. Вот заведи я роман с Танкредом… Он, кстати, вызывает во мне похожие чувства — эдакий хищный волчонок…

— Вы очаровательно нескромны, Беренгария, — широко улыбнулся Казаков. — Признаться, вы мне тоже симпатичны. Просто как женщина.

Принцесса Наваррская поднялась со своего стульчика, подошла к оруженосцу и опустилась ему на колени.

— Перестаньте же смущаться, — с лёгким весельем в голосе сказала она, коснувшись губами левой брови Казакова. — Любовь заповедана Господом. Умоляю, сбросьте эту дурацкую шапку! Насколько же неудобны мужские моды…

А далее пришёл ясный рассвет, солнце хитро заглядывало в уютную комнату королевы сицилийской Иоанны, где была разобрана низкая и широкая постель с занавесями, свисавшими с потолка, глухие каменные стены хоронили в себе любые звуки, способные побеспокоить стражу или суровых камеристок английской монархини. Двое людей, столь неожиданно повстречавшиеся лишь недавним утром, лежали в объятиях друг друга, вполне довольные собой и окружающим миром.

Наступило второе октября 1189 года по явлению Спасителя. День, принёсший Сицилии неожиданное и кровавое бедствие. День, когда вчерашний союзник превратился во врага.

Глава девятая Особенности национальных забав

2 октября 1189 года.

Мессина, королевство Сицилийское.

Поначалу дотошные монахи, а несколько позже специально назначаемые королями герольды спокон веку составляли династические древа европейских повелителей — традиция сохранялась с римских времён. Человеку, обладающему хоть каплей внимания, становилось ясно: правящие дома королей и герцогов так или иначе состояли в близком и дальнем родстве. В отличие от Руси, где абсолютно все князья являлись прямыми родственниками (право на власть давало только происхождение от Владимира Святого, а значит, князь какого-нибудь заштатного Михайлова и владыки блистательных Галича, Суздаля, а то и Киева доводились друг другу двоюродными или троюродными братьями, дядями, племянниками и так далее), нигде в Европе вся знать государства не принадлежала к одному роду. Но и Европа могла похвалиться достаточно тесными семейными узами. Дочери Элеоноры Аквитанской выходили замуж за властителей самых разных земель, от Византии до Кастилии, семья английской королевы имела связи с Германией, Венгрией, Польшей, Палестиной. Король Иерусалимский был дядюшкой наследника византийского трона, тот оказывался племянником французской королеве, её дочь от второго брака сочеталась с сицилийским монархом, последний приходился тестем королю Польши, а поляк являлся сыном русской княгини… Остаётся задать ехидный вопрос: какова степень родства между таковой княгиней и королём Иерусалима, и могут ли их дети заключить брачный союз, не нарушая законов Церкви?

По крайней мере, у знатоков генеалогии и гербов всегда имелась работа.

Анжуйская семья потомков Жоффруа Плантагенета, отца Генриха II, с XII века начала расползаться по Европе, занимая княжеские и королевские троны. Спустя несколько десятилетий представители династии Анжу станут править Неаполем, королевством Венгерским, Сицилией, оставив своей главной вотчиной Англию. Но это случится позже.

Если король Генрих — Старый Гарри — и намеревался однажды развестись с Элеонорой, влюбившись во французскую принцессу Алису, ничего путного из этой затеи у него не получились бы. На пути влюблённого короля стояло два серьёзных препятствия.

Папа давал разводы только в случаях, когда непреложно доказывалась супружеская измена или жена не могла обеспечить продолжение династии по причине бесплодия. На адюльтере хитроумную аквитанку подловить не смогли, на бесплодие ей жаловаться тоже не приходилось. Первый её брак с нелюбимым занудой Людовиком обернулся тремя дочерьми, а потом Элеонора подарила Генриху II пятерых сыновей и ещё трёх девочек. Последнего ребёнка, принца Джона, Элеонора родила, разменяв пятое десятилетие жизни

Появившаяся на свет в 1155 году Иоанна, которую англичане звали Джейн, а французы — Жанной, как и все питомицы знаменитой королевы, не осталась без завидного жениха. Породниться с семьёй Плантагенетов, владеющих могучей Англией, желали все королевские дома Европы. Иоанна отправилась на Сицилию, просватанная за великовозрастного, но деятельного норманнского государя Вильгельма. Увы, она была младше сицилийца почти на тридцать лет, детей ему не принесла, а когда старый король умер, престол перешёл к его племяннику Танкреду.

