Ветры, ангелы и люди
Шрифт:
– Вы не замерзли?
– Нет. Совсем нет. Мне кажется, стало даже теплее, чем было днем.
– Похоже, вы правы. Осенью иногда так бывает. Но все равно пора поворачивать назад. Мы с вами очень уж увлеклись прогулкой. Так далеко я здесь еще не заходил. Но это как раз поправимо. И не только это, все остальное тоже. Вообще все. По крайней мере сегодня – такой уж выдался вечер, такая погода, такой туман, такой легкий, почти неощутимый ветер, причем он не с озера дует, а откуда-то с востока, ост-норд-ост, если быть совсем уж точным, похоже он прилетел за вами прямо из Вильнюса, любопытствует, куда вы подевались? Совершенно от вас не ожидал. Сегодня вы ухитрились удивить ветер, а это, поверьте, мало кому
– Все к лучшему, – вздохнул Дитрих. – Кофе на ночь – не самая удачная идея. Хотя как последняя, триумфальная, глупость этого дня – вполне ничего. Но нет, так нет. И так отлично получилось.
– У тебя нос теперь золотой! – смеется Ида.
– А у тебя челка. И правое ухо.
– Мне идет?
– Еще бы! Нет слов, как прекрасна. В связи с этим приглашаю тебя на парадный ужин. Если немедленно не похвастаюсь в общественном месте такой красивой спутницей и своим позолоченным носом, буду потом локти кусать, причитая, что жизнь прошла зря.
– Где, интересно, ты собираешься парадно ужинать? В воскресенье все закрывается в какую-то нечеловеческую рань. Как будто к девяти весь город идет на горшок и баиньки.
– Подозреваю, так оно и есть. Но «Чили-пицца» на Диджои нас спасет. Они даже по воскресеньям до часу ночи кормят.
– Слушай, точно! Ты гений. А я – глупая коза.
– Этого признания, – говорит Игорь, – я ждал от тебя всю жизнь. Даже немного обидно, что оно уже прозвучало. Придется теперь придумывать новый смысл бытия.
– Например, красить все вокруг золотой краской. Чем не смысл? У тебя такое лицо было, когда ты по лодке кистью фигачил! Как будто ты занимаешься любовью. Или просто сейчас взлетишь.
– В каком-то смысле, я и взлетел, – серьезно соглашается брат. – И ты, получается, тоже. Именно это и предлагаю отпраздновать – наш с тобой удачный совместный полет. И чтобы подольше не приземляться.
– Prosit! – восклицает Ида. Почему-то по-немецки. И поднимает в воздух крышку от термоса с символическими остатками кофе. Там и глотка не наберется. Но даже такую малость можно поделить на два. Все что угодно на свете делится на два, было бы желание. Эту аксиому знают все близнецы.
Дитрих остановился как вкопанный. Потому что у него снова закружилась голова, второй раз за этот долгий вечер. Сперва на пороге «Шоколадной столицы». И вот теперь, у невысокого зеленого забора, окружающего чей-то роскошный запущенный фруктовый сад.
Спутник подхватил его со сноровкой, приличествующей ангелу-хранителю. Обычный человек вряд ли успел бы понять, что происходит, поднимал бы потом с сырой земли, сочувственно приговаривая: «Ну как же это вы». Но этот не оплошал.
Спросил его, как спросил бы ангела, людям такие вопросы задавать обычно бессмысленно:
– Я сплю?
– Наверняка, – невозмутимо кивнул тот. – Может быть, уснули прямо в автобусе, после сытного ужина в караимском ресторане? Или еще днем, в гостинице? Решили никуда не ходить и прилегли на диван. Или вам все еще пятнадцать лет, и вы задремали в разгар вечеринки, всего после третьего бокала дешевого вина? И увидели самый длинный сон в своей жизни, то есть сон длиной в целую жизнь, как в даосских притчах из серии «пока варился суп» – читали такое в юности? Нет? Ну и ладно, черт с ними. Это совершенно не важно. Важно, что ваша драгоценная золотая лодка – вот она, тут. Стоит. Ждет вас все эти годы. Или все
эти сны? Или только последние полчаса? Не знаю. Вам выбирать.– И… Что мне теперь делать?
