Ветка
Шрифт:
– Но мне нечего терять! - слабо, но настойчиво продолжила женщина.
– Вы теряете время. Например, ваша дочь...
Она сжала губы и все-таки сдержала слезы.
– Мне не с кем ее оставить. Нет... родственников.
– Для этого есть специальные органы. Вы должны понимать, что ребенку не место в больничном коридоре. За ней присмотрели медсестры, но... вы и сами все понимаете.
Она снова раскашлялась, прижимая платок ко рту.
– Пожалуйста, один день. Пусть она побудет со мной до завтра. Завтра я позвоню в опеку...
Константин Георгиевич посчитал, что иногда цинизм может и подождать, поэтому ответил:
– Хорошо, но только до завтра. Распоряжусь, чтобы в палату принесли кушетку.
– Спасибо, - на нее было тяжело смотреть и еще тяжелее - слушать ее слабую
– Хорошо. Если вы говорите о Татьяне, то вполне можете ей доверять.
– Да, она чудесная... Но то лекарство...
– Милая моя, вы питаете себя ложными надеждами. К сожалению, чудес на свете не бывает, - ответил Константин Георгиевич и вышел, чтобы позвать в палату Юлю и поговорить с персоналом.
Сделав полный обход по отделению, решил еще раз зайти к Данченко. И поразился тому, насколько иначе она выглядела. За каких-то неполных два часа порозовела и почти бодрым голосом разговаривала с дочерью, которая улеглась прямо рядом с ней, одетая уже в другую одежду. Похоже, что их квартира недалеко, раз они с Татьяной успели смотаться туда и все привезти. Больная даже не кашляла, а ее голос звучал значительно громче. Вот что делает материнская любовь. Если и есть на свете чудеса, то это именно они. Но тогда Константин Георгиевич еще и не подозревал, с каким невероятным явлением столкнулся.
На следующий день проверил утренние анализы и, конечно, не поверил собственным глазам и попросил их повторить. И еще множество обследований, каждое из которых показывало... что Данченко совершенно, абсолютно здорова! Изменение ее внешнего вида было самым лучшим тому доказательством. Про органы опеки теперь никто не вспоминал, а весь медперсонал, не говоря уж о самой пациентке, сердечно благодарил профессора Ранцева. Он все-таки всучил той свою таблеточку и, казалось, сам был в невероятном шоке от полученного результата. Рак четвертой стадии излечить единоразовым приемом он уж точно не надеялся! Константин Георгиевич тоже пережил неописуемое потрясение, навсегда запретил себе быть циником, а потом искренне поздравил ученого и крепко пожал руку, отмечая свою полную некомпетентность, заверяя, что Ранцев может рассчитывать на его отзыв и использовать все данные по Данченко в отчете, а отделение перед ним в неоплатном долгу. Теперь осталось только подождать, когда все процедуры оформления исследования будут закончены, и профессор Ранцев получит все причитающиеся ему награды и почести, которые, безусловно, заслужил. Может быть, даже Нобелевскую премию, что при таких результатах было бы неудивительно. Константин Георгиевич окончательно растрогался, когда Юля на выписке матери подарила Ранцеву чудесную веточку какого-то растения, а потом крепко обняла, называя волшебником. Это был до того душевный в своей простоте порыв, что даже девчонки-санитарки пустили слезу. Профессор тоже выглядел потрясенным: то ли трогательностью момента, то ли собственным научным прорывом.
Информация о чудесном исцелении просочилась в местные СМИ, и теперь отделение находилось под атакой сотен больных, которые приезжали со всего города, да что там, со всей страны. Но профессор Ранцев уехал в Москву, чтобы предоставить отчеты во все нужные комиссии. Трагический случай произошел, когда в отделение явился мужчина, двухлетний сын которого умирал от рака. Когда ему сообщили, что сейчас чудо-лекарство недоступно, да и вообще, пока неизвестно, в каких случаях оно действует так эффективно, тот взбесился. Еще через неделю, когда его ребенок умер, мужчина прилетел в отделение невменяемым. К нему, волею судеб, вышла молодая медсестра Татьяна, которая попыталась успокоить безутешного родителя, но он набросился на нее, схватил за голову и бил об стену, пока не размозжил череп.
Теперь в отделении постоянно присутствовал наряд полиции. Медработники боялись выходить на улицу. СМИ ежедневно выливали на врачей очередную порцию грязи. Ну, а что врачи? Продолжали лечить людей старыми методами, которые далеко не всегда помогали. А потом стало не до того.
