Вид с больничной койки

Идейка насчет «Новой газеты» всем пришлась по душе. Дружно встали из-за стола. По пути в палату наш комиссар Пахомыч крепко-крепко сжал мой локоть, а на ухо сказал:

— Только чур не вилять. Пиши все как есть. А если надо, собственные визы в бумаги поставим.

— Да ладно, я не из трусливых… Всю ответственность персонально беру на себя.

ДОСТАЛИ!

I

— Смотрите сюда: ткань сильно воспалена… Идет активный процесс.

Реплика, изреченная по ходу сложной операции

Пожалуй, своя же братва упрекнет меня втихомолку, а то и громогласно в гордости, фанаберии… Негоже, дескать, рядовому пациенту шуметь да пальцем указывать на своих докторов: якобы делают они что-то не так, как бы нам хотелось… Ведь тем самым отвлекаем своих благодетелей от дела, мешаем работать, порой и обижаем. А сердце и врачебное ранимо. Врачи — такие же люди, опять же не все в их власти! Так что пожалеем слуг и подручных Гиппократа — заодно уж простим им человеческие слабости. А главное — смиримся перед невзгодами и суровыми госпитальными обстоятельствами. Сказано ведь: «Бог терпел и нам велел».

Напомню казенный постулат: всем без исключения пользователям услуг поликлиник, больниц, диспансеров, диагностических центров и т. д. — страховые компании безоговорочно гарантируют рациональный комплекс лечебно-диагностических мероприятий. Как бы продлевают болящим век. Между тем реальность не соответствует афишируемым обязательствам. Больничная жизнь не только сурова, скучна, непредсказуема. По сути — преддверие загробного мира. Как правило, в потемках, выбиваясь из сил и графика, работает персонал труповозок, волей-неволей омрачая печальной цифирью бесконечные листы госстатистики.

С неких пор в обиход социологов вошел зловещий термин: неестественная убыль населения. Тяжелый вопрос. Как правило, его обходят стороной, не вдаются в детали, не муссируют. Помалкивают даже на поминках. Да и что говорить. Себе душу травить.

Усопшему все равно не поможешь. А если рассуждать серьезно, социологично, едва ли не каждая смерть у нас преждевременная… Факт статистический. Да и то сильно скорректированный, преуменьшенный. С неких пор пущена в умы лабуда несусветная: народ наш сам-де виноват в том, что тихо вымирает. Казалось бы, с чего?! Согласно той же статистике, жизнь россиян — сытная, привольная, демократичная… В больших и малых магазинах всего-всего навалом. Пресловутых колбас (символ благополучия нации) тыща сортов: бери — не хочу! Сыры, торта, икра, семга, осетрина на витринах круглосуточно. «Даже киви есть!» — «по пьяни» однажды изрек первый президент «обновленной России». Подтекст прост: при советской-то власти этого добра мы и не нюхали. Чего же нам (вам) еще надо, какого рожна? Тем не менее «процесс» идет своим ходом. Непонятно, что за процесс. Детский вопрос! Третий десяток лет движется страна и народ в неизвестном направлении… Цели-то как не было, так и нет. Ну как опять же в той песенке: «Куда не знаем сами, словно пьяные бредем». В тот раз, по сюжету куплета Михаила Исаковского, речь шла о влюбленном парне. Шел он к любимой по некошеной траве, к тому ж в пору яблоневого цветения… Мы же серой толпой бредем бездорожьем, спотыкаясь о колдобины и пустые бутылки из-под пива, рискуя на каждом шагу быть ограбленными бандюгами в милицейской форме или милиционерами в штатском с чужого плеча… На святой Руси снова правит бал сатана в узконосых штиблетах. И это отнюдь не запетая ария на театральных подмостках — натуральная, гнусная явь. С одной стороны, комичная, с другой — трагичная.

Многие мои соотечественники уже позабыли о том, что восседавшая в кресле премьер-министра госпожа Тэтчер однажды вообразила себя пифией. Ну и стала пророчествовать. Обратив взор на восток, воительная особа как бы в бреду изрекла: Советскому Союзу вовсе не нужно иметь такое количество населения… В ту пору в нашем Отечестве проживало без малого триста миллионов душ. Меж тем, по плану «мирового правительства», который озвучила амазонка с берега Темзы, только что выигравшая «великое» морское сражение за Фолклендские острова… Так вот, в пылу душевного подъема баронесса изрекла: России вполне достаточно иметь в пространстве от Балтики до пролива Лаперуза всего-навсего 15 миллионов душ обоего пола. Надо полагать, сия цифра предварительно была согласована с президентом США Рейганом и тотчас же заверстана в стратегические планы Североатлантического альянса.

