Весы
Шрифт:
– Надо было объяснить мне это еще вчера!
– Вчера ты не понял бы меня! Вот, теперь ты знаешь! Самое страшное, если ты сейчас пробудишь в ней какую-то надежду… Пустую надежду или глупую иллюзию. Хорошо все-таки, что ты женат! Эта твоя дурацкая женитьба для нее – что-то вроде судьбы, пусть жестокой и несправедливой, все равно! С любой неизбежностью человек мирится. Но если он узнает, что неизбежность была глупой случайностью, это ужасно.
Она схватила сумку и зашагала вперед так быстро, что я еле догнал ее. Мне хотелось спросить Марту еще о многом, но я не смел. В эту минуту просто не смел. Скоро мы пришли домой; она так швырнула сумку на стол, что бутылки зазвенели. Потом молча
– Что это?
– Ничего! – огрызнулась она. – И что ты все крутишься возле женщин, иди отдыхай! Придет время – позову.
Так я и сделал. Ушел в свою комнату, зажег лампу, но она давала такой скупой свет, что читать было нельзя. Мне и не хотелось читать. Не хотелось думать. Я совсем запутался. Ничегошеньки я не мог бы решить в этот вечер, надо было прийти в себя, успокоиться, навести в душе хоть какой-то порядок. И тогда уже браться за клубок, каким бы безнадежным ни казалось это занятие.
Я медленно подошел к окну. Пристально вглядевшись, увидел двух – трех светляков, которые кружили в темноте, искали друг друга и видели друг друга, может быть, но были все так же далеки друг от друга. Тогда для чего им эти дурацкие фонарики? Зачем они обменивают себя? Или им обязательно нужно походить на людей?
Я отошел от окна и прилег на жесткую кровать. Мало народу ночевало на этой кровати, в нашем доме гости были редки. Какой-нибудь четвероюродный брат да разъездной торговец или усталый инспектор училищ… Ни кровать к ним не привыкла, ни они к ней. Она скрипела от досады, человек клял ее и спешил вернуться домой, к собственной удобной кровати. А я?
Да кто я такой? У меня ни прошлого, ни будущего. У меня ничего нет, даже самого себя. А если я проснусь среди ночи? И беспощадная машина в черепной коробке опять завертится? Смогу ли я ее остановить? Вряд ли… Самое лучшее, действительно самое лучшее, – опрокинуть стаканчик – другой. Может быть, это действительно приносит забвение, как утверждают люди…
Вскоре Марта позвала меня. Мы спустились вниз. Я открыл дверь кухни, и с порога ударил мне в лицо свежий и пряный аромат мяса, наверное, потрохов ягненка с ливером. Невероятный запах, который пробудил во мне все уснувшее. Мама уже сидела у стола и ждала меня. Сел и я. Марта торжественно водрузила на стол плоскую посудину из полупрозрачного стекла, заботливо накрытую крышкой. Когда она подняла крышку, благоухание стало невыносимым для моей слабой, чересчур восприимчивой души. Глаза сестры смеялись, она, наверное, хорошо понимала, какую бурю вызвала во мне.
– Ну! Что скажешь?
– Это сюрприз?
– Для меня – нет! В конце концов, я же ветеринарный врач.
– И все-таки не понимаю, зачем ты меня прогнала?
– Ах, зачем! – засмеялась она. – Ну, не притворяйся, сам знаешь, что ни к чему тебе было смотреть на кровь и все прочее. Я сама их обработала. Так лучше. Теперь если сам господь бог подойдет к столу – и тот протянет руку. Если он воистину создал нас по своему образу и подобию.
– Мама, и часто Марта тебя так угощает?
– Где там – часто, – покачала она головой. – Я-то больше пощусь. На тот свет надо идти чистым…
В это время Марта принесла бутылку. Ее чересчур пестрая этикетка ничего не говорила мне. По крайней мере, ничего хорошего.
– Ты не смотри на ярлык, – заметила сестра. – Мы его для заблуждения наклеили. А вино – наше. Мы его бережем для самых высоких гостей. И для себя, конечно!
