ВИЧ-положительная

— Если вам угодно, можем продолжить этот разговор у директора, — произносит Палумбо. Из зала раздаются тихие возгласы. Даже отсюда один его взгляд сразу заставляет всех притихнуть. — Я тогда отменю репетицию.

— Хорошо, давайте у директора, — отрезает мисс Клейн и шагает прочь. Палумбо начинает идти за ней, но останавливается рядом со мной.

— Симона, ты очень храбрая, — говорит он.

И уходит, прежде чем я успеваю ответить. Все вокруг смотрят на меня. Словно я — золотая рыбка в аквариуме. Но на золотых рыбок не пялится столько народу. Несколько ребят спрыгивают со сцены и подходят ближе. Боже, я прям как одна из Кардашьян.

— Симона, — начинает Эрик, — ничего не нужно…

— Просто… — Я замолкаю. Что я им всем скажу? Как мне с ними об этом говорить, когда я сама не знаю, что и думать? — Мне нужно немного побыть одной.

Я бреду по коридору. Но уже через пару секунд за спиной раздаются шаги; я ускоряюсь. Слышу размеренную поступь Лидии и топот Клавдии. Нечего было и думать, что они оставят меня одну дольше чем на пять минут.

Я сворачиваю в туалет. Здесь пахнет духами, лаком для волос и дезодорантом, но, кажется, никого больше нет. На всякий случай я запираюсь в кабинке. Тут удобнее плакать. Реветь в туалете — это просто классика старших классов в любой школе.

По-моему, я еще никогда не чувствовала себя так глупо. Колени упираются в подбородок. Я сижу на унитазе на корточках, пытаясь не свалиться в воду.

Серьезно, как с травлей справлялись во время первой волны эпидемии СПИДа? Когда люди реально умирали и никто вокруг не обращал внимания? Я зажмуриваюсь. Вот Райан Уайт стал национальным символом в борьбе против ВИЧ и СПИДа, а ведь у него вирус диагностировали еще в восьмидесятых. Из-за стигмы ему пришлось бороться с системой, чтобы получить разрешение ходить в школу. Его маме приходилось объяснять, что она не боится дотрагиваться до собственного ребенка. Тогда даже нельзя было скрыть, что у тебя ВИЧ, потому что не было лекарств, которые держали бы вирус под контролем. Наверное, глупо на моем месте так расстраиваться, ведь то, что со мной случилось, не идет ни в какое сравнение с тем, что было раньше.

— Симона? Ты здесь?

Майлз. Я закрываю глаза рукой. Такое чувство, что я не видела его целую вечность.

— Ты что здесь делаешь? — Я кашляю, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Это женский туалет. Кто-нибудь увидит тебя и нажалуется.

— Твои подруги сказали, что ты здесь, — тихо произносит он. — Я пообещал с тобой поговорить.

Ну естественно.

— Я… Я думал, ты сегодня не придешь. На истории тебя не было.

— Мне нужно было забрать вещи.

— Из туалета?

Я со вздохом поднимаюсь и распахиваю дверь. Его лицо выглядит бледным, но, может, это из-за освещения. Солнечный свет сюда почти не проникает, а под потолком мигают тусклые лампы.

— Похоже, это было не очень хорошей идеей, — говорю я тихо. — Но я не хочу пока выходить. Сегодня позже еще встреча с директором. Ты идешь?

— Родители сказали идти. — Он держит руки в карманах. — Директриса думает, что это я все начал.

— Что-о-о? — Я поднимаю глаза. — Я им скажу, что это не ты.

— Не в том дело. — Он поджимает губы. — Симона, мне ужасно жаль, что все так вышло. Ничего бы не было, если б ты не тусовалась со мной.

— Неправда. — Я запускаю руку в волосы. Не хочу, чтобы он извинялся, он совсем не виноват. — Рано или поздно это бы все равно случилось. Тот, кто всем рассказал, меня ненавидит.

