Ветер моих фантазий. Книга 2

— У меня… мать в больнице, — неубедительно соврал он. А, может, и не соврал.

— Твое, — Акира вложил деньги ему в карман.

Но из электрики нас все-таки выперли. Велели притаиться под платформой. А то, мол, маловато народу едет. Да еще и у Акиры рука окровавлена. Точно подумают на нас. Мы медленно брели у насыпи к платформе, придерживая друг друга, а электричка уехала в сторону от города, утонула в темноте. И наша еда уехала с нами.

Я поскользнулась на насыпи. Крепкая рука подхватила меня, прижала к теплому телу. Почувствовала как быстро бьется в его груди сердце. Странные мгновения тишины. Гул колес, тающий вдалеке. Вдалеке свет редких фонарей у поселка.

— Ты… что ты там видела?

— Там…

Я бросилась к платформе, поскальзываясь в грязи. И полетела б вниз. Одна. Если бы он не рванулся за мной.

В овраг мы приземлись вдвоем. Парень на редкие кусты, а я — с воплем — сверху. Оба вымазались в грязи. Но сердце под моим плечом билось. Неровно, но… но он успокоился быстрее меня. И мое сердце успокоилось следом за ним.

— Ты живой? — робко спросила, устав молчать.

— И глаз целый! — преувеличенно бодро отозвался парень из темноты.

Хотя мобильник его мы посеяли.

Сидели на платформе. Сначала с разных краев полу обломанной скамьи. Потом как-то подвинулись друг к другу. Рассвет встретили уже сидя плечом к плечу. Я робко обнимала его за спину, а он меня — за плечи. Когда увидели свои чумазые лица и леопардовую одежду, смутились. И в следующий миг нервно рассмеялись.

— Как тигры, — усмехнулся парень.

— Леопарды, — улыбнулась.

Минут через пять зазвонил мой телефон. Голос был незнакомый. Не русский. Вроде японский. Отдала парню. Тот серьезно выслушал, хмурясь. Хотя под конец долгой речи собеседника наконец-то улыбнулся. Прямо лицо просветлело. Потеплели, радостно засветились глаза. Показал мне знак окэй. Еще немного послушал. Собеседник сам отключился.

— Отец и… — он запнулся, — И Киру уже летят в Японию. Отец позвонил жене дяди. Она, узнав, рассердилась. На мужа. Она не против, чтобы брата похоронили у нас. Его старший брат начал готовить похороны.

— А… отец Киру?

— Еще ищет нас, — Акира поморщился, — Или притворился? Но в Японии ему сложно будет сопротивляться. И, главное, Киру не успели похоронить в России. Это было бы сложнее, — голос его дрогнул, — Вернуть его домой.

Хотя мы оба понимали, что дома у Киру не было никогда. И никогда не будет. Чудо, если пустят на семейный участок кладбища! Хотя ему уже будет все равно.

Вздохнула.

— Надо выбираться отсюда, — парень хмуро посмотрел на мой древний телефон.

— Пойдем, купим билет. У меня должно хватить.

— Извини.

— Я сама виновата.

Еще до приезда электрички служащая обработала и перевязала Акире руку и подговорила нас купить молока у ее сестры. Сестра — бодрая бабуля на старом-старом велосипеде — приехала минут через пятнадцать, с большим бидоном. Он у нас быстро закончился. Служащая поделилась с нами, озябшими, половиной горбушки хлеба. Хлеб тоже испарился за несколько мгновений.

— А вы откуда? — сочувственно спросила она.

— С похорон, — проворчал Акира.

Вопросы дальнейшие иссякли.

Электрики мы дожидались уже на платформе, сидя плечом к плечу на сломанной скамейке. Я сжимала в руке билет. Когда показалась электрика, вскочила. Доска на моем месте взмыла вверх. И несчастный Акира с воплем скатился с другой стороны. А электричка оказалась пассажирским поездом. Из редких открытых окон на нас недоуменно смотрели сонные русские лица.

— Тьфу, блин! — провыла я, — То есть, я не на тебя…

— Понимаю. Мерзкая неделя.

Парень со стоном поднялся. Пытался отряхнуть свитер и штаны, но, оглядев себя при свете дня, бросил эту непосильную задачу.

— Прости, я…

— Где билет?..

Дальше мы ползали на четвереньках, ища билет.

Не сразу догадались, что второй билет мог провалиться в дырку под скамейкой. Я, вздохнув, сама сползла под платформу, зажимая нос. Искала среди гниющего хлама, древних пластиковых бутылок и… эээ…

— Нашла? — спросили с боку.

— Тебе не стоило…

— Так оба будем пахнуть, — бодро заметил он.

Смутилась и отвернулась.

Контролеры наткнулись на нас прямо в переходе вагона, куда вошли. И «таких бомжей» не хотели пускать. Обозвали наркоманами. Ворчали, мол, как нам не стыдно и все такое. Мы робко ехали в переходе у дверей, чтобы не бесить остальных своим запахом.

— Главное, Киру улетел! — бодро сказал мой спутник, заметив очередной мой виноватый взгляд.

— Киру улетел… — глухо повторила я.

В Питере на улицах на нас все косились. И в метро от нас шарахались, зажимая носы. Разумеется, все сошлись, что мы наркоманы. Милиция нас хотела оштрафовать. Акира бодро показал им свой пустой кошелек. Вздохнув, охранник пожертвовал нам два жетона.

В метро я заснула. И получилось, что доехали, куда собирался он. Снова побрели к его отелю.

— Я дам тебе чистую одежду.

— Прости, — вздохнула.

— Да перестань! — не выдержал он.

Но, хотя вроде сердился — или просто жутко устал — в душ меня запихнул первую.

Принес спортивные шорты и рубашку рабочую. Тускло-бордовую.

Когда вышла из душа, хотела уйти. То есть, немного присесть на краешек кровати. Хоть на что-то мягкое. Все себе отсидела по электричкам…

Очнулась ночью. В незнакомой комнате.

Мягко горел ночник. Спал парень возле меня, почти в плотную ко мне. Разметались длинные черные волосы. Медленно вздымалась и опускалась худая грудь. Сползла с кровати. Осторожно укрыла его краем одеяла из-под меня. Его худые ноги в драных черных джинсах. Робко легла на простыню.

Чуть погодя, он повернулся во сне. Сонно назвал меня мамой. Вдруг обнял и притянул к себе, уткнулся лбом мне в спину. Страшно смутилась. Но так было теплее. И вообще лень было дергаться.

Проснулась утром. Под теплым легким одеялом. В чужой просторной светлой комнате. В плотно прикрытую дверь проникал запах кофе. Кофе… В номере Акиры…

Перегнулась через край кровати.

Когда он распахнул дверь и увидел, что теперь на полу его комнаты, куда сполз край одеяла, он… он меня не убил.

— Прости, — сказал, — Я кофе выкину.

Меня опять скрутило. Отчего позорная лужа стала еще больше.

— Зато одежду не заляпала, — бодро сообщил парень.

Я только вздохнула. Смущенно поползла в ванную, благо дорогу уже знала. Увы.