– И это тоже только вам выбирать. Мое дело маленькое, стоять рядом, поддерживать вас под локоть и плакать от зависти. Невидимыми, к счастью, слезами. А то неловко бы получилось.
– На моем месте вы бы сели в эту лодку?
– На вашем месте я бы в нее, пожалуй, не сел, а лег. Укутался бы в пальто и постарался уснуть. Или проснуться. Это тоже вопрос личного выбора. Но, в общем, не самый принципиальный. Особой разницы нет. А на своем месте я, пожалуй, вернусь в кафе. Приду туда сегодня в сумерках, примерно в половине шестого. И просижу до самого закрытия, то есть до восьми меня там можно будет – было? – застать. Имейте в виду, если вдруг передумаете смотреть этот сон.
– До восьми? Но уже начало десятого.
– Именно так, – невозмутимо кивнул временный ангел-хранитель. – Но поскольку мы сразу договорились, что времени у нас нет, не стоит теперь обращать внимание на его капризы.
И, не попрощавшись, развернулся и пошел прочь, да так быстро, что скрылся из виду раньше, чем Дитрих успел осторожно поставить ногу на золотое дырявое лодочное дно.
– Это так глупо, что и правда может быть только сном, – сказал он себе.
И полностью умиротворенный столь незамысловатым заключением принялся устраиваться на жестком золотом ложе, так и не заметив, что непросохшая краска отпечаталась на рукаве его нового, специально для этой командировки купленного пальто.
«Господи, – думает Витя, Витенька, Витолина Яновна. – Господи, – думает она, обеими руками придерживая сердце, – Господи, помоги… ой, нет, не слушай старую дуру, помогать не надо. Просто спасибо Тебе за подарок. И вообще за все».
«А это еще кто такой?» – изумленно думает Витя, уставившись на немолодого мужчину в элегантном сером пальто, каким-то образом ухитрившегося уснуть, уютно, по-кошачьи свернувшись калачиком на дырявом дне золотой лодки, самого лучшего сна в Витиной жизни, такого долгожданного сна, сбывшегося наконец наяву, на берегу озера Гальве, всего в нескольких шагах от ее садовой калитки.
«Откуда-то я его знаю, – растерянно думает Витя. – Вроде бы, впервые вижу, и в то же время, такой знакомый, почти родной, как брат, как будто всю жизнь был где-то совсем рядом, изо дня в день. Наверное, дело в том, что у нас с ним один сон на двоих. Ничего не поделаешь, иногда приходится делиться. Ладно, спасибо, что один, а не три дюжины, вдвоем-то худо-бедно поместимся. Он, конечно, разлегся как король, но ничего, я с краю устроюсь, как-нибудь подремлю».
И осторожно, чтобы не разбудить спящего, залезает в лодку.
Когда Дитрих открыл глаза, за золотыми бортами лодки плескалась озерная вода, темная и прозрачная, как глаза приснившегося ему временно исполняющего обязанности ангела-хранителя – вот интересно, а чей он на самом деле? На постоянной основе – чей? Кому так повезло? Или всегда работает на подхвате у коллег, когда те берут отпуск? Похоже на то. Каждый день такого кто же выдержит.
Улыбнулся собственным мыслям и только тогда заметил, что на веслах сидит белокурая женщина – та самая, как всегда. Так и должно быть, нечему тут удивляться. Только обрадоваться, обнаружив, что сегодня она сидит не спиной к нему, а лицом. Всегда почему-то думал, эта женщина гораздо старше – ну как же, снилась ему давным-давно, в детстве, и уже тогда была взрослой, примерно такой, как сейчас. А она максимум ровесница Михеля, младшего сына, художника, которого никогда не понимал, даже и не пытался, просто любил больше всех на земле, не подавая виду, сдержанно, безнадежно и счастливо, как саму жизнь.