Ветер в его сердце

Женщина-Ночь вскидывает подбородок:

— И предоставили разбираться пятипалому?

Я пожимаю плечами.

— Не совсем так, но это не важно. А требования Толсторогов — получить назад голову брата, чтобы похоронить его как подобает, и предостеречь Сэмми — выполнены.

Женщина кладет руку на голову собаки, и та поворачивает к ней свою огромную морду.

— Пожалуй, мне нравится этот человек, — произносит черепоглавая. — А ты что думаешь, Гордо [10] ?

10

Gordo (исп.) — толстяк.

Из бочкообразной груди псины вырывается громкое урчание. Губы женщины чуть растягиваются в улыбке, совершенно не отражающейся в ее глазах.

— Благодарю тебя за помощь в трудные времена, — говорит она.

— Всегда к вашим услугам, мэм.

Калико и Морагу снова качают головами, однако сказанного не воротишь. Воронова женщина кивает:

— Ловлю на слове.

Готов поклясться, призрачный ворон на ее плече бьет крыльями и ухмыляется мне.

Морагу закатывает глаза, Калико тяжело вздыхает.

Прежде чем я успеваю разъяснить смысл своих слов, черепоглавая поворачивается к шаману.

На обочине меж тем собирается все больше машин. Я вижу знакомые лица, многие пришли в традиционной одежде.

— Ойла, Рамон Морагу, — произносит женщина.

— Ойла, уважаемая, — отвечает тот. — Жаль, что мы встречаемся при столь прискорбных обстоятельствах.

Воронова женщина пожимает плечами.

— Скорбеть незачем. Жизнь и смерть — всего лишь два разных положения на Колесе.

— Конечно, — кивает шаман. — Поэтому-то мы и собрались здесь воспеть жизнь нашего друга. Вы к нам присоединитесь?

Женщина отступает в сторону и жестом приглашает всех в каньон. Морагу шествует мимо нее и пса, за ним Калико. Черепоглавая следует за ними. Рувим, Томас и все вновь прибывшие присоединяются к процессии группами по три-четыре человека.

Я отхожу с их пути.

Кто-то дергает меня за рукав.

— Не ожидала встретить тебя здесь.

Я с улыбкой оборачиваюсь к Эгги.

— Я вообще-то и не здесь.

Она вскидывает брови.

— Я имею в виду, что в каньон не иду, — я оглядываюсь. — А где Сэди?

— Все еще спит, полагаю. Просто наказание с этой девочкой.

Я киваю.

— Да, может обернуться хлопотно. Ее папаша объявился возле Центра общины в компании с полицейским из управления шерифа и заявил, мол, видел, как дочку увез какой-то индеец на белом фургоне.

— Но…

— Чушь, конечно. Морагу говорит, даже Джерри Пять Ястребов не купился на эту байку. Но расследование неизбежно. Слишком серьезное обвинение.

Эгги качает головой.

— Не понимаю, зачем ему бросать свою дочь посреди пустыни, а после заявляться в резервацию с обвинениями.

— А я почем знаю? Но я заберу ее до того, как полицейские постучат в твою дверь. Не хочу впутывать тебя в эту историю.

— И что ты с ней будешь делать?

— Отведу к себе — поживет пока в трейлере. Полицейским, если только они не научились заглядывать в иной мир, ее там в жизни не сыскать.

Эгги кладет руку мне на плечо.

— Не делай этого. Что-то здесь не так. Дождись окончания церемонии, потом помозгуем вместе с Морагу.

Я колеблюсь. Мысль, что Эгги попадет в беду из-за моей блажи поиграть в доброго самаритянина, мне противна. Но она права — история вправду с душком. Нужно все как следует обдумать и ловко вывернуться.

— Ладно, — отвечаю я. — Я подожду вас на твоем кострище.

В глазах художницы вспыхивают лукавые огоньки, она стискивает мое плечо.

— Кто бы мог подумать! Оказывается, ты в состоянии прислушиваться к советам!

Я милостиво позволяю ей наслаждаться моментом.

— Дольше двух часов это не продлится, — сообщает Эгги.

Я киваю.

— Достаточно, чтобы успеть вздремнуть. А кстати, откуда ты узнала про церемонию?

— С полчаса назад мне в окошко постучалась ворона.

Пожалуй, за последнюю пару дней я все-таки здорово продвинулся: сейчас даже глаза не закатываю.

— Тебе пора, — поторапливаю я Эгги.

Она делает шаг, но вдруг оборачивается.

— Эта девочка, Сэди. Она в полном разладе с самой собой, и я даже не знаю, можно ли ей помочь.

— Но попробовать-то мы обязаны, а?

— Да мне кажется, она и не стремится к каким-то улучшениям.

— Ты слишком сурова к ней.

— Возможно. Но вдруг я права?

С этим Эгги снова устремляет взгляд на тропу и уходит, нагоняя бредущих в каньон последних участников церемонии.

А я отправляюсь к ее дому под долетающий до дороги бой барабанов. Мне, впрочем, не до них — я размышляю над словами Эгги и погружаюсь в эти раздумья так основательно, что не замечаю остановившейся рядом машины. Меня через открытое пассажирское окошко окликает Джерри Пять Ястребов, и только тогда, обратив внимание на эмблему племенной полиции, укрепленную на дверце, и на самого полицейского, я отвечаю:

— Привет, Джерри.

— Ойла, — отзывается он.

— Что тебя сюда привело?

— Ты.

Я настораживаюсь.

— Мы тут поспрашивали на казиношной стороне насчет белого фургона, — продолжает Джерри. — Того самого, на котором увезли девочку, как утверждает ее отец.

— Да, я слышал об этом.

— Помимо папаши у нас появился еще один свидетель. Он утверждает, будто за рулем был ты, а девочку схватил Рувим.

— Но ты же понимаешь, что это брехня! Нет у меня фургона, ни белого, ни любого другого цвета! И у Рувима нет. Проверь в Департаменте транспортных средств.

— Мы так и сделали, но пока это ничего не значит. Фургон можно ведь и угнать.

— Черт, Джерри! Ты же не думаешь, что мы с Рувимом вправду…

— Ты меня за идиота держишь? — топорщится полицейский. — Естественно, ничего подобного я не думаю. Но мне необходимо взять у вас обоих показания. Тут уж либо я, либо управление шерифа.

Оба мы, однако, знаем, что никаких либо-либо не будет. Рувиму и мне предстоит допрос и у Джерри, и в управлении независимо от того, поеду я сейчас с ним или нет. Возможно, придется ответить и на вопросы в ФБР и в Бюро по делам индейцев. Похищение белой несовершеннолетней — почти сенсация, так что все они позарятся на кусок пирога. Стать героем и получить повышение хочет каждый.