Ветер прошлого

«Вот женщина, знающая, чего она хочет», — подумал Фортунато Сиртори.

Саулина тоже его заметила и послала ему улыбку.

— Придворный лекарь Фортунато Сиртори, — приветствовала его Джузеппина Грассини.

— Неотразимая прелестница, — поклонился он, касаясь губами ее пальцев.

Затем он поднял взгляд своих пронзительно голубых глаз на девушку, которая, в свою очередь, протягивала ему руку в перчатке.

— Мир и вправду тесен, господин придворный лекарь, — сказала Саулина.

— А судьба и впрямь неумолима, — заметил он, обволакивая ее всю с головы до ног своим смущающим взглядом.

— После стольких лет мы встретились вновь.

Саулина смотрела на него с открытой и безмятежной улыбкой. Она была совершенно спокойна. Она не боялась его, и Фортунато Сиртори понял, что воспоминание о нем не относится для нее к числу страшных или неприятных.

— А вы сдержали обещание, — заявил он с галантным поклоном. — Бутон распустился в великолепную розу без единого изъяна.

— Которую никто еще не сорвал, — насмешливо и гордо добавила она.

— Любой, кто попытается это сделать, — заметил Фортунато Сиртори, — должен быть очень осторожен и ни на минуту не забывать о шипах.

— Разумеется. Кто хочет сорвать розу, рискует уколоться.

— Вы говорите с человеком, удрученным годами и давно уже оставившим всякие поползновения к ухаживанию.

— Не стоит себя недооценивать, вы еще не старик. А как Марция? — вдруг неожиданно для себя спросила Саулина.

— Потеряна навсегда, — нахмурился придворный лекарь. Он переменил разговор, и его лицо вновь озарилось улыбкой. — Полагаю, среди здешних молодых вертопрахов нет достойного сорвать эту розу?

— Вы мне льстите, — сказала Саулина.

В глубине зала появился маркиз Феб Альбериги д'Адда.

— Вот разве что этот, — добавил придворный лекарь.

Саулина покраснела.

— Ну почему именно он?

— Хорош собой, богат, сравнительно молод.

— И к тому же хорошей фамилии.

— Нет в мире совершенства, — усмехнулся Фортунато Сиртори, прекрасно уловивший намек Саулины: ни один дворянин хорошей фамилии ни за что не женился бы на девице низкого происхождения.

— И что же? — спросила Саулина, которую развеселила эта словесная пикировка.

— Он, безусловно, влюблен в вас.

Саулина огляделась, испугавшись, что кто-то из окружающих мог перехватить эту последнюю реплику.

— Откуда вы знаете? — спросила она с вызовом.

— Не забывайте, я же немного волшебник.

— Я это запомню.

Гардеробщик по знаку придворного лекаря снова подал ему перчатки и шляпу.

— Подумайте о моих словах. — Он поклонился Саулине, совершенно позабыв о ее спутнице, не принимавшей участия в их разговоре. — Вы многого добились, но вам еще предстоит проделать долгий путь.

6

— Я должен сделать вид, что мы незнакомы? — спросил Феб Альбериги д'Адда у Саулины, которая протягивала ему руку.

— Это вам решать, синьор, — проворковала она и потупила глаза, как предписывалось этикетом.

Феб Альбериги взглянул на Саулину и вспомнил девочку из семьи скоморохов, шествовавшую по гравию аллеи к фонтану на вилле в Кассано. Вот и сейчас под нарядным бальным платьем скрывалось то же свободное, ничем не стесненное тело, лесной цветок, пересаженный в сад высшего общества. Он беспрестанно восхищался ею в Монце, куда ездил якобы навестить сестру, но на самом деле, чтобы повидать Саулину. Его маневры не укрылись от зоркого взгляда сестры Клотильды.

— Смотри, братец, — предупредила она его. — Помни, что она простого племени. Ты никогда не сможешь на ней жениться.

Феб годами жил, храня воспоминание о своей жене, и вот впервые обратил внимание на женщину после трагической смерти Дамианы.

— Это был несчастный случай, — неустанно твердила ему маркиза, его мать. — Ты не можешь вообще отказаться от жизни. Сколько женщин умирает родами? Сколько детей так и не появляется на свет? Если бы каждый мужчина из-за этого отказывался от повторной женитьбы, роду людскому пришел бы конец.

Феб до сих пор так и не женился, потому что не нашел подходящей женщины.

— Вздор! — говорила маркиза. — Хорошая, здоровая жена с большим приданым — вот все, что нужно, чтобы вернуть тебе улыбку и пополнить семейную казну, истощенную армейскими поборами.

Мать рассуждала здраво, особенно в том, что касалось имущественного состояния, более не отвечавшего ни приличиям, ни традиции, ни общественному положению семьи Альбериги.

Саулина, единственная из женщин, сумевшая привлечь его внимание, не отвечала ни одному из требований маркизы, кроме разве что здоровья: ни знатности, ни богатства. И Феб, хоть он и придерживался либеральных идей — единственный в своей проавстрийски настроенной и консервативной семье, — даже помыслить не мог о возможности неравного брака. Представитель девятого поколения благородного дворянского семейства и сколь угодно очаровательная, образованная, хорошо воспитанная простолюдинка — нет, это было за гранью возможного! Тем не менее он многое мог сделать для нее: оказать ей протекцию, предложить содержание, достойное ее красоты, хороший дом с большой челядью. Да, он мог все это сделать для прекрасной Саулины Виолы.

Но сейчас, когда Саулина была совсем рядом, маркиз утратил уверенность в себе и свойственное лицам его высокого ранга красноречие.

— Вы самая прилежная и самая блестящая ученица колледжа под попечительством сестры Клотильды.

— Меня учили не доверять лести, — парировала Саулина, глядя на Джузеппину Грассини, окружившую себя толпой поклонников в другом конце салона, — но я не в силах устоять перед чарующей силой комплиментов. Правда, при одном условии: если они искренни.

Феб на расстоянии ощущал исходящие от нее волны чувственности.

— Назовите мне хоть одну причину, которая могла бы подвигнуть меня на ложь! — воскликнул он с вызовом.

— Я могла бы перечислить целую тысячу, — улыбнулась она, опираясь на протянутую ей руку, — но сегодня такой чудесный вечер, что мне не хочется смущать ваш покой и заставлять краснеть.

Они вместе направились к бальному залу, откуда доносились звуки менуэта.

— Вы сделаете мне большое одолжение, согласившись танцевать со мной, — пригласил ее маркиз.