David Grann

The Wager: A Tale of Shipwreck, Mutiny and Murder

Published by arrangement with The Robbins Office, Inc.

International Rights Management: Susanna Lea Associates and The Van Lear Agency

* * *

От автора

Должен признаться, я не был свидетелем того, как корабль ударился о скалы, а команда связала капитана. И не видел своими глазами те обманы и убийства. И все же я провел годы, изучая архивы – вылинявшие бортовые журналы, рассыпающиеся в труху письма, полуправдивую прессу, уцелевшие протоколы смущающего военного трибунала. Критичнее всего я изучил рассказы участников – не просто свидетелей, но творцов событий. Я попытался собрать все возможные факты, чтобы понять, что же произошло. Однако показания участников и очевидцев разнятся. Поэтому я решил не сглаживать нестыковки, утаивая те или иные свидетельства, но представить все имевшие место точки зрения. Я оставляю за вами вынесение окончательного вердикта – приговора истории.

Пролог

Единственным беспристрастным свидетелем было солнце. Несколько дней оно наблюдало, как в океане качается на волнах странный предмет [2] . То был корабль. Пару раз он чуть не врезался в риф, и это означало бы конец нашей истории. Однако – по воле судьбы или же по глупой случайности – судно попало в бухту возле юго-восточного побережья Бразилии. Там его заметили местные жители.

Судно это имело поистине странный вид. Больше пятнадцати метров в длину и трех метров в ширину, оно казалось наспех сколоченным и обмотанным тряпьем. Паруса были разорваны, гик, к которому эти лоскутья крепились, расколот, а корпус пропускал воду. От судна исходило страшное зловоние. На борту теснилось тридцать, казалось, живых мертвецов. Полуистлевшая одежда, заросшие лица, спутанные, задубевшие от соленой воды волосы, тонкие, словно у скелетов, руки…

2

Мое описание прибытия судов основано главным образом на дневниках выживших, депешах, опубликованных повествованиях и частной переписке. Подробнее см.: Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas; John Byron, The Narrative of the Honourable John Byron; Alexander Campbell, The Sequel to Bulkeley and Cummins’s «Voyage to the South Seas»; C. H. Layman, The Wager Disaster; записи в TNA– ADM 1 и JS.

Пришельцы ослабли настолько, что не держались на ногах. Один вскоре испустил последний вздох и умер. Однако тот, кто, казалось, был главным, необычайным усилием воли поднялся и объявил, что они с затонувшего британского военного корабля «Вейджер».

Когда новость дошла до Великобритании, ее встретили с недоверием. В сентябре 1740 года в ходе конфликта Британской империи с Испанией «Вейджер», имея на борту 250 офицеров и матросов, в составе эскадры вышел из Портсмута с секретным заданием: захватить богатый испанский галеон, известный как «трофей всех морей». У мыса Горн, оконечности Южной Америки, эскадра попала в шторм, и считалось, что «Вейджер» со всем экипажем затонул. Однако спустя 283 дня после того, как корабль видели в последний раз, он чудесным образом появился в Бразилии.

«Вейджер» сел на мель на необитаемом острове у берегов Патагонии. Большинство офицеров и матросов погибло, но 81 человек выжил. Эти счастливцы собрали из обломков галеона некое подобие корабля и отправились искать спасение. Им едва хватило места на борту. Грозные штормы, высокие волны, снег и ветер унесли жизни еще полусотни человек. Наконец три с половиной месяца спустя немногие выжившие достигли Бразилии, преодолев почти пять тысяч километров. Это было одно из самых длинных из когда-либо зафиксированных плаваний после кораблекрушения. Команду «Вейджера» превозносили за смекалку и храбрость. А старшему группы спасшихся до сих пор не верилось, что «человеческая природа способна выдержать перенесенные нами невзгоды» [3] .

3

Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 31. Джон Камминс, плотник с «Вейджера», указан как соавтор журнала, но на самом деле Балкли – единственный автор.

* * *

Полгода спустя, на этот раз в снежную бурю, у юго-западного побережья Чили на берег выбросило еще одно судно. Деревянная долбленка под парусом, сшитым из лоскутов одеял, оказалась еще меньше своей предшественницы. На борту находилось еще трое выживших в крайне удручающем состоянии. Полуголые и истощенные, облепленные насекомыми, они с трудом понимали, где они и кто. Один был в таком бреду, «настолько впал в забытье», что, по выражению его товарища, «не помнил ни наших… ни даже собственного имени» [4] .

