Ветер над островами

Хотя почему «как будто»? Может быть, так и есть? Ведь вся-вся местная наука тоже на Дарованных островах квартирует, как раз в самых церковных владениях. Я ведь интересовался ненавязчиво — и ответ получил конкретный: кто в науках силен, получает приглашение продолжить обучение там же. А потом там и работать, поближе к производству. Единственному, как я понимаю, по-настоящему высокотехнологичному производству Христианской территории. Двигатели, оружие, фармацевтика, взрывчатка — все идет оттуда. Что-то целиком, что-то в виде самых сложных узлов и деталей. Это как с карабином моим: все железо пришло с Большого острова, а деревянную ложу сделали уже не там, а, оказывается, в Новой Фактории, отец Веры этот «левер» как раз там купил.

А вот, скажем, двуколку Веры сделали уже на Большом Скате, ничего сложного в ней нет — для простейшей литейки, слесарки и столярки работа. И суда строят тоже там. А сизалевые тросы вертят на других островах. И доски для корпусов тоже на других пилят. И краску делают. И даже резину. А вот двигатели на них везут из Кузнецка. И станки для верфи.

Хм… инструмент воздействия безукоризненный. Если не давать заводить хай-тек где попало, действуя путем изъятия специалистов и «нераспространением технологий», то так дозировать прогресс можно бесконечно. Остаются конкуренты — франки и турки. Как договорились с ними, как те могут отказаться от соблазна обогнать своих конкурентов?

А они вообще конкуренты, если появились из одного Проекта? А вот что-то сомневаюсь. Хотя… на единомышленников они тоже не похожи: между турками и христианами отношения не слишком радужные вообще-то… а уровень развития все равно одинаковый. Это как понять? Нет, тут я пока не разобрался.

А кроме этих, из Проекта, больше никого и не осталось. Если не появилось силы, обладающей каким-то промышленным потенциалом в первые сто лет, то она уже и не появится. Была бы — давно бы проявилась. Все остальные выжившие — исключительно негры, от которых чего-то серьезного ожидать уже не приходится. Это ведь аксиома, что люди утрачивают знания за три поколения, если вынуждены просто выживать. Приоритет знаний меняется. Не то что теоретическая физика — даже грамота не всегда нужна, а знать надо, когда сеять и когда урожай собирать. И уметь охотиться. И все такое прочее. А здесь века уже прошли, здесь даже следы знаний должны были испариться. Везде, кроме тех мест, где их сохраняли целенаправленно.

В общем, инструмент остановки зловещего «прогресса» создан и работает безукоризненно. Теперь вопрос: хорошо это или плохо? Если бы я был молодым, пылким и язык бы работал быстрей мозгов, то я сказал бы, что плохо. Но я не уверен в этом. Очень может быть, что и хорошо. Почему? Потому, например, что мне здесь нравится. А там, где плохо, нравиться не будет. Чего мне здесь не хватает? Мобильного? Интернета с онлайн-играми? «Аськи»? Без чего там новое поколение еще жить не может? Под парусами идем, а могли бы на большом теплоходе? А на хрена!.. Безопасней.

Это верно, безопасней. Это аргумент. С другой стороны, это еще объяснить надо, почему «безопасней» — синоним «лучше». И насколько безопасней? Вот эта наша «Чайка» размером с самую большую и роскошную океанскую яхту. Парусную, я имею в виду. Люди тратят большие миллионы, для того чтобы иметь что-то подобное и на нем ходить по морям-окиянам и не бояться особо при этом. И вроде как и не тонут шибко. То есть «норма безопасности» для подобного судна вполне достаточна?

А не слово ли «достаточно» тут является ключевым? Вот живем мы здесь все на островах, и лошадь — достаточный ли транспорт? А почему бы и нет! Для лошади не надо бурить землю и качать нефть, не надо портить воздух и землю. Сена накосил, овса нарастил — вот лошадь тебе и служит верой и правдой. А по городу кататься — так можно у велика педали покрутить: чистое здоровье.

