Видишь Суслика?
Шрифт:
«Магии больше нет» - ощутил Вал.
«Всё дело в покровителе! Он… Ты ведь видел! Это из-за тебя!» - Суслик тараторил в такт бешено стучащему сердцу.
«Ты видел эту кровь? Это не нормально. У нас есть покровитель. Есть магия. Просто мы её не понимаем.»
Суслик чуть успокоился и осторожно выбрался из душа, держась за стену. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в кровавую лужу. Надо было замыть всё это, но сил не осталось. Сперва любимая кровать, а уж завтра придётся проснуться раньше Хомячка и прибраться. Иначе он всем растрезвонит, что Суслик кого-то расчленил и съел.
***
Начальство
Виновного довольно быстро нашли. Как потом говорили, устранение проблемы, принадлежащей к далеко не последнему клану Оути, стало результатом плотного сотрудничества с одним из курсантов. Вера в круговую поруку и военное братство слегка пошатнулась, но вопрос был решён, а это главное.
***
Пробуждение было не таким уж мучительным. Хотя многое оставалось странным, и порой закрадывались мысли о собственном безумии. Этим утром неожиданно прицепилась дурацкая песенка «Крошка моя, я по тебе скучаю». Вал все утро пытался от неё безуспешно отвязаться, пока отмывал душевую.
По пути в столовую он ловко направил Хомячка в объятия преподавателя словесности, ищущего жертву для выступления перед новыми членами клуба любителей поэзии, а сам двинулся в сторону лазарета.
«Где ж ты, моя повелительница клизм?»
Предмет тщаний где-то скрывался. Пришлось довольствоваться малым и жаловаться дежурному врачу – сухопарому офицеру лет пятидесяти – на кровопотерю и общую слабость.
В принципе, Суслик не особо симулировал. Физическая оболочка оказывала легкое сопротивление подселенцу, что сказывалось на общем самочувствии. Врач оказался профессионалом – пощупал пульс, измерил давление, посветил фонариком в глаза и без лишних вопросов немедленно возложил засиявшие зелёным светом ладони на приболевшего курсанта. Затем поставил Суслику капельницу с физраствором и дал проглотить несколько таблеток. Те немедленно вогнали ослабленное тело в сонливость, и Суслик с блаженной улыбкой растянулся на кушетке.
Проснувшись к вечеру, Сулик обнаружил, что он опять всё проспал! В медицинском кабинете сидели, чаёвничали, и душевно беседовали наглая хомячья морда и милая Ласка. Сердце забилось быстрее, и кровь снова прилила в голову. Суслик ни разу не испытывал столь противоречивых чувств. Хотелось одновременно кого-то убить, нарвать цветов и подарить букет, подраться с Хорьком, Хомяком и еще десятком курсантов, палить в небо из автомата, забиться под одеяло от смущения – последнее от весьма типичной физиологической реакции.
– Ара-ара! Фудзивара-кун изволил проснуться, как это замечательно! – заметила
Ласка. Бархатистость и сексуальная хрипотца в её голосе ощущались почти физически.Помощь пришла, откуда не ждали. Хомячок мгновенно переместился прямо поверх Суслика, кажется, применив при этом запретные магические техники. Залез на кровать с ногами и уперся тому в грудь кулачками.
– Яой! Уиии! – восторженно запищала Ласка, хлопая в ладоши.
«Отвали, я не такой!» – вопил внутренний голос из норки в голове, где недописанные сонеты и посвященные женщинам возвышенные самурайские хокку путались с возмущением и протестом, придавая стихам едва заметный налёт базарной ругани.
А Хомячок распалялся всё сильнее. Его лицо алело, а отсутствие любой растительности на щеках и подбородке, вкупе с большими оленьими глазами, делало его удивительно похожим на девушку-травести.
– Где же фотоаппарат?! – Ласке пришлось встать и изогнуться, чтобы добыть искомое с верхней полки. Ей частенько приходилась делать фотографии последствий инцидентов с курсантами, так что оборудование всегда было под рукой.
Случайный взгляд в ту сторону только усугубил физиологические реакции Сусликова тела, что, несколько позже, и обнаружил не в меру усидчивый Хомячок!
– Я так волновался за тебя, аники! Я чуть не расплакался, когда тебя искал по всей школе, – вопил он, тряся Суслика. – А если бы снова случилось страшное, и я не успел, как в тот раз?! Что бы я без тебя делал?! – Хомячок побледнел и приготовился заплакать.
Но тут он заметил, что случайно опёрся на какой-то странный бугор, выросший под одеялом. Пронзительно взвизгнув, Хомячок моментально спрыгнул с кровати Суслика – а вдруг у него перелом и это торчит обломок кости, которую он случайно сместил. НАДО БЫЛО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ!
Руки Хомячка – медленно для него самого, но до ужаса быстро для всех остальных – потянулись к одеялу. Суслик, не сразу заметивший эти поползновения, отчаянно вцепился в одеяло. Но затаенный ужас в его глазах был принят за предсмертное выражение, практически закат души! Преисполнившись сил, словно древний герой, разрывающий пасть Голиафу (Хомячок был не силен в истории), «спаситель» сдернул одеяло.
Одновременно случилось несколько событий. Суслик густо-густо покраснел. Позади Хомячка раздался грохот – это Ласка, тянувшаяся за фотоаппаратом и опасно балансировавшая на стуле, обернулась и грохнулась на пол.
– Аааааан-н-ники, – заикаясь, бормотал алеющий Хомячок. – Ты это… не подумай… Я, к-к-ко-конечно не т-т-та-такой… Но я не смогу тебе отказать! – неожиданно выкрикнул он и бросился к двери.
Дверь не пожелала открыться наружу, так как была порядочной дверью и имела только одну ориентацию. Что не помешало Хомячку снести её и вывалиться в коридор.
Лежащий на кровати абсолютно голый Суслик являлся статуей самому себе. Все его мысли занимало две вещи – когда, наконец, прекратиться этот мощный стояк, и как вернуть улетевшее в угол одеяло.
Лазарет походил на поле боя – на полу лежала Ласка, из разбитого носа которой тонкой струйкой сочилась кровь; рядом валялись обломки фотоаппарата. Хомяк, который после встречи с дверью заработал шишку во весь лоб, тоже не подавал признаков жизни.
Единственным плюсом данной ситуации стал задравшийся халатик Ласки, обнажающий затейливое кружевное бельё прелестницы.
«Белые… Да ещё и кружевные!.. Я не такой, ура!» – успел подумал Суслик перед тем, как в очередной раз вырубиться.