18 июня. Трасса М7 «Волга», Подмосковье
Меня разбудил шум. Привыкший к гробовой тишине слух уловил издалека приближающийся звук мгновенно. Я вскинула голову, отметив, что день уже в самом разгаре, и тут же увидела новый объект на трассе, стремительно мчащийся в моем направлении. Машина! Задыхаясь от возбуждения, я выскочила наружу, не забыв прихватить и ружье. Через несколько минут автомобиль затормозил в нескольких метрах от меня. Глупая часть сознания судорожно билась надеждой, что это родители едут за мной, но из автомобиля неспешно вышел незнакомец. Мне стоило больших усилий, чтобы не броситься к нему на шею и почувствовать прикосновение к живому существу. Но я осталась на месте, направляя на него оружие. Молодой парень, очень высокий и широкоплечий, длинные светлые волосы стянуты резинкой в хвост. Когда-то в прошлой жизни, я бы сказала, что черты его лица слишком грубые, но сейчас он мне казался самым красивым человеком из всех виденных. Просто ангел с плотно сжатыми губами и прищуренными глазами. Его светлая одежда была самым невероятным зрелищем в происходящем - я не могла себе представить, как во времена всемирной катастрофы можно было вырядиться в белоснежную рубашку и серые брюки. Где и когда он вообще смог разыскать такую чистую одежду?
– Ты не тварь, - резюмировал он. И голос его тоже был немного резким, если не сказать - скрипучим. Уверена, это от долгого молчания. Вероятно, он еще не дошел до того, чтобы разговаривать с куклами и распевать во всю глотку песни, как это делала я.
– И ты не тварь, - ответила. - Но это не значит, что ты не заражен.
Он улыбнулся одним уголком рта.
– Не заражен. И ты тоже.
– Все равно не приближайся! - уверенность в его тоне меня немного смутила.
– Куда направляешься? - он поинтересовался без особого любопытства.
– В Москву. Направлялась. У меня машина сломалась несколько дней назад.
Он даже не посмотрел на мой автомобиль.
– Бензин закончился. Могу дать. Ближайший город недалеко, там я смогу себе слить еще.
Мне этот разговор показался вопиюще неуместным: как будто встретились два водителя на трассе в обычный летний денек и решили потрепаться о пустяках.
– Ты едешь из Москвы? - я вернулась в реальный мир. - Там есть люди?
– Нет. Никого.
– А военные? - голос зазвенел от страха. Это ведь была моя единственная надежда.
– Давно ушли, - он был нечеловечески спокоен.
Что мне теперь делать? Парень шагнул к своему багажнику, достал канистру, поставил ее прямо на дорогу, а потом открыл дверцу, чтобы вернуться на водительское место. Он что, просто сейчас уедет?
– Подожди! - в панике я опустила двустволку и шагнула к нему.
Он недоуменно посмотрел на меня, как будто это мое, а не его поведение сейчас выглядело странным.
– Ты... - я растерялась. - Может, есть хочешь? У меня есть еда!
Он снова улыбнулся, на этот раз чуть шире.
– Нет, спасибо.
– Подожди! - повторила я. - Я... могу поехать с тобой?
Он наклонил голову набок и задумался.
– Зачем? - вопрос будто был задан самому себе. Очень странный тип. Но тот, кто пережил тот ужас одиночества, что я, меня бы не обвинил в легкомыслии.
– Я не заражена. Честно! Мы с марта жили в бункере. Потом родители ушли и не вернулись. Я уже месяц ни с кем не контактировала. Я не заражена!
– Знаю.
Ответ чуть больше, чем просто странный, но мне было плевать. Только не оставаться опять одной.
– Мне некуда ехать! Я не помешаю. И у меня есть еда...
– Ладно, садись, - он, похоже, провел внутренний диалог и пришел к такому решению только что. Я с облегчением выдохнула, закинула ружье к нему на заднее сиденье, решив, что вряд ли оружие между нами будет способствовать росту доверия. Я бы все равно умерла тут, если бы сегодня его не встретила. Поэтому дальше - будь, что будет.
Перетаскала банки с соленьями и картошку из своей машины в его багажник. Все это время он стоял в стороне, не меняя позы, даже не попытавшись помочь. Но и это меня не смутило. Пусть он будет самым странным типом на Земле, лишь бы был.