Скорее, не лично меня, а то, что мы с Майлзом можем быть вместе.

— Ты знаешь, кто это? — Он подступает ближе. — Кто?

Я не хочу говорить. Он с самого начала года работал с Джессом, и если я ему скажу, то, боюсь, придется иметь дело со взрывом эмоций: злостью, разочарованием, шоком. Блин, да я так вымотана, что не могу справиться с собственными эмоциями.

И все же теперь он здесь, и я не хочу, чтобы он уходил. Я и не догадывалась, как сильно по нему соскучилась. Совсем как с Лидией и Клавдией.

— Не хочу об этом говорить. — Я пожимаю плечами. — Просто придется как-то все разруливать.

— Как?

— Наверное, снова сменить школу. — Я смотрю в пол. И замечаю, что на Майлзе бутсы. Я в шоке поднимаю глаза. — Ты играл в лакросс?

— Да так, побегал немного. — Он мотает головой. — В смысле, сменить школу?

— В моей прошлой школе уже было что-то похожее, — говорю я, все еще уставившись на его ноги. Я пытаюсь представить, как он смотрится на поле. Время, конечно, не самое подходящее, но… — Потому я сюда и перевелась. Но год уже почти закончился, так что, может, я просто раньше начну подавать документы в универ.

— То есть так все разрулишь? Просто сбежишь?

Если я пойду в университет покрупнее, там будет много разного народу, может, даже другие ВИЧ-положительные. Каким-то же образом они существуют в реальном мире. Выжили в старших классах, ходят на работу, заводят семьи.

Это как тот актер, который играл в «Гамильтоне» и которого Джесс так ненавидит, — Хавьер Муньос. Не понимаю, как он рассказывал всем, что у него ВИЧ, и не самовозгорался. Народ продолжал ходить на мюзикл, выстраивался в длиннющие очереди, чтобы с ним встретиться — пожать руку, дотронуться до него, — потому что они знали, как он талантлив. Я пытаюсь сдержать слезы.

Вот только те, кто шел смотреть на Хавьера Муньоса на Бродвее, — это совсем не Джесс и толпа в моей школе. Надеюсь, так бывает только в старших классах, в зданиях, набитых зацикленными на себе подростками. Надеюсь, дальше будет легче. Но наверняка не знаю.

Может быть, я смогу уехать в Нью-Йорк и сбросить все это с себя как грязное пальто. Как папа. Он переехал из Северной Каролины — где никто из его друзей и семьи не принимал его гомосексуальность — туда, где никто и глазом не моргнет при виде двух целующихся на улице парней. Я бы не стала рассказывать всем, что у меня ВИЧ, но, может, мне хотя бы не придется прятаться. Я не сбегаю. Это другое.

— Ты не понимаешь. — Я делаю шаг назад. — Ты вообще не знаешь, что это такое.

— Ну хорошо. — Он качает головой. — Я просто говорю, что не надо сдаваться только потому, что люди отвратительны.

— Конечно, тебе легко говорить. — Я закатываю глаза и иду к двери.

— Стой. — Он хватает меня за руку. — Подожди. Давай договорим.

— Я не сдаюсь. — Я смотрю ему прямо в глаза. — А просто стараюсь себя защитить. Ты мой шкафчик видел? Они не хотят, чтобы я с ними училась в одной школе, и я не собираюсь здесь оставаться. Чтобы на меня все пялились как на изгоя. Я не…

В горле встает ком, и я зажмуриваюсь.

— Если бы ты там был… — говорю я. Я столько времени пыталась засунуть воспоминания куда подальше, но сейчас они снова всплывают перед глазами. — После… после того как в прошлой школе все узнали, я целый день пряталась в туалете. Родители одноклассниц запустили петицию, чтобы я занималась отдельно от остальных. Со мной перестали разговаривать. И я осталась совсем одна.

Я не Райан Уайт и не Хавьер Муньос. Я — это я. Я просто хочу быть нормальной.