Ветер нашей свободы

Думаю об этом, пока еду к "Ржавой банке" — месту, где обычно все начинается. Точно не помню, когда мы нашли этот заброшенный, переживший, кажется, авианалет, старый ржавый гараж. И загорелись идеей открыть свою собственную мастерскую по ремонту и модернизации старых мотоциклов. Образования у него не было, да и у меня тоже, но было жгучее желание посвятить все свое свободное время мотоциклам — единственному, что мы оба любили на тот момент. А еще была музыка, а, значит, можно спокойно репетировать ночами. Музыкант из моего друга вышел так себе, но зато механик от Бога. Отец Арчи долго сражался с маховиками бюрократии, но все-таки смог выкупить гараж у неожиданно найденного владельца. Мы назвали наше детище "Ржавая банка", потому что никак по-другому назвать не могли — место было похоже на выброшенную на помойку банку из-под тушёнки. Сейчас мастерская уже мало напоминает себя прежнюю — стала больше, шире, красивее, но для нас с Арчи и парочки старых друзей навсегда так и останется "Ржавой банкой".

Благодаря мастерской мы с Арчи из двух никому не нужных мальчишек превратились в весьма уважаемых личностей. Теперь, спустя десять лет после открытия "Ржавой банки" нам не нужно с утра до ночи пахать, как проклятым. Прошли те времена, когда мы буквально жили в гараже, забывая пожрать и накачиваясь литрами кофе, чтобы не уснуть с гаечным ключом в руках. Сейчас у нас много работников, талантливых и креативных. Мы даже, пока еще робко, тихим шёпотом, заводим разговор о расширении бизнеса. А почему бы и нет? Денег хватит, работы тоже.

Поэтому Арчи позволяет себе накачиваться пивом с раннего утра, хоть и знает, что я этого не одобряю. Но кто меня слушает? Он пьет, как конь, с тех самых пор, как разбилась на вертолете его Наташа — девушка, любимая им с первого класса.

При воспоминании о Наташе сердце в груди сжимается — она была так красива, с бесконечным запасом юмора и жизненной энергии. Экстремалка до мозга костей, Нат отчаянно стремилась попробовать в этой жизни все, как будто спешила. Жить, любить. За что бы она ни бралась, ей все удавалось. Арчи знает, что второй такой на свете нет, а мыслить полумерами не привык. Хочется верить, что друг еще может быть счастлив. Пусть не с Наташей, но с кем-нибудь еще. Но пока что он пьет, дебоширит, тюнингует мотоциклы и гоняет по краю пропасти, каждый раз норовя рухнуть на дно. В наушниках, как на грех, звучит "Возьми мое сердце", и я ловлю себя на мысли, что чертовски счастлив от того, что ни разу не любил.

До гаража остаются считанные метры. Сбавляю скорость, улыбаясь, заслышав громкую музыку, сотрясающую басами всю округу. Все-таки хорошо, что это самое безумное из всех возможных в мире мест, находится на пустыре — некому возмущаться из-за дичайшего шума.

На парковке замечаю несколько знакомых мотоциклов, значит, сегодняшний вечер обещает быть по-настоящему жарким, раз столько людей собралось. Глушу мотор, паркуюсь возле чопера Брэйна и иду к "Банке". Вижу двух парней. Они о чем-то спорят, сильно жестикулируя.

— О, Фил, дружище, — орёт один из них, высокий детина лет сорока с широкой, как лопата, огненно-рыжей бородой и черной повязке на левом глазу. Это Роджер, наш механик и по совместительству личный шофер Арчи, когда тот, приняв на грудь лишнего, не может сам оседлать свой байк. Не знаю, как ему удается договариваться с ГАИ, но у тех никогда не бывает претензий по поводу его не совсем стопроцентного зрения. Да и водит он, надо признаться, отменно, хоть и с одним глазом. И человек хороший. — А я вот Ястребу доказывал, что ты все-таки приедешь, а тот не верил. Выкусил, хрен моржовый? Фил всегда свое слово держит!

— Отвали, — смеется Ястреб и хлопает меня по плечу. Хлопок мощный, хоть по парню и не скажешь, такой он тощий, сухой какой-то, с профилем хищной птицы, потому и прозвище такое. — Как дела, Фил? Фрэнк не кашляет?