Опять на оружие собьюсь. Почему все здесь такое примитивное? А встречный вопрос: а что, недостаточно? Мой револьвер не убивает, что ли? Или винтовка? Да, были бы автоматы с пулеметами — глядишь, и отец Веры жив бы остался. Жалко ведь девочку: пятнадцать лет — и уже вот так. А с другой… кощунственно звучит, может быть, но он знал, куда идет и кто живет у этой дороги. Не зря с обозом шел весь экипаж, да еще и дополнительную охрану нанимать принято. То есть у него был выбор — идти за прибылью или не подвергаться опасности. Он выбрал сам и пошел. И вот так вышло. А теперь люди в Новой Фактории и на Большом Скате объединяются в отряды, чтобы пойти и наказать негров. А вот это хорошо? Слова «люди объединяются» — это всегда хорошо, без всякого сомнения. Вот там, откуда я, люди вообще не объединяются. Их грабят, убивают, продажная милиция не защищает их, а они все равно не объединяются, да и защитить себя им не дают ни законы, ни власти… Можно только жаловаться, а на тебя все равно всем плевать. Власть не грабят: грабит власть.

А здесь… здесь я иду в лавку и покупаю револьвер. Или винтовку. Или ружье. И никто не мешает мне использовать все это для зашиты — для того и продано. Кто-то прозрачно намекает этим самым, что не плачься, а иди и купи ружье и защити себя сам, нянек на всех не хватит. Не можешь сам — договорись с соседями. Не хватает соседей — организуйтесь городом, островом, не маленькие. А священник с кафедры говорит прямо: если прощаешь смерть друзей и соседей, то ты… сам знаешь кто. Бог таких не создавал, ты сам себя не обманывай, он вас всех силой и волей наделил, так что вы тут сидите и плачетесь? Хотя никто и не плакался. А вот это хорошо или плохо? Мне кажется, что хорошо.

Как-то уснулось все же, несмотря на то что в голове мысли хороводы водили. Легкое покачивание гамака под тихий плеск воды за бортом убаюкивает как младенца в колыбели. Разбудил уже боцман Глеб, потрепав за плечо:

— Вставай, Алексий, твоя вахта.

Интересно, что он меня Алексием звал, хотя произношение имени как «Алексей» здесь встречалось не реже.

Я подхватился с койки, быстро оделся, подпоясался кобурой и схватил карабин. Ночной караул — надо быть во всеоружии. На палубе быстро ополоснулся возле умывальника, вытираться же не стал: пусть свежий ночной ветерок лицо осушит, проснусь лучше.

Солнце уже зашло, но луна над морем висела полная, круглая как блин и яркая как фара, так что света хватало. Луна отражалась в мелкой волне миллионами бликов, видны были даже острова в нескольких километрах от судна — они сгустками непроглядной тьмы лежали на искрящейся воде, и только острова населенные посверкивали маяками у гаваней.

Ко мне подошла Вера, встала рядом.

— Ты что не спишь? — спросил я ее.

— Сейчас пойду, — сказала она, зевнув. — Хорошо здесь просто, уходить в каюту не хочется. Постою еще с тобой немного.

— Постой, не жалко, — согласился я. — Заодно узнать кое-что хочу.

— Что? — повернулась она ко мне.

— Я вот чего не пойму… вот есть негры, так? Есть народы, которые живут под властью Церкви. Турки, франки, мы, так? Есть — Тортуга, где чистый беспредел…

— Что?

— Беспредел… ну безобразие, в общем, где не люди, а твари.

— А-а…

— Но свободных земель наверняка еще очень много. Неужели на них никто не живет из тех, кому, например, церковная власть не нравится? Или по какой другой причине?

— Почему не живет? — удивилась она. — Про Овечьи острова не слышал?

— Нет… — попытался я вспомнить.

Не слышал. А на карте, хоть и рассматривал ее много, не заметить очень просто: островов здесь многие и многие тысячи, у многих до сих пор и названий нет.

— Это если от Новой Фактории вдоль берега на запад дня три идти, а потом день на юг, то как раз они и будут. Туда как раз те на жительство съезжаются, о ком ты и говоришь. У нас сосед раньше был Лаврентий, так он всю семью собрал, на свой шлюп загрузил — и туда на жительство увез.