Ветер с севера

Амулет из снежного хрусталя и вырезанный из дерева дубовый лист — знак главы Дома, негромко стукнув друг о друга, повисли рядом. В точности как соприкасались еще этой ночью, когда их хозяйка и хозяин были вместе и любили друг друга…

Острое чувство потери сдавило сердце, но Эристор лишь тряхнул головой. Лэндир был прав — дорогу осилит идущий. Эристор встал и кликнул верного Питера. Пока тот будет собираться, он как раз успеет подписать необходимые документы (на всякий случай), отдать распоряжения и проститься… Все это заняло не больше часа. Эристор и его верный слуга немало времени провели в дороге, и им ничего не стоило собраться в новую. Разница состояла лишь в том, что теперь их путь лежал через море, на Белый архипелаг…

Глава 27

Гости еще во всю пировали, когда в зале появился Эристор, облаченный в высокие сапоги, плотные кожаные штаны, крепкую дорожную рубаху и кольчугу. На боку слева висел длинный боевой меч, а справа — узкий кинжал. За спиной был закреплен лук.

— Эль-до, — встрепенулась Патринэль.

Эристор, даже не взглянув на нее, обратился к родным:

— Тэргон, Куиниэ, Кэлибор, вы, Инглэон, и вы, Линиэль, и… ты, Энтондил, я должен поговорить с вами.

— Но, Эристор, — Патринэль шагнула вперед. — Какие могут быть дела в такой день?

— Семейные. Уж простите, дорогая соседка, вас они не касаются.

Патринэль смешалась под его взглядом и, оробев, отступила. Перед ней теперь стоял не добродушный, терпеливый и мягкий Эристор, которого она привыкла считать увальнем и легкой добычей в своих матримониальных планах. Нет. Теперь это был жесткий, целеустремленный эльф, который, пожалуй, даже страшил ее…

Эристор возвысил голос, обращаясь ко всем, кто был в состоянии слушать, и хотел услышать:

— Неотложное дело вынуждает меня покинуть вас, любезные гости. Прошу простить меня за это. Надеюсь, мой отъезд не испортит вам аппетита. Подвалы замка моего Дома полны сладких вин. Все они для вас. Отпразднуйте хорошенько свадьбу моей любимой сестры.

— Уж в этом ты можешь на них положиться, — проворчал Тэргон.

— Надеюсь, ты вернешься до нашего отъезда, мой мальчик? — еле ворочая заплетающимся языком, спросил Мэртилинд.

— Если только вы собираетесь гостить здесь до весны, — холодновато улыбнувшись, ответил Эристор.

— Но как же ваша с Патринэль помолвка… — еще лепетал подвыпивший сосед.

Но Эристор уже шел к выходу, провожаемый недоуменными взглядами тех гостей, которые еще могли соображать. Большинству же давно было все равно. Эристор остановился лишь выйдя во двор. Он обернулся, и Кэлибор, шедший следом, увидел в его глазах дорогу…

— Вы уезжаете, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал он.

— Да. Сейчас.

— Куда? — всполошилась Куиниэ.

— Я должен найти ее, сестричка. Кэлибор, твой дед говорил, что ты сможешь нарисовать для меня карту.

Кэлибор кивнул и, не вступая в долгие разговоры, отправился обратно в дом. Эристор в который раз подумал о том, что муж его любимой сестре достался что надо.

— Тэргон, — вновь заговорил Эристор. — Я назначил Кэлибора твоим опекуном. Не возмущайся. Так мне будет спокойнее. И потом согласись, это же лучше, чем тетя Эйтель.

Против такого довода Тэргон спорить не стал.

— Энтонидил эль-ро, ваша задача поговорить и подготовить людей, чтобы они приняли нового хозяина без вопросов.

— Дух лесной! Вы, эль-до, будто прощаетесь навсегда.