Действительно, вино оказалось даже лучше ягненка. Первую рюмку я выпил чуть ли не одним духом. И вскоре перед глазами
у меня будто расцвел огромный алый мак. Моя бледная кровь, жиденькая, как сок, что пробирается под корой дерева, внезапно вспыхнула огнем. Даже мама удивленно посмотрела на меня.– Что это ты надул кровью гребешок? – пошутила она. – Или впервой попробовал?
– Мама, я не пьяница.
– Знаю, знаю. Но твой отец капли в рот не брал. Знаешь, что он говорил? Что человек и без того рождается скверным и развращенным, и незачем ему становиться еще хуже.
К моему удивлению, свой стакан мама выпила почти до дна. У нее тоже быстро покраснел гребешок, как она сама выразилась. Мне было чуть смешно и чуть грустно смотреть, как она раскраснелась до кончиков тоненьких ушей. И вскоре опять уснула за столом. Пришлось нести ее вдвоем наверх – в большую комнату, где когда-то спала вся наша семья. Когда мы вернулись на кухню, мне стало весело, хотя я и был немного смущен этим происшествием.
– Марта, это правда, что я был трезвенником?
– Правда, – кивнула она. – Причем фанатичным.
– И когда же начал пить?
– Откуда я знаю! Наверное, перед тем, как женился… Иначе ты бы этого не сделал. У Балевских слово крепко, тем они и известны на селе…
– Выходит, я первый опозорил фамилию?
– Выходит, так… Но не в этом дело, глупыш, пойми меня правильно. Я тебя не укоряю… и никогда не укоряла…
– А это еще почему?
– Почему!… Она тебе не пара, вот почему! Ты не думай, мы с ней дружили, мы и сейчас дружим, хотя я стараюсь пореже попадаться ей на глаза. Ну, так вот! Когда я узнала, что ты женился, у меня полегчало на душе. Мужчина не может жить с собственной тенью, ему нужно существо из плоти и крови… Нужны волнения, страсти, бури… Я даже могу себе представить, как вы с Лидией поженились. Сначала, наверное, напились как свиньи, разругались насмерть. Й только потом поженились.
Глубоко в душе я чувствовал, что она совершенно права. Наверное, именно так все и произошло, – в момент раскаяния или самозабвения.
– А Лидия тогда пила?
– Тогда – не знаю! Но сейчас она алкоголичка. Настоящая алкоголичка, в медицинском смысле слова. Сразу пьянеет и потом не знает, что делает.
– Но ты-то, наверное, знаешь?
– Нет! А и знала бы – не сказала бы. Пойми ты, наконец, что я ничего против нее не имею. Лидия – именно та женщина, которая могла тебя удержать. Было чем. Она яркая, пламенная, хотя и слабая. Слабая духом. Сильный не станет алкоголиком. Он может стать свиньей, даже зверем, но алкоголиком – никогда.
Я слушал, слегка испуганный.
– Может быть, это я ее довел.
– Не знаю. Может быть. Хотя, по-моему, если женщина любит по-настоящему, она ни за что не сопьется. Любовь – это сила. Влюбленный сумасшедшего задушит голыми руками, если понадобится защитить свою любовь.
А ты откуда знаешь это, моя бедная сестра, хотелось мне спросить ее. Прошла ли ты через этот огонь, и если прошла, то как уцелела? Но Марта неправильно истолковала мое молчание.
– Твоя вина другая! – нахмурилась она. – Ты мог ей помочь! Дать ей пример собственным поведением… Это – единственный выход. Не знаю, известно тебе или нет, но детей у вас не будет.
– По чьей вине? – встрепенулся я.
– По твоей, конечно. Как обыкновенно случается. Один – два аборта, и конец.
– А это ты откуда знаешь?
– От Лидии, – неохотно отозвалась Марта. – Она правильно сделала, что поделилась со мной. Как любая нормальная женщина, она чувствовала себя виноватой перед нами. Особенно перед мамой…
Я помолчал, потом заметил:
– Я не считаю это проблемой.
– Это ты сейчас так думаешь. Неизвестно, что ты говорил вчера. И что скажешь завтра.