Въездное & (Не)Выездное
Шрифт:
– Ты кто? – спросил Тарико, возникший из ниоткуда сразу с двумя блондинками. Он был напряжен, как напряжен человек, который знает, что его деньги интересуют людей больше, чем он сам, а потому неизбежно подозрителен к незнакомцам.
Я представился. Затем подошел владелец команды Renault «Формула-1» (да, собственно, и Billionaire) Флавио Бриаторе. В соседнюю ложу маленькому индусу носили один за другим полуторалитровые «магнумы» шампанского, из ведерок били фейерверки. Мало кто узнавал в индусе стального короля Лашми Митала, всемирного номер два из «Форбса». Я пошел на танцпол; было весело, один из танцующих показался мне знакомым, я прокричал по-английски:
– Слушай, мы, кажется, встречались в Лондоне? Или в Москве?
– Не помню, – прокричал он в ответ, – в Москве
Когда я вернулся за столик, Сказка мотнула головой:
– А я и не знала, что ты знаком с Габбаной. О чем это вы с ним там болтали?
– Я ему понравился, – поперхнулся я.
Каменной глыбы Таволара не существовало на свете. Не существовало сардинского вина ценой 3 евро за 2 литра, нурагских построек и тихих доверчивых крестьян. Не существовало ничего, что я принимал за единственную реальность днем.
Я понял, что пора на свободу, к морю. Дорога к свободе пролегала мимо туалета; из него как раз выходил Ленни Кравиц.
Я потом научился совмещать две Сардинии: транжирящую, танцующую, сверкающую бриллиантами, ночующую на собственных яхтах – и тихую, безлюдную, изумрудно красивую, блистающую архипелагом La Maddalena с десятком необитаемых островов, куда добираются за 15 евро рейсовым корабликом, и в цену входит обед с пастой, которой можно есть сколько съестся.
Первая Сардиния была для ночи, для экскурсии в резервацию миллионеров, и пропуском в нее были шикарная рубашка и выражение лица типа «устал я от ваших тусовок». Вторая же была для дня, и в ней для дресс-кода хватало шортов и майки. В этой второй Сардинии очень хорошие отели были дешевы, только находились не в Порто-Черво, а чуть-чуть в стороне, где-нибудь под Порто-Ротондо.
Однажды в этой второй Сардинии мы с моей женой плыли на паромчике из Санта-Мария Наваррес в усеянную пещерами Бухту Луны и по пути поругались. Я гордо ушел к пещерам; жена осталась на пляже. Вода стояла высоко, в дальние пещеры пришлось плыть, волна била в камни, я с трудом забрался в расщелину, где море добывало красную глину. Я просидел в пещере час, лелея обиду; когда же обида умерла, выяснил, что обратного хода нет. Разошедшиеся волны обнажали камни, по которым было не пройти и над которыми было не проплыть. Меня распирало от смеха, что так глупо попался, и мне было страшно, что море может и правда убить. Я думал о жене, которая сейчас волнуется, потому что вот-вот обратный рейс (пожалуйста, прости меня!) и стал поджидать, когда самая высокая волна даст возможность перемахнуть через камни (вот она!) – и перемахнул. И мы потом пили то самое, дешевое отличное вино, а потом ехали сквозь горы – и с одной стороны тоннеля были тучи и дождь, а с другой солнце и небо, и читали бесконечные надписи agriturismo, мелькавшие там и сям, и видели этот сельхозтуризм, с его палатками без удобств, разбитыми прямо в оливковых рощах, с его горожанами, за свои деньги доящими хозяйскую козу, и это было новым развлечением и увлечением мальчугана, рыдавшего от огорчительного открытия, что неизвестные острова все открыты.
На следующий день мы взяли напрокат катер – его здесь дают по водительскому удостоверению – и за сорок минут долетели до островов Соффи и Морторио, где осторожно, чтобы не погнуть винт, ввели лодку, как лошадь, под уздцы, в какую-то тихую бухточку и провели там весь день, утерянные для мира. А на обратном пути сбились с курса и пристали к чьей-то вилле, и купались у нее, пока не прочли, что здесь запрещено швартоваться, купаться и вообще быть, – и мы рванули обратно, и потом нам одни люди объясняли, что это вилла Берлускони, а другие люди – что Путина, и мы потом слышали так часто про Путина и Берлускони, что получалось, любая дорогая вилла на острове принадлежит одному из двух связанных крепкой дружбой мужчин.
