Ветер в оранжерее

— Лиза, — оторвался я на секунду от Гамлета. — Ты поднимайся наверх, я буду минут через пять.

Лиза уехала на лифте с какими-то студентками, неотрывно глядевшими на меня до тех пор, пока перед их лицами не сошлись двери лифта.

— Ну. И что? — спросил я.

Был только третий день выхода из запоя, и я ещё не очень хорошо себя чувствовал.

— Послушай, дорогой! Надо его вернуть, пока ещё не узнали, где он. Олга, кажется, что-то подозревает. А он не хочет разговаривать. По-моему, сильно пьяный. Позвони ему, поговори с ним, он тебя послушается. И ещё, — Гамлет покряхтел немного. — Надо поговорить с Еленой. Он два дня не спал. Я не вмешиваюсь в ваши дела, но ты ей объясни что-нибудь. Елена хочет ехать в Киев к твоей матери.

— Подожди, подожди, Гамлет, — сказал я, потирая середину лба. — Подожди, не всё сразу. Давай поднимемся к тебе. У тебя есть кто-нибудь?

— Нет, но в четыре часа должен прийти мама Кобрина.

— Вот и хорошо, — сказал я.

17

Мы поднялись наверх. Ситуация, если не сильно задумываться, выглядела забавной — дуэлянтов вот-вот должны были растащить за курточки их мамы.

Если же задуматься…

Мы поднялись на четвёртый этаж без лифта. У меня колотилось сердце. Войдя в комнату Гамлета, сев и отерев с лица нехороший пот, я попросил Гамлета сделать мне чашку чаю покрепче.

— И побольше сахара, — сказал я, вяло улыбаясь. — У меня сахара в мозгах не хватает.

Нужно было вычленить самое главное и что-то предпринимать, а голова отказывалась работать.

Гамлет принёс с кухни чайник и залил заварку кипятком.

— Ну, рассказывай ещё раз, сначала, — сказал я. — Когда это Кобрин успел уехать?

— Все пили в пятьсот шестой, — начал Гамлет. — Потом вы с Кобриным вышли. Потом вас долго не было. Потом Кобрин вернулся, а ты куда-то делся. Он сидел, ждал-ждал тебя, потом взял у Гладкова куртку, оделся, взял Зою и уехал.

— Подожди, а как же Зоин муж, дочка?

— А муж с дочкой поехал к своей маме, а Зоя сюда поехала. Коля звонил-звонил, а сегодня вернулся домой, а его Зоя и Кобрин не пускают.

— П…..ц, — сказал я. — Откуда ты всё знаешь? Ты что, там был?

— Нет, я звонил к мами Коли.

— А откуда ты знаешь её телефон… — начал было спрашивать я. — Ладно, так что же делать? Нужно его срочно возвращать.

— Позвони ему, — сказал Гамлет. — Он больше никого не слушает.

— А кто ещё ему звонил? — спросил я, думая о том, что, возможно, отъезд Кобрина с Зоей Ивановной уже не тайна для его жены Ольги.

Я читал несколько рассказов Кобрина, посвящённых жене. Перед уходом в армию он был влюблён в неё первой и, по-видимому, очень сильной юношеской любовью.

То, что произошло теперь, выходило из ряда вон: Кобрин был не чета мне и по отношению к Ольге никогда не допускал ничего такого, что могло быть открыто-оскорбительным для женского сердца. Он, конечно, не был уже влюблён в неё так, как писал об этом в своих рассказах, и, конечно же, не соблюдал монашеской верности, и заставлял её мыть полы в мужской уборной; но я не верил, что он может выкинуть нечто подобное. Да что с ним случилось, в конце концов?

Я отхлебнул горячего вяжущего чаю и поставил чашку на газетку, лежавшую на журнальном столике.

— Ну, а что Елена? — спросил я.

