Видессос осажден

Маниакес повернулся и посмотрел на юго-восток, обратно к Ключу.

Некоторое время назад они очистили Сикеоту, и в любом случае он не мог видеть далеко. Он не думал, что их выбросит на берег, и понял, что не узнает наверняка, пока не станет слишком поздно, чтобы предотвратить катастрофу, если она произойдет.

Лисия, пошатываясь, вышла из каюты, которую они делили вдвоем. Маниакес подбежал к ней, жестами показывая, чтобы она возвращалась внутрь. Он указал на веревку, обвязанную вокруг его собственного живота. Лисия кивнула, сунула ему в руки горшок, в котором ее обильно вырвало, и отступила.

Он вылил горшок в море. Как и все остальное, его содержимое было разбросано и унесено прочь. Он был настолько мокрым, что почти не чувствовал сырости: это было почти так, как если бы он погрузился в ванну для купания. В середине лета и море, и дождь были теплыми, единственное благо, которое Маниакес мог найти в нынешней ситуации.

Мимо проплыло одно из широкофюзеляжных торговых судов с солдатами на борту. Оно погрузилось в воду ниже, чем следовало; и матросы, и солдаты вовсю вычерпывали воду. Маниакес пробормотал молитву о том, чтобы корабль уцелел.

Фракс вернулся к носу "Обновления ". Друнгарий пренебрег якорным тросом. Маниакес счел это презрение глупой демонстрацией бравады, но придержал язык; он не был нянькой Фракса. Во всю мощь своих легких Маниакес проревел: "Как долго продлится этот шторм?"

Ему пришлось повторить это три или четыре раза, прежде чем Тракс понял. "Не знаю, ваше величество". друнгарий закричал в ответ. Он тоже не заставил Маниакеса выслушать его с первой попытки. Когда он был уверен, что Автократор получил свое первое предложение, он попробовал другое: "Может быть, к ночи все само собой уляжется".

"Это было бы хорошо", - сказал Маниакес - и говорил, и говорил. "Сколько времени до наступления ночи?"

"Со мной на лед, если я знаю". Фракс указал на небо. Одна его часть была такой же серой, уродливой и полной проливного дождя, как и следующая. Единственный способ, которым они могли определить, когда заходит солнце, - это по тому, как темнеет, или, скорее, темнеет.

Тракс также не обещал, что шторм закончится с наступлением ночи. Маниакесу, таким образом, пришлось неопределенно долго ждать чего-то, чего могло и не произойти. Он хотел бы видеть лучшую альтернативу. Однако единственной альтернативой, которая приходила на ум, было немедленное утопление. По сравнению с этим ожидание было лучше. Неподалеку с неба сверкнула молния.

Пурпурные полосы затуманили зрение Маниакеса. Молния с такой же легкостью могла ударить в Обновление , как и нет: еще одна вещь, о которой Автократор старался не думать.

Он пытался вообще не думать. Во время шторма размышления не приносили ему никакой пользы. Здесь он был просто еще одним испуганным животным, пытающимся переждать силы природы. На суше, среди своих солдат или в крепкой крепости, он мог воображать себя властелином всего, что видел. Здесь он мало что видел и ничего не мог контролировать.

Некоторое время спустя Регорий вышел из своей каюты. Матрос дал ему страховочный трос, который он принял с некоторой неохотой. "Я думал, ты просидел бы здесь, на палубе, весь шторм", - сказал Маниакес. "Ты всегда без ума от подобных приключений".

Его кузен скривился. "Меня выворачивало наизнанку, вот что я делал, если ты действительно хочешь знать. Я всегда думал, что я порядочный моряк, но я никогда не был ни в чем подобном..." Вместо того, чтобы закончить предложение, Регориос перегнулся через поручни. Когда спазм прошел, он сказал: "Лучше бы они не давали мне эту проклятую веревку. Теперь мне труднее броситься в море".

"Это не так уж плохо", - сказал Маниакес, но все, что это означало, было не так уж плохо для него. Гориос смеялся над ним - пока его снова не начало тошнить. Маниакес пытался убрать волосы с лица, пока его рвало.

"Становится темнее?" Спросил Гориос, когда снова смог говорить. "Или я начинаю умирать?"

Маниакес некоторое время не обращал особого внимания на небо, скорее всего, потому, что пришел к выводу, что день никогда не закончится. Теперь он посмотрел вверх. Было темнее. "Фракс сказал, что шторм может утихнуть с наступлением ночи", - с надеждой прокричал он, перекрывая рев ветра.

"Будем надеяться, что Фракс прав". Измученный желудок Регориоса снова взбунтовался. На этот раз ничего не вышло, но он выглядел таким несчастным, как будто что-то случилось. "Я ненавижу сухие позывы", - сказал он, добавив: "Чертовски жаль, что это единственное во мне, что я могу назвать сухим". Вода капала с его бороды, с кончика носа, с волос, с рукавов и с локтей, когда он сгибал руки. Маниакес, который оставался на палубе большую часть шторма, был еще более мокрым, но через несколько мгновений это различие потеряло бы смысл.

Тьма, однажды появившись, быстро опустилась на море. Дождь перешел из потока в струйку; ветер стих. "Хвала благому богу, парни", - крикнул Фракс команде. "Я думаю, мы прошли через худшее".

Пара моряков восприняли его слова буквально, либо декламируя символ веры Фоса, либо посылая свои собственные благодарственные молитвы Господу с великим и благим умом. Маниакес пробормотал собственную молитву, отчасти благодаря, но больше в горячей надежде, что шторм действительно закончился и не возобновится с рассветом.

"Зажгите факел, ребята!" Закричал Фракс. "Давайте выясним, остались ли у нас друзья в океане".

Маниакес мог бы поспорить, что сухого факела или, если уж на то пошло, какого-либо средства для его поджигания нигде на борту "Обновления" не нашлось. Он бы проиграл это пари, и к тому же в скором времени. Даже в темноте не один матрос поспешил за факелами, завернутыми в промасленный холст, слой за слоем. И у повара был пожаробезопасный котел хорошего размера, в котором всегда тлели угли. Фракс взял пылающий факел и помахал им взад-вперед.

Один за другим на Море Моряков загорались другие факелы, некоторые совсем рядом, другие так далеко, что их было трудно отличить от звезд у горизонта. Но звезд не было, небо все еще было затянуто облаками. Корабли, пережившие шторм, ползли по воде навстречу друг другу. Когда они оказались в пределах досягаемости оклика, капитаны перекрикивались взад и вперед, перечисляя число заведомо погибших и, судя по молчанию, пропавших без вести.

"Все не так плохо, как кажется, ваше величество", - сказал Фракс, где-то ближе к полуночи. "Завтра утром к нам присоединятся другие, и еще больше, сбитые с курса так далеко, что они вообще не смогут разглядеть никаких факелов, направятся прямо к имперскому городу. Не все, кого здесь нет, ушли навсегда ".