Похоже, Тэтчер в воду глядела. В 1991 году, сразу ж после расчленения Союза на куски, численность суверенной уже России была зафиксирована на роковой отметке: 150 миллионов. После этого сразу пошел «процесс». Исходя из международной обстановки и политической конъюнктуры, у нас в стране та цифирь менялась, обновлялась, корректировалась органами госстатистики. Так что невозможно судить о реальных демографических позициях: сколько прибыло младенцев и сколько — по недогляду медиков! — убыло взрослых.

Однажды на эту тему зашел у нас разговор с главой администрации Боровского района (Калужская область) Б. М. Галелюком. Поначалу рассуждали о высоких материях. Между прочим, о демократизации жизни в глубинке, о перестройке экономики на буржуазный манер. Хозяин кабинета, без прикрас, настоящий эрудит, свободно владел статистикой: так и сыпал цифрами. На каком-то вираже вдруг осекся, дух переведя, обронил:

— Одно плохо: чахнут, вымирают наши деревеньки.

Я спросил:

— А поконкретней можно?

Нужной информации под руками и в голове Богдана Михайловича не было. На его зов явилась завотделом статистики. Вопрос Вере Петровне был задан конкретный:

— Какие у нас человеческие потери?

Через час или того меньше голове района принесли сводку. Прибыли действительно не было. В 1996 году померло 1447 душ, а народилось только 940. В селах же смертность на двадцать процентов превышала городскую.

В тот день выдалось у меня свободное время. По пути на автостанцию увидел вывеску: запись актов гражданского состояния. Без всякой задней мысли запросил я у заведующей соответствующую информацию. Паче чаяния, здесь сведения разнились от тех, что выдала часом ранее Вера Петровна. Короче, огорчили еще более.

Через месяц я снова явился в Боровск и оказался в апартаментах райздрава. Между делом навел справки все по тому же вопросу. Оказалось, за обозреваемый период роковая пропорция «мертвые-живые» была на 12 процентов выше первой составляющей. Пожалуй, в роддоме и в бюро похоронных услуг цифры были бы более приближенными к истине. Трудно и представить, какая неразбериха и путаница царит на федеральном пространстве.

Разные ведомства ведут свой счет потерям и приросту населения. Оттого в открытой печати, в трибунных речах государственных чиновников, в отчетах законодателей, а также на плакатах митингующих граждан фигурируют подчас несопоставимые данные. Разброс потолочно-базарный. С двухтысячного года слежу я за этой статистикой. Иной раз оторопь берет. После путча 91-го года россиян, по разным источникам, насчитывалось округленно 142 миллиона. В последующие годы кривая на диаграмме резко пошла вниз: 141,6; 140,8… Вдруг ни с того ни с сего линия выровнялась, устремилась четко вверх: 142,6; 143; 145… При этом чуть ли не вдвое сократилось число покойников, хотя это вряд ли можно отнести к заслугам здравоохранения. Я уже говорил: весной 2000 года меня занесло (с температурой 40 градусов) в 51-ю ГКБ. Над входом в отделение пульмонологии из красного дерева доска. На ней крупно выведено: «Коллектив коммунистического труда». Ровно месяц провалялся на больничной койке в шестиместной палате.

Подружился с медперсоналом. Заведующая отделением Л. Г. Анохина, узнав, что я журналист, стала оказывать мне неформальные знаки внимания. Дольше обыкновения иной раз засиживалась возле моего логова. Иногда я переступал порог начальственного кабинета: вели разговоры на житейские и врачебные темы.

Пятого мая, в День советской печати, Лидия Григорьевна пригласила в кабинет, на чай. Свободно беседовали о журналистике, об искусстве, поэзии и медицине. В тот день после третьей чашки чая с бергамотом я признался: дескать, вынашиваю план книги о взаимоотношениях пациентов и врачей…

Всегда спокойная, выдержанная, невозмутимая, доктор вдруг в испуге отпрянула от меня. В следующее мгновенье совладала с собой, сказав:

— Хочется думать, в свет выйдет не только откровенная, а и честная книга.

— Это не только от автора зависит. Много значит антураж, взаимопонимание сторон. В натуре же обычно: опущенные вниз глаза…

Такое впечатление, будто жрецы неподкупного Гиппократа заняты собственной персоной, скрывают некую замызганную тайну… Меня это порой смешит, порою бесит. Ведь врачи и пациенты обречены на содружество. В противном случае нам и чирей не одолеть.