Вид с метромоста (сборник)
Шрифт:
Дело было в восьмидесятом, как ты понял. Двести пятьдесят – это была вполне приличная зарплата. Но где взять такую ренту?
Единственный законный способ – срочный вклад в сберкассе: три процента. Значит, чтоб получать двести пятьдесят в месяц, то есть три тыщи в год, сколько надо положить на счет? Правильно, сто тысяч. А где их взять? В восьмидесятом-то году? Нигде. Как их заработать? Никак…
Потом девяностые. Я долго не мог решиться взять и уйти в бизнес. Но подумал: „Мне ведь нужен всего один миллион долларов“. Почему? Да потому, что я его положу в тот же Сбербанк под семь процентов и буду иметь семьдесят
Ах да. Налоги-то и с миллиона платить надо, так что заработать надо примерно миллион четыреста. И всё. Свобода.
Хорошо. Заработал. Не спрашивай как. Но клянусь, никакого особого криминала.
Везу деньги в банк, кладу на депозит и думаю: черт, так это еще целый год ждать, когда настанет эта райская жизнь! А у меня буквально какие-то копейки остались.
Ладно, хорошо. Еще годик потрудимся.
Год прошел.
Вот оно, счастье! В смысле хрен тебе.
Во-первых, нужна квартира нормальная. Что за достоевщина, жить в панельной „двушке“ и получать четыре штуки? На что тратить? На книги? У меня даже приличного кабинета не было, куда хороший книжный шкаф поставить. Четыре штуки – это, конечно, мило, но квартиру не купишь.
Во-вторых, мальчики-аналитики получают по шесть-восемь штук. Даже обидно.
Про машину, одежду и любимую девушку я уже и не говорю.
В общем, вышло, что мне позарез нужен второй миллион. И третий тоже.
А сегодня мне кажется, что я умру или сойду с ума, если у меня не будет миллиарда.
И добро бы я занимался чем-то, что меня заводит! Как некоторые – самолетами, сталью или пивом. Счастливые люди. А я просто спекулянт-универсал. Купил подешевле, перепродал подороже. Скучно, глупо и опасно. Но никуда не денешься. Сначала человек делает деньги, потом деньги делают человека, а в конце концов деньги делают деньги, а я так, пристегнут к процессу».
– Не вешай носа! – сказал я. – Наживешь миллиард – остановись. И вернись к своим занятным идеям в области экономической теории…
– Нехорошо дразниться, – сказал он.
Наименьшее зло
Мне часто снятся книги. Вот опять приснился роман.
Толстая книга в светло-сером картонном переплете с матерчатым корешком, как издавали в пятидесятые-шестидесятые годы. Автора не помню, название тоже.
Но сам роман довольно интересный.
Про то, как скромный человек мирной профессии – вроде экономист-плановик, а может, зав. библиотекой, негодный по здоровью к военной службе, – вдруг оказался «под немцами». Поскольку жил на западной границе, в маленьком городе, который оставила Красная армия буквально в первые дни войны, а еще через неделю фронт откатился километров на полтораста к востоку.
У него жена и сын-школьник.
Он не еврей, не коммунист.
Однако жить-то надо. Кормить семью.
Он и живет. Устраивается, смешно сказать, директором театра. В театре ставят классику. Чехов, Островский, Шекспир. Сказки Гофмана – для детей.
Он никого не убивает, не доносит на нелояльных сослуживцев, но и не пытается связаться с подпольем, не прячет тех, кому грозит смерть. Впрочем, никто не обращается к нему за
помощью. Он вообще сомневается, что антифашистское подполье на самом деле существует: так, во всяком случае, он отвечает сыну. И говорит, что нормальный человек должен жить нормально. Не лезть на рожон из принципа, но избегать прямых и явных подлостей.Жена вообще не задает ему вопросов.
В сорок четвертом они всей семьей бегут в Германию вместе с отступающими немцами. Там, изрядно помыкавшись, они находят пристанище в маленьком городке на границе с Францией; живут тусклой жизнью трудящихся бюргеров.
Всё.
Итак, мне приснилось, что я сижу в большой светлой комнате. Круглый стол, и за ним человек десять. Это литературные критики, кажется. Идет обсуждение вот этого романа.
Дело происходит в начале шестидесятых, но я уже взрослый. Не такой старый, как сейчас, но и не двенадцатилетний мальчишка. Мне лет тридцать или сорок. Во всяком случае, в разговоре я участвую на равных.
Все кричат: «Публикация этого романа – ошибка!», «Кто редактор, как могли допустить?», «Это очень вредная книга!», «Это апология предательства!»
– Почему апология? – говорю я. – Автор его не оправдывает.
– Он ему сочувствует! – слышу в ответ. – Кстати, зачем он пишет от первого лица? От лица этого негодяя? Автор сам в глубине души предатель!
– Что вы! – говорю я. – Это книга о том, что нельзя выбирать «наименьшее зло».
– А раз так, почему автор оставил героя жить? Даже подарил ему домик на берегу реки? Вот если бы в эшелон попала бомба, или его бы пристрелил пьяный эсэсовец! Тогда другое дело.
– Маленькое зло очень часто остается безнаказанным, – говорю я.
– Вот и выходит апология предательства! – заключает мой оппонент.
– Да, да, да! – кричат все. – Вредная книга! Враждебная книга!
Чувствую, что не смогу их переубедить.
Еще одна жизнь
Эту историю мне рассказал один старик:
«Девушка семнадцати лет каталась на лыжах и случайно заехала на территорию воинской части: там были ворота открыты. Навстречу ей вышел лейтенант, и всё объяснил, и проводил до выхода.
Они сразу влюбились друг в друга. Понятно – оба молодые, снег, лыжня, румяные щеки, вся жизнь впереди. Они стали встречаться. Встречались по-тихому месяца три, пока ей не исполнилось восемнадцать. Потом он написал рапорт, что хочет жениться. Но ему запретили.
Потому что дело происходило в 1957 году в ГДР. Он был советский офицер, а она немка. „С фашисткой спутался?“ – спросил майор. Лейтенант стал объяснять, что она комсомолка, и вообще это новая демократическая Германия. Но его отправили на родину.
Она, конечно, поплакала. Письма ему писала первое время.
Потом вышла замуж. Трое детей. Внуки. Потом ее муж скончался, и она увидела, что жизнь прошла незаметно и скучно, и только и было что вспомнить, так этот лейтенант, по имени Серёжа.
„Да, муж и дети – это было прекрасно, – говорила она своей новой подруге; русской, кстати, из русских немцев, приехавшей во внезапно открывшийся фатерланд. – Да, я любила мужа, у меня еще, скажу по секрету, кое-кто был, но Серёжа… Серёжа был прекрасней всех“.