— Все путем. И со мной и с Фрэнком, — отвечаю как можно веселее. Ястреб никогда мне не нравился, но это на подсознательном уровне, без явных доказательств, поэтому и причин для откровенной вражды нет, но его вертлявая, сухощавая фигура раздражает. Скользкий он какой-то, мутный.

— Арчи внутри? — стараюсь переключить разговор, чтобы иметь законный повод слинять.

— Да, — хохочет Роджер. — Вопил, тебя требовал, а сейчас запер дверь изнутри и притих.

— Ладно, пойду, посмотрю, как он там, а то знаю я его.

— Точно, знаешь, — улыбается Роджер. — Он там, кажется, с Маринкой заперся. Или с Матильдой.

«Но, скорее всего, с обеими, — смеется Ястреб, и от этого смеха мурашки по коже. Если Арчи там с Матильдой, которую наш друг с птичьим профилем обхаживает уже несколько недель, то нужно скорее спасать ситуацию, а то будет драка.

Не говоря больше ни слова, иду к входу в мастерскую, по дороге здороваясь то с тем, то с этим. Наши девушки смеются, кричат, завидев меня, парни норовят хлопнуть по плечу и если не свалить отсюда быстрее, кто-нибудь мне точно плечо сломает. Популярность иногда не самая приятная вещь, но каждый из этих засранцев знает, на чьей он территории. Из колонок орут "Asking Alexandria", кто-то во все горло подпевает, несколько девушек забрались на стол, вокруг которого уже довольно много пустых бутылок, и танцуют, вырисовывая своими телами разные нарочито сексуальные узоры. Наши девушки под стать нам — всегда согласны на любую авантюру. Будь то танцы на столе или еще что-то в этом духе.

— Арчи, открывай! — ору, готовый выбить эту чертовую дверь ногой, если друг сейчас же не откроет.

— Автоген дать? — Брэйн, огромный мужик с татуировкой на выбритой голове, бесшумно выплывает из тьмы. Или я просто сквозь музыку не расслышал его шагов?

— Арчи, гадина, если сейчас же не впустишь, мы выломаем эту дверь к чертям! Чем ты там занят?

Слышится лязг замка, и в маленькую щелочку приоткрытой двери показывается круглая, словно бильярдный шар, лысая башка моего друга.

— Чего так орать и портить имущество? — возмущается он, но в глазах притаился смех. — Сейчас выйду.

— И этот человек еще чем-то недоволен, — вздыхаю, облокачиваясь на дверной косяк, когда Арчи открывает дверь нараспашку. В гараже тепло и уютно, а на кожаном диванчике лежит полуобнаженная девушка, бесстыдно выставив грудь на всеобщее обозрение. Она курит и хитро смотрит через всю комнату на меня. От ее похотливого взгляда внутри все содрогается, и я отворачиваюсь. Не люблю таких девиц. Друг раньше тоже не любил, но со смертью Наташи в нем многое изменилось.

— Сам телефон мне расплавил звонками, требованиями, а теперь еще удивляется, что я дверь выбиваю, — говорю, глядя, как лысый ищет свои брюки, которые, по всей видимости, в приступе страсти куда-то зашвырнул.

— Еще и нас подбивал тебе наяривать, — ухмыляется Брэйн. — А ты, Арчи, ходок.

Мы смеемся, глядя на раскрасневшегося от злости друга.

— Пошли отсюда, идиоты, — шипит он, натягивая найденный предмет гардероба.

Арчи невысокий, коренастый, с могучей шеей. Тело его покрыто несмываемыми узорами, как, впрочем, и у меня. Мы с ним в определенной степени зависимы от татуировок, поэтому Брэйна ценим на вес золота, ибо кто еще согласится выполнять наши заказы в любое время дня и ночи, жертвуя сном и отдыхом? Только Брэйн. Арчи поворачивается спиной, открывая моему взору довольно свежий портрет девушки, набитый на левой лопатке. На правой — сломанное крыло. Узнаю девушку с портрета — это, само собой, Нат. На груди у друга написана фраза, которую она ему сказала перед самым вылетом: "Я слишком сильно тебя люблю. Никогда об этом не забывай". Мое сердце снова сжимается, и я зажмуриваюсь.