— Когда ты ушёл к Лизой, она всю ночь просидел здесь. Утром заснул, не хотел идти к Кате, не хотел возвращаться без тебя. Вчера попросил меня…

— Попросила, Гамлет, — с внезапным раздражением сказал я. — Попросила, а не попросил.

— Ну, попросила. Правильно. Попросила, чтобы я сходил к тебе, то есть к Лизе. Я сходил. Никого не было.

— Правильно, мы целый день ездили по городу, пиво искали.

— С Лизой? — удивился Гамлет, с выражением недоверчивого восхищения глядя на меня. — Лиза искал пиво?

— Да, Лиза. А в чём дело? Она что, пиво не может искать?

— Ну хорошо, Лиза искал пиво. А сегодня Елена зашёл….

— Зашла.

— Зашла ко мне и попросила денег на билет в Киев, сказала, что поедет к твоей маме и поговорит с ней. А тебе просила передать, что, пока ты здесь отдыхаешь, она не хочет терять времени, потому что ей пора познакомиться с твоей мамой.

Я подумал, что тут Елена наверняка сказала с грузинским акцентом, с грустью в глазах и с деланной актёрской улыбкой: “Приезжай! Я тэбя с мамой па-знакомлю!”.

— Но она ещё не уехала? — быстро спросил я.

— Нет. Она вечером поедет. Она звонила ей по телефону и договаривалась.

— Как “звонила”? Кому? — спросил я.

18

Из телефона-автомата на пятом этаже я позвонил Зое Ивановне. Гамлет стоял рядом и жадно вслушивался.

На мои достаточно вкрадчивые предложения вернуться в общагу, а если он хочет, то и заехать за ним на такси, Кобрин ответил приблизительно следующее:

— Я же к тебе, вообще, всерьёз отношусь. А ты меня, п…ц, с места в карьер. Что ж ты так х…сосишь меня, аж до слёз? Ты, бля… Я тебя вообще люблю, но пойми, моё место сейчас здесь. Я тут, бля, оборону держу, один остался и женщина со мной. Женщину не брошу. Ты не знаешь, что это за женщина!..

— Против кого ты оборону держишь, Игорь? Помощь не нужна? — пытаясь хитрить, спросил я, но он повесил трубку и больше её не поднимал.

— Надо ехать за ним. Коля мог и милицию вызвать, — сказал я Гамлету, всё ещё держа телефонную трубку в руке и размышляя. — Давай так, попробуем ещё раз позвонить минут через пятнадцать, если ничего не выйдет, я поеду за ним. Дашь денег на такси?

— У меня уже нет, но я у Арарата возьму, — возбуждённо заверил меня Гамлет.

В таком же возбуждении он помогал мне однажды, когда я, положив доску на внешние выступы подоконников пятого этажа, пытался перейти по ней из комнаты в комнату, чтобы открыть изнутри дверь, ключ от которой был утерян какой-то первокурсницей.

Приняв такое решение, мы с Гамлетом расстались, он пошёл встречаться с мамой Кобрина, а я повернул по коридору направо и постучал в Катину комнату. Я не желал удерживать Елену от поездки в Киев, пусть делает, что хочет, я только хотел показать ей, что я здесь, что я не прячусь от неё и объяснить ей… Объяснить ей, что я всё объясню ей потом, может быть, завтра.

Катя приоткрыла дверь и, не запуская меня, сказала шёпотом:

— Чего тебе надо? Иди отсюда! Она спит. Если надо будет, тебя позовут, прибежишь ещё.

И я ушёл к Лизе.

19

Лиза уже успела переодеться в свой цветастенький халатик и возилась у маленького столика в углу с какими-то кастрюльками.

— Лизонька, это я, — сказал я легко, из самого сердца.

В сердце помимо этого теснилось ещё множество разных глупых и ласковых слов: деточка, кошечка и так далее, но время сказать их ещё не пришло. Это было очень странное, молчаливое, время нашего счастья.