Иоанна, зная, что её брат и мать находятся во Франции и собираются нанести визит на Сицилию, собиралась дождаться родственников, проводить Ричарда в Крестовый поход, а затем вместе с Элеонорой вернуться на родину. Вдовствующей королеве не хотелось оставаться на чужом для неё острове, хотя Танкред относился к Иоанне более чем уважительно. Если Бог даст, матушка сумеет устроить вдове новый брак с каким-нибудь пожилым герцогом.

Принцесса Беренгария недаром говорила Казакову о имущественных законах древних германцев. Они сохранились, пусть и значительно видоизменились с течением долгих столетий. Некогда за Иоанной дали приданое, и немаленькое — её отец Генрих являлся самым богатым монархом западного мира. Теперь, после смерти мужа, Иоанна могла по закону оставить золото и имущество на Сицилии, а могла и потребовать его обратно. Прецедент случился не столь уж давно — с её матерью Элеонорой. Когда последняя разводилась с опостылевшим Людовиком Французским, то потребовала назад своё достояние: огромное Аквитанское герцогство. Людовик не возражал, ибо понимал, что, коли он попытается насильно присоединить Аквитанию к Франции, не избежать волнений, баронских бунтов и всеобщего недовольства. Лучше уж править небольшим, но спокойным и мирным королевством.

До минувшей ночи о деньгах Иоанны Сицилийской никто не вспоминал. Вдова, не страдавшая пороками скупости или жадности, договорилась с Танкредом, что заберёт небольшую часть, дабы располагать собственным средствами, не рассчитывая только на престарелую мать и славного безумным мотовством Ричарда. Этим завершалась история её короткого правления на Сицилии — Иоанна, отягощённая несколькими тысячами унций золота, уезжает домой и остаётся для Танкреда просто отдалённой дружелюбной родственницей. Договор подписали, заверили королевской печатью и на том наследство вдовы было поделено.

Ричард Львиное Сердце всё решил за сестру. Ему требовалось немедленно завладеть приданым Иоанны.

* * *

Мессинский замок просыпался. С самым рассветом поднялись король Танкред и приближённые — им следовало отправляться за город для обустройства даваемого в честь гостей турнира. Осёдланные кони ждали сицилийцев во дворе и, едва на башне отбили первый литургический час, молодой король покинул Мессину. Уставшие за ночь гости — те, кто уже встал на ноги — подлечивали головную боль остатками вина и разъезжались по домам. Филипп-Август Французский, ночевавший в бывших покоях Вильгельма, дрых беспробудно, ибо привык вставать незадолго до полудня.

В коридорах обозначилось утреннее шевеление. Меняли посты, разносили знатным постояльцам тёплую воду и незамысловатый завтрак, состоявший из яблок, хлеба и лёгкого вина. Вполне выспавшийся Казаков бдел, где и положено — возле двери принцессы. Беренгария разбудила его, едва заслышав ржание и повизгивание коней, доносящиеся со двора.

— Если Элеонора нас застанет в таком виде, — хмыкнула принцесса, — всей её терпимости придёт конец. Мне предстоит долгое и показное нравоучение о грехе блуда, а вас она просто выгонит, шевалье. Впрочем, всё было чудесно, не правда ли?

— Беренгария, ты никогда не слышала об одиннадцатой заповеди, не записанной в Евангелиях? — Казаков, одеваясь, хитро покосился на принцессу.

— Как же, — наваррка подавила смешок. — Говорят, будто её придумали еврейские ростовщики и ломбардские торговцы. В Писании сказано: «Не кради, не прелюбодействуй, не возжелай…» Итальяшки всегда добавляют: «В первую же очередь — не попадайся». Элеонора наверняка оставит вас при моей особе ещё несколько дней. Полагаю, Ричард не захочет быстро играть свадьбу… Идите, мессир Серж! Только сначала поцелуйте. В лобик, как и положено верному, но целомудренному рыцарю. В лобик, я сказала!