Ветка
Шрифт:
А мы приближались к Нижнему Новгороду - очередному опустошенному темному городу. Я не имела ни малейшего представления, как искать ту женщину на такой огромной территории, но свято верила, что мой спутник знает, что делает.
– Почему ты взял меня с собой?
– сейчас это казалось очень важным, ведь все, о чем он рассказал, не подразумевало помощь мне.
Он ответил, поразмыслив всего пару секунд:
– Во-первых, в компании время летит быстрее. Во-вторых, хоть мы и стараемся не отставать от жизни, но это возможно только при общении со смертными. В-третьих, - он замешкался, - ту женщину, если нам посчастливиться ее найти, придется убеждать. И
Я усмехнулась этой мысли, хотя отметила, что он полностью прав. Неизвестно, что там с ней за это время произошло, да и переварить всю эту информацию далеко не каждый сможет. Я буду счастлива помочь, если от меня потребуется помощь. Я стану на коленях умолять ее выслушать нас, сделаю все, что угодно, чтобы убедить ее... И снова ощутила благодарность за сопричастность к самому важному в мире событию.
19 июня. Нижний Новгород
Мы колесили по городским улицам, когда уже полностью рассвело. Тут еще встречались твари, а это вселяло надежду, что и живые люди, скорее всего, тоже где-то есть. Но твари бросались друг на друга, а это уже могло означать, что с живыми покончено. Какова вероятность, что неуязвимая женщина до сих пор скрывается где-то тут?
Но Торек, очевидно, искал что-то конкретное. Он ехал медленно, часто останавливался и прислушивался к звукам. Если тут еще остались люди, то наверняка соорудили какое-то укрытие, где собрались все незараженные. Если Данченко до сих пор в городе, то она среди уцелевших.
Мне удалось поспать пару часов, а потом перекусила холодной картошкой. Радостное волнение от предстоящего разрешения проблем к вечеру полностью угасло, убивая заодно и надежду на благополучный исход. Моему бессмертному попутчику не требовались ни пища, ни отдых. Возможно, они восстанавливают силы во время своих долгих снов, зато потом способны работать на износ. Мне же иногда требовались остановки, чтобы хоть немного размять ноги и с большой осторожностью отойти в сторону. Да, я бы сейчас с удовольствием отказалась от своей человечности, если вместе с ней ушли бы и человеческие потребности. Тварей в городе было немного, но бдительности я не теряла. Тут тишина была не абсолютно мертвой, как в дачном поселке - там и сям слышались шорохи, но ничего похожего на присутствие людей.
Раздавшийся вдалеке выстрел заставил сердце екнуть. С нарастающим волнением посмотрела на Торека, но тот, и сам услышавший, только кивнул и снова завел двигатель. Теперь мы ехали быстрее, а я продолжала хранить молчание, боясь пропустить новые звуки или отвлечь водителя от намеченного курса. И меньше, чем через час мы нашли что искали - небольшое здание, забаррикадированное громоздкой мебелью, весь периметр обтянут колючей проволокой. На небольших возвышениях виднелись вооруженные мужчины, которые, конечно, сразу заметили наше приближение. Я выскочила из машины, как только она остановилась и бросилась к заграждениям.
– Стоять!
– тут же раздался голос ближайшего. На его лице не было того же опустошающего счастья от встречи, как у меня.
Торек подошел, но не произнес ни слова, осматриваясь.
– Мы не заражены!
– крикнула я, понимая, что в настоящем мире никто не поверит на слово.
– Возможно, - так же сурово ответил караульный.
– Вы откуда?
– Из Подмосковья, - я решила не врать. Они должны соблюсти все процедуры, и я их мнение полностью разделяла.
К мужчине подошли другие, и один из них ответил чуть более приветливо:
– Карантин! Сами понимаете... Пять
дней мы не сможем вас пустить. Вот там, - он указал на стоявший неподалеку от нас сарай, - вы можете пожить. Мы будем наблюдать за вами, и если никаких признаков не проявится, то через пять дней запустим.У меня не нашлось сил, чтобы разозлиться или начать спор. Эти люди, выжившие в период эпидемии, все делали абсолютно правильно. И они точно знали, что наш запах рано или поздно привлечет сюда тварей, которые на их глазах разорвут нас на куски. И ничего не сделают для нашего спасения. Потому что только так можно выжить самим. И никто не назвал бы их бесчеловечными, особенно после того, как второй добавил:
– Голодные? Можем кинуть вам немного хлеба, - и тут же увереннее.
– Оружие не дадим.
Хлеба? Я кивнула, и почти сразу же в нашу сторону полетел сверток. Развернула пыльную ткань и обнаружила там кусок свежей белой булки. Видимо, им все же удалось организовать тут какое-то подобие пекарни, а вылазки в местные магазины и дома позволили скопить запасы. Я вгрызалась в рыхлую мякоть и давясь, почти не жуя, глотала. По щекам почему-то потекли слезы. Не имею представления, как у меня, оплакавшей уже все возможное, еще осталась такая слабость. И не сказать, что я была очень голодна... Просто эта булка, немного пересоленная, эти люди, дающие еду обреченным... Стало так стыдно, что я отвернулась, пытаясь скрыться от внимания смотревших на меня.
– Нам и не нужно входить, - неожиданно произнес Торек.
– Мы ищем женщину, скажите только - у вас ли она. Данченко Людмила Ивановна, тридцать шесть лет.
Караульные удивленно переглянулись, а один из них уверенно ответил:
– Нет. Нас всего всего восемнадцать. Таких тут нет. Женщины... их вообще мало осталось, ведь они слабее. Среди нас только три девушки...
Но Тореку не были интересны другие, поэтому он перебил:
– Точно?
Получив утвердительный ответ, поморщился и спросил снова:
– Сюда еще кто-то приходил? Кто-нибудь, похожий на ту женщину?
– Давно уже никого не было, - ответил первый караульный с какой-то злостью.
А мы посмотрели друг на друга, понимая, что теперь нужен другой план. Найти квартиру Данченко, попытаться угадать, в какой город она могла направиться... Может, к родственникам?
Но тут один из караульных добавил еще:
– Да нет. Ребенок-то так и приходит.
– Какой ребенок?
– оживился Торек.
Тот пожал плечами:
– Девочка. Маленькая совсем. Оборванная вся. Она приходит сюда иногда, мы ей еду кидаем. Но она вообще ничего не говорит, да и твари иногда с ней, но почему-то не едят ее. Странно это. Мы и запустить ее не можем, и на пять дней она тут никогда не остается... Возьмет хлеб и уходит. А потом возвращается через несколько дней. Ходит прямо, нашу еду ест... Возможно, вирус мутировал... Не знаю... Она, скорее всего, зараженная, потому что хотя бы плакала или кричала чего...
Торек уже усмехался, глядя на меня, но я озвучила догадку первой:
– У той женщины была дочь?
– Не знаю, - и он широко улыбнулся.
– Дочь, соседка или просто ребенок, с которой Данченко контактировала. Она была первой. И она в городе.
Я упала на колени и схватилась за голову, стараясь не завизжать от счастья. А Торек вел себя более сдержанно:
– Как часто она приходит? Когда в последний раз была?
Недоумение дозорных, отраженное на их лицах, надо было фотографировать. Жаль, что такие забавы сейчас никого не заинтересуют.
– А что такое? Вы что-то знаете?