4

Byron, The Narrative of the Honourable John Byron. С. 170.

Поправившись и вернувшись в Британию, эти люди выдвинули шокирующие обвинения против своих товарищей. Те, кто был на останках «Вейджера», не герои, а мятежники. В последовавшей полемике выяснилось, что, после того как корабль сел на мель на острове, офицеры и команда «Вейджера» изо всех сил пытались не только выжить, но и сохранить какой-никакой порядок. Однако по мере ухудшения ситуации офицеры и команда «Вейджера» – должные быть апостолами Просвещения – впали в гоббсовское распущенное состояние безвластия [5] . Люди опустились до уровня зверей, если не хуже: предательства, мародерство, убийства и даже каннибализм стали чем-то обыденным.

5

Томас Гоббс (1588–1679) – английский философ, один из основоположников современной политической философии. Автор трактата о государственном устройстве «Левиафан». Среди прочего полагал общественный договор способом завершить естественную для общества «войну всех против всех», или распущенное состояние безвластия. (Здесь и далее прим. ред.)

Британское Адмиралтейство привлекло «зачинщиков» к военно-морскому трибуналу. Суд, впрочем, грозил разоблачить не только обвиняемых, но и саму империю, чьей самопровозглашенной миссией было распространение цивилизации.

Несколько обвиняемых опубликовали сенсационные и крайне противоречивые повествования о том, что один из них назвал «темным и запутанным» делом [6] . Рассказы об экспедиции оказали влияние на философов Жан-Жака Руссо, Вольтера и Шарля Луи де Монтескьё, а позднее – на натуралиста Чарльза Дарвина и двух великих писателей-маринистов, Германа Мелвилла и Патрика О’Брайана. Обвиняемые хотели воздействовать на Адмиралтейство и общественность. Выживший из одной группы написал то, что назвал «правдивым повествованием» [7] , утверждая, что «я скрупулезно проследил за тем, чтобы не допустить ни единого слова неправды: всякая ложь была бы в высшей степени абсурдной в произведении, предназначенном для спасения репутации автора» [8] . Хроникер другой стороны заявил, что его враги представили «неполное повествование» [9] и «возвели на нас страшный поклеп» [10] . Он торжественно заявил: «Нам не поможет ничто, кроме правды. Мы или победим с правдой, или погибнем» [11] .

6

Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 24.

7

Campbell, The Sequel to Bulkeley and Cummins’s «Voyage to the South Seas». С. 1.

8

Там же. С. 7–8.

9

Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas. С. 72.

10

Там же.

11

Там же. С. 24.

* * *

Все мы придаем некую складность – некий смысл – хаотичным событиям нашего существования. Мы перебираем наши воспоминания и каждый раз слегка их изменяем, подчищаем. Что-то и вовсе стираем из памяти. Герои своих собственных романов, мы дозволяем себе жить с совершёнными – или с несовершёнными – поступками.

Эти же люди считали, что сама их жизнь зависит от рассказываемых ими историй. Если история у них выйдет неубедительной, их вздернут на рее.

Часть первая Деревянный мир

Глава первая Первый лейтенант

На борту эскадры у всех, кроме рундука – ящика для хранения личных вещей экипажа, – имелась тягостная история. Любовная рана, или сокрытый тюремный срок, или оставленная в слезах на берегу беременная жена. Кто-то жаждал богатства или славы, кто-то страшился наказания или смерти. Не был исключением и первый лейтенант флагмана эскадры «Центуриона» Дэвид Чип [12] . Крепко сбитый шотландец чуть за сорок, с длинным носом и пронзительным взглядом, он пустился в бега – подальше от ссор с братом за наследство, а также долгов, из-за которых не мог найти подходящую невесту. На берегу Чип казался обреченным, неспособным справиться с коварным течением жизни [13] . Однако, всходя в треуголке и с подзорной трубой на помост-квартердек бороздящего бескрайние океаны британского военного корабля, он излучал уверенность – и даже, как сказали бы некоторые, надменность. Деревянный мир корабля – схваченный узами суровых уставов военно-морского флота и морских законов, а в первую очередь крепкого мужского братства – давал ему убежище. Чип ощущал кристально ясный порядок, наконец четко видел цели. И новое задание, несмотря на всевозможные риски (от опасности заболеть или пойти на дно до вражеского артиллерийского огня), дарило ему надежду и, что важнее, шанс овладеть настоящим богатством – стать капитаном собственного корабля, владыкой моря.