А потом мы погрузили машину на паром и отправились на французскую Корсику, где портовый городок Бонифацио, знававший Бонапарта, стоит на обваливающихся в воду скалах, дико похожих на засахаренный слоистый торт.
Впрочем, Корсика и Бонапарт – из другой истории.
И
напоследок вернусь к заголовку. Рассказ Сэлинджера The Perfect Day For Banana Fish, переведенный на русский как «Хорошо ловится рыбка-бананка», содержит в названии игру слов, известную по словосочетанию «банановая республика». Banana – это все, кому привалило случайного наследства, или случайной власти, или случайных нефтедолларов, – в общем, случайных денег. И banana fish, таким образом – не только Elops saurus, сельдь большеглазая, но и, в некотором роде – золотая рыбка. Или, если хотите, золотая сардинка.Собственно, больше про Сардинию мне нечего сказать.
Да, собственно, какие тут могут быть комментарии?
Не считая того, что в тот самый вечер, проведенный в клубе Billionaire, я умудрился чуть не подраться с Флавио Бриаторе.
Дело в том, что девушки, прошмыгнувшие с Рустамом Тарико, оказались воровками. В vip-зоне они стырили кошелек с невероятными тысячами у дочки основателей авиакомпании «Сибирь», подчистили кофточки Lora Piano у светских хроникерш, – хотя Лашми Митал, кажется, не пострадал. Тарико сообщил о случившемся Бриаторе, Бриаторе заменил охрану, а новая охрана меня в vip-зону не пустила.
Возмущенный, я грубо заорал на командовавшего охраной мужика в расстегнутой рубашке с волосатой грудью:
– Get out! It’s my place!
Это, конечно, было идиотское заявление. Мужик (а это оказался Бриаторе, я не узнал его) яростно ответил тем же.
Мы сцепились.
Не знаю, успел ли заснять это Левитин, а теперь не спросить – в 2013-м Валера неожиданно умер от сердечного приступа, и всем, кто был знаком с этим отчаянным матерщинником, умеющим «отстреливаться» из фотоаппарата как из автомата, – стало дико не хватать этого (как стало очевидно сейчас, но не было видно тогда) трогательного и трогательно верящего в лучших ангелов наших душ парня…
Завизжавшие хроникерши предотвратили драку, подобно тому как графитовые стержни в ядерном реакторе предотвращают цепную реакцию. И – надо отдать барышням должное – мои защитницы сказали, что немедленно уезжают «из этого дерьмища».
На семерых у нас была одна машинка-smart, напоминающая размерами швейную. Правда, это был удлиненный (метров до двух) вариант: нечто вроде smart-лимузина. Вместились. У девчонок ноги торчали наружу через окна. Классное было возвращение.
Тот паренек, что выдавал на пляже лежаки, – он бы оценил!
Bonus #Португалия #Лиссабон
Бабушкина кладовка, сумасшедший трамвай
Tags: О, старые страны, пою я вам гимн! – О, нищее величье бывших великих империй! – О, старые ночные трамваи; о, старые изразцовые стены и старые мраморные мостовые!
В Лиссабон – при первой возможности! Пока там еще бедно, кризисно и фантастически хорошо. Томик Ремарка «Ночь в Лиссабоне» в сумку – и вперед. Прочие – сытые – столицы подождут.
Даже если Португалия вдруг сказочно разбогатеет, путешествие на край Европы будет манить, как всегда манит край. Город на берегу широченной (другой берег теряется в дымке) реки Тежу, запускающей руку в океан. Западнее – ничего. Если плыть, плыть и доплыть, из-за круглого бока Земли вынырнет Новый Свет. Все так отсюда и плыли: и Васко да Гама, и Магеллан. На месте отплытий стоит салазаровских времен колоссальнейший монумент. Можно забраться наверх, охватив взглядом и прыгнувший в воду ренессансный замок Torre de Belеm, и монастырь иеронимитов, и корабли, и конец света. Старого Света.