Ветхий завет

«И не ходили более полчища сирийские в землю Израилеву».

Правда, красивый конец истории? Прямо, как в сказке про царя Салтана.

Но автор библии не даёт насладиться нам хэппи-эндом. Уже в следующем предложении он разрушает нашу веру в счастливые концы, а заодно проявляет свою лживую сущность.

«После того собрал Венадад, царь Сирийский, все войско свое и выступил, и осадил Самарию».

Вот так.

Венадад взялся воевать не на шутку — осадил Самарию так плотно, что в столице начался голод. Израильтяне начали кушать всё подряд — ослиные головы и голубиный помёт.

Ослиная голова была деликатесом, её продавали по 80 сиклей серебра. Голубиный помёт шёл дешевле — по 5 сиклей за мешочек.

Израильский царь делал ежедневный обход крепостной стены, когда к нему обратилась горожанка с просьбой о справедливости.

— В чём проблема, уважаемая?

— Тут такое дело, государь. Вчера моя соседка предложила решение продовольственного вопроса. Сначала мы должны были съесть моего сына, а на следующий день — её сына. Моего сына съели — всё чин чином. А сегодня она спрятала своего ребятёнка — не хочет делиться. Некрасиво получается.

Получилось действительно нехорошо. Как в анекдоте про курильщиков: «сегодня курим твои, а завтра — каждый свои».

Царь начал горевать — прямо на стене порвал свою тельняшку и пообещал отрезать голову Елисею тупым перочинным ножиком.

В самом деле — в городе ни одной ложки птичьего дерьма не осталось, а он сидит себе в своей квартирке и со стариками разговоры разговаривает.

Небось, когда за его калиткой сирийские морды появились, сразу вспомнил и про бога, и про волшебство.

Царский слуга побежал к Елисею — арестовывать. Пророк усмехнулся и обратился к старикам.

— Сейчас от царя человечек прибежит. Так вы его внутрь не пускайте, а прищемите входной дверью, чтобы дух из него вон.

Слуга прибежал, дедушки зажали его дверью. Но удавить насмерть силёнок не хватило, ведь голод — не тётка.

Елисей вышел к народу.

— Не надо кипятиться, уважаемые! Завтра мера зерна у ворот города будет стоить один сикль серебра. А сейчас не мешайте мне медитировать своими криками.

Один из царских сановников, на чью руку опирался монарх, ибо сам ходить от голода уже не мог, усомнился в речах пророка. Елисей зло усмехнулся.

— Дружище, ты это зрелище сможешь увидеть, но есть дешёвого хлеба уже не будешь.

У ворот города сидели четыре прокажённых и размышляли о жизни.

— Чего теперь делать? Лепрозориев ещё не придумали — деваться нам некуда. Пойти в город — так ведь с голоду помрём. Здесь сидеть — тоже помрём. Пошли-ка к сирийцам, вдруг они накормят нас пельменями?

Сказано — сделано. Пришли четыре красавца в сирийский лагерь, а он пуст — хоть шаром покати.

Дело в том, что сирийцам накануне вдруг послышалось лошадиное ржание, грохот колесниц и позвякивание мечей.

Они решили, что израильтяне ухитрились нанять египтян и те пришли на подмогу еврейским друзьям. Испугавшись, сирийцы побросали всё имущество, даже лошадей, и побежали в Сирию — пешком, без оружия, без воды и еды.

Четыре лунноликих друга занялись мародёрством. Ограбили одну палаточку, другую, третью, а потом задумались. «Нехорошо получится, если нас застукают за этим делом».

Друзья быстренько припрятали наворованное и побежали в Самарию с доброй вестью. В городе им не поверили. Сначала.

Но потом царь послал два дозора в сирийский лагерь — проверить, нет ли тут подвоха. Подвоха не было, но было много еды и разного добра.

«И вышел народ, и разграбил стан сирийский, и была мера муки лучшей по сиклю…»

Награбившись, народ устремился обратно в город — сложить добычу, набрать тары и вернуться в сирийский лагерь — за добавкой.

Все радовались, пели песенки и жевали в обе щеки. Среди этого ликования царь вдруг обратился к вельможе, помогавшему ему ходить во время осады.

— Вот что, любезный. Сходи-ка к воротам и постой там минут десять.

— Зачем, государь?

— Как это, зачем? Ты что, забыл, о чём давеча Елисей толковал?

Вельможа не забыл. Он покачал головой и поплёлся к городским воротам. Царь очень точно рассчитал время. Как только вельможа оказался в створе ворот, возвращавшаяся толпа затоптала его в момент. Так он и умер голодным. Пророки слов на ветер не бросают.

Елисей не забыл женщину, сына которой он так оригинально вернул к жизни. Пророк навестил свою старую знакомую, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.

— Тут начинается голод, уважаемая. Ты вот, что сделай — съедь на время куда-нибудь и пережди лихую годину, лады?

Женщина согласно закивала головой. Собрала пожитки и поехала на родину, в Финикию.

Прошло семь лет, жизнь в Израиле наладилась. Женщина вернулась издалека и пошла к царю на поклон — похлопотать о своём доме и приусадебном участке.

Жизнь полна совпадений. Именно в это самое время царь беседовал со слугой Елисея и умолял его рассказать о каком-нибудь подвиге знаменитого пророка.

Пророческий слуга поведал дивную историю о воскресении бедного мальчика и, картинно всплеснув руками, воскликнул: «Да вот же и она, государь, эта счастливейшая из женщин, мать воскрешённого мальчика!»

Царь умилился до слёз и велел придворному лично проследить, чтобы женщине возвратили всё её имущество — до последнего гвоздя и черепицы с крыши. Видимо, её имуществу добрые израильтяне за семь лет приделали изрядные ноги.

Самое интересное в этой истории — с царём о подвигах Елисея разговаривал тот самый слуга Гнезий, которого суровый пророк наградил проказой за жлобство.

В это время Елисея не было в Израиле, он прибыл в Дамаск с полуофициальным — полудружественным визитом. Соседи, всё таки. Царь, как назло, болел. А может быть, на удачу.

Царь позвал слугу своего и велел ему выйти навстречу пророку, имея при этом в руке какую-нибудь безделицу в качестве подарка.

— Встреть его вежливо и спроси насчёт моей болезни, а то я уже замучился парчу на носовые платки переводить.

Слуга взял в руку подарочек для пророка, потом немного подумал и добавил к нему от себя 40 верблюдов, навьюченных драгоценностями. Мало ли чего? С этими пророками никогда не знаешь — понравится им подарок или нет. А так, хоть количеством его возьмём.