12

Опубликованных сведений о предыстории Дэвида Чипа немного. Я составлял его портрет преимущественно на неопубликованных записях. Среди них документы его семьи, личная переписка, бортовые журналы и депеши. Я также использовал несколько дневников и отчетов, составленных его друзьями и врагами. Подробнее см. записи JS, TNA, NMM, USASC, NLS, и NRS; а также Bulkeley, Cummins, A Voyage to the South Seas; Byron, The Narrative of the Honourable John Byron; Campbell, The Sequel to Bulkeley and Cummins’s «Voyage to the South-Seas»; Alexander Carlyle, Anecdotes and Characters of the Times.

13

Традиционное написание фамилии было Cheape. Но как в тогдашних, так и в современных отчетах о путешествии обычно пишется Cheap, и во избежание путаницы я использовал это написание везде.

Проблема лишь в том, чтобы отчалить от этой проклятой земли. Чип оказался в ловушке – воистину окаянной – на портсмутской верфи вдоль Ла-Манша, в лихорадочной тщете стараясь подготовить к отплытию «Центурион». Его массивный деревянный корпус, сорок четыре метра длиной и двенадцать шириной, был пришвартован к стапелю [14] . Плотники, конопатчики, такелажники и столяры сновали на палубах, как крысы (коих тоже хватало). Какофония молотков и пил. Мощеные улочки за верфью были запружены громыхающими тачками и запряженными лошадьми повозками, носильщиками, коробейниками, карманниками, матросами и проститутками. Периодически боцман давал леденящий душу свисток, и из кабаков, пошатываясь, выходили матросы, прощались с давними или новыми возлюбленными и спешили – насколько это возможно – к кораблям.

14

Стапель, или стапельный помост, – сооружение для постройки, ремонта и спуска судна на воду.

Это был январь 1740 года, и Британская империя спешно мобилизовалась на войну против своего имперского соперника – Испании. А решением, внезапно открывшим Чипу перспективы, стало присвоение Адмиралтейством Джорджу Ансону, капитану, под началом которого он служил на «Центурионе», звания коммодора и назначение командующим снаряжаемой против испанцев эскадры из пяти военных кораблей [15] . Повышение было неожиданным. Ансон, сын безвестного деревенского чиновника-сквайра, не имел высокого покровителя [16] , лапы – или, деликатнее выражаясь, «руки», – тащившей многих офицеров вместе с их подчиненными по служебной лестнице [17] . Ансон, которому исполнилось сорок два года, поступил на флот в четырнадцатилетнем возрасте и прослужил почти три десятилетия, ни разу не удостоившись командования крупной военной кампанией и не заполучив ни одного богатого трофея.

15

Мой портрет Ансона основан на неопубликованных записях, которые он оставил после себя, в том числе на его переписке с Адмиралтейством и бортовых журналах его путешествий. Я также полагался на его описания в письмах, дневниках и других сочинениях, составленных членами его семьи, товарищами-моряками и современниками. Кроме того, я воспользовался несколькими опубликованными отчетами. В их числе: Walter Vernon Anson, The Life of Admiral Lord Anson: The Father of the British Nav, 1697–1762; John Barrow, The Life of Lord George Anson; статья Н. А. М. Роджера об Ансоне в Oxford Dictionary of National Biography, а также в Peter Le Fevre, Richard Harding (eds), Precursors of Nelson; Andrew D. Lambert, Admirals: The Naval Commanders Who Made Britain Great; Brian Lavery, Anson’s Navy: Building a Fleet for Empire 1744–1763; Richard Walter, A Voyage Round the World; S. W. C. Pack, Admiral Lord Anson: The Story of Anson’s Voyage and Naval Events of His Day; Glyn Williams, The Prize of All the Oceans. Наконец, я благодарен историку Лавери, который поделился со мной своим неопубликованным эссе об Ансоне.

16

Хотя у Ансона не было родственных связей, которые помогли бы вскарабкаться по карьерной лестнице, сказать, что он абсолютно всего добился сам, нельзя. Его тетя была замужем за графом Макклсфилдом. Позже благодаря примерной военно-морской службе у Ансона появилось несколько влиятельных покровителей, в том числе Филип Йорк, первый граф Хардвик.

17

Письмо, которое один капитан отправил коллеге, прекрасно демонстрирует, насколько важна была «рука»: «Я должен просить вас задействовать все ваши связи с вашими великими и благородными друзьями, чтобы я мог в данный момент получить повышение до флаг-офицера».