— Не каркай, старая пивная бочка, — Эристор обнял Энтондила за плечи. — Если буду жив, весной ждите. Надеюсь, не одного.

Вернулся Кэлибор и кратко, по-деловому сжато объяснил все, что касалось предстоящей Эристору неблизкой дороги. Тот в ответ передал ему подписанные им документы.

— Прочтешь потом. Не хочу, чтобы ты сейчас начал отнекиваться.

— Мы побудем здесь какое-то время, — мягко проговорила Линиэль. — Пока все утрясется. Езжайте спокойно, Эристор эль-до. И пусть вам сопутствует удача.

— Я буду просить за тебя лесного Духа, — не умея сдержать слезы, пролепетала Куиниэ.

— Не вешай носа, сестричка. Я еду за молодой женой, а не за смертью. Та и сама явится ко мне, когда придет ее час. И тогда от нее не убежишь и не спрячешься… Ну, что ж… Дальние проводы — долгие слезы.

— Мы будет ждать тебя! — Куиниэ обняла и крепко расцеловала брата, оставив на его губах солоноватый вкус своих слез.

— Привези ее, — проворчал, обнимая Эристора, Тэргон. — Она обещала меня кое-чему научить.

— Надеюсь, не целоваться? — шутливо проворчал тот в ответ. — А то на сей раз точно уши оторву.

— Передавайте привет Анайриэль. Скажите, что я люблю ее по-прежнему, — Кэлибор протянул руку для прощального обмена прикосновениями, но, натолкнувшись на возмущенный взгляд шурина, рассмеялся и пояснил. — Это жена рулевого Тир Эрика.

— Лесная эльфийка, — вспомнил Эристор.

— И смотрите, не попадайтесь ей под горячую руку. Может зашибить и не заметит.

— Что ты говоришь такое? Добрее ее нет никого…

— Это она с тобой носилась, как кошка с котенком, — обнимая молодую жену, не согласился Кэлибор.

— С тобой тоже, неблагодарный.

Подошел, ведя за собой лошадей, рыжеволосый веснушчатый Питер:

— Все готово, хозяин.

— Не хочу прощаться, дорогие мои. Так что, до скорой встречи.

— Духи да хранят тебя в пути, — слезы опять покатились из глаз Куиниэ. Или это был дождь?

Эристор вскочил в седло, его серый жеребец нетерпеливо переступал копытами, чуя впереди долгий путь. Питер тоже взобрался на своего коня и подхватил поводья лошади, нагруженной их немудреной поклажей. Прощальный взмах руки, и копыта застучали по настилу подъездного моста…

— Как думаешь, у него получится? — утыкаясь лицом в грудь мужа и шмыгая носом, спросила Куиниэ.

За Кэлибора ответил Энтондил:

— Говорят, пьяным и море по колено, а такая любовь — что доброе вино. Не плачь, эль-сэ, мы не станем печалиться. Мы будем просто ждать.

Это была самая ужасная дорога в жизни Тир. До этого она десятки раз пересекала море на пути от Белого архипелага до земель лесных и обратно, ходила в другие страны, заплывала на своей ладье по системе искусственных каналов в подземные города гномов, спускалась по течению великой Реки-матери до шаханата нагов, чувствовала себя как дома на рабовладельческих рынках Востока и Запада, но никогда с ней не было ничего подобного.

Жестокая морская болезнь терзала ее денно и нощно. И самое скверное, что так же ужасно она чувствовала себя и на коротких остановках в пути, когда они причаливали к берегу. Все, что ей удавалось уговорить себя съесть, тут же забирало море за бортом. Когда они добрались до дома, Тир уже едва держалась на ногах. Но она была благодарна своей неожиданной болезни. Ей было так плохо, что ни о чем другом, кроме этого, она думать просто не могла. Образ Эристора, кидавшегося в волны следом за уходящей ладьей, его последние слова, полные горечи и обиды, были бы для нее много страшней и мучительней непрерывной дурноты и рвоты.