Вихрь преисподней
Шрифт:
– Откуда ты знаешь, о чём он думал? Странная идея богоизбранности... Она овладевает гордецами, обреченными гордецами, потому что в конце они, как Шошо... Нас было несколько.
– Несколько?..
– У меня было несколько друзей... Я ведь говорил тебе... Я выступал... Когда был мальчиком. Потом – учился... Там я познакомился. Нас было трое: один – я, другой – Мазолевский, третий – Терпигин. Мазолевский, я помню, всё выходил на сцену... Там у нас был зал, где мы учились. Всё, я помню, выходил на сцену в пустом зале, и Терпигин кричал: вот он, посмотрите на него – он мечтает о блестящей сцене... Он заражён её духом. Его ждала ужасная, мрачная, угрюмая
– Да, конечно... Конечно помню!
– Так вот, знай: и ей владела идея богоизбранности. Однажды – это было очень давно, в юности – разыскивая какую-то вещь, я копался в старом шкафу... Случайно нашел ученическую тетрадь. Это были ее записки, нечто вроде дневника, в котором она рассуждала о собственной богоизбранности. Она считала, что бог предназначил ее для особого, великого жребия... Есть нечто вроде метки, которой отмечены с рождения целые семьи. Она заставляет людей верить, что их судьба будет исполнена необыкновенного и истово ждать, когда оно состоится.
– Но ты же сам сказал, что она была чахлой и неприметной женщиной. Что необыкновенного было в ее судьбе?
– Ничего!.. Но метка-то на ней была!..
– Метка?!.. Обостренного тщеславия? Сумасшествия?!..
– Ты не понял... Помнишь своего прадеда?..
– Как я могу его помнить?!
– Самолет в котором он летел, разбился. Но он чудесным образом остался в живых. При том что ни одного шанса выжить не было...
– И какой же вывод ты из этого делаешь?
– А такой, что если бы он не остался тогда жить, то моя мать не встретилась бы с моим отцом, не родился бы я. В этом чудесном избавлении от смерти моего деда я вижу подтверждение собственной богоизбранности.
– Отец, это чушь, ахинея!
– Не чушь! Не ахинея! – В голосе его чувствовался вызов. – Бог выделяет некоторых людей, отмечает их и затем наталкивает на определенный путь, заставляет идти по нему...
– Но где же он, папа, твой бог?! Он позвал тебя куда-то, но не помог, совсем не помог тебе. Получается, он просто поманил тебя и обрёк на муки. В чём же дело?
– Не знаю! Не знаю!.. Тут, как и везде, отсев: своей десницей бог отмечает больше людей, чем нужно для его целей... Они все избраны им, но про часть из них он в какой-то момент забывает, бросает их... Но они-то уже не в силах забыть, что выбраны им. Выбраны для какого-то необыкновенного, яркого, великого жребия!.. И горе им после этого!.. Я думаю, это не только в моей профессии, это так во всех профессиях. Только там это не так выпукло, ярко, ясно...
– Боже мой! Боже мой! – застонал Не-Маркетинг. – Ты – певец, человек, отмеченный богом, человек, которому бог дал талант, ты – рыл могилы!..
Потемнело. Подул ветер.
– А-а, опять! – воскликнул Не-Маркетинг. – Чувствуешь, он беспокоится! Опять! Он ведь тоже... Он не здесь лежит, но он тоже во мраке, в кладбищенском мраке.
– Брось, хватит, я сам подвержен тяжелым мыслям, но ты... Ты, черт побери, кажется увяз в этой трясине гораздо сильнее. Но я-то – ладно, я – это я, мне положено увязнуть: жизнь прошла, не грех вернуться к прошлому, но ты...
Сын не слушал отца...
– Он там, папа, мой несчастный дебил, в том ужасном прошлом! Пока он там, в прошлом, мне нет покоя.
– Как это? «Он – в прошлом», «мне нет покоя, пока в прошлом»... Что это значит?! – испуганно
пробормотал Иван Бобылев, косясь отчего-то на окрестные могилы. – А где ему быть, как не в прошлом? Ведь, если я правильно понял, это – ты сам, каким ты был когда-то давно. Но ведь был же! А не есть. Время его ушло. Ведь не станешь же ты, в самом деле, опять собою-мальчиком, а? Ведь не станешь же? – с усиливавшимся ужасом, словно совсем не будучи уверенным в ответе, спрашивал Иван Бобылев. Ветер задул сильнее. – Ведь это только сумасшедшие в детство впадают... Он всегда будет в прошлом, с ним покончено.– Покончено?! – неожиданно пришел в ярость Не-Маркетинг. – А чего же тогда я все о нем думаю, чего же с ним разговариваю, если его нет больше?! А чего же ты сам на кладбище, к Шошо таскаешься, если с ним уже – все, покончено?!.. Да и ведь и с тобой, если так, уже покончено! Ведь и у тебя больше ничего не будет, не может быть!
– Да, прошлое – не вернется! – воскликнул Иван Бобылев с ужасом взирая на сына.
– Но это значит, что никогда не засияет над моим дебилом солнце, и только мрак, и ужас черного кладбища и тоска будут вечно окружать его?!
– Да! Время!
– Будь проклято время! Пусть тогда все рушится и взрывается, умрут и погибнут все вокруг, раз не воссияет солнце над моим дебилом. Он исчез, пропал, он не дождался избавления!
– Ты мстителен, ты жесток! Твой товарищ говорил мне... Он многое рассказал. Теперь мне ясно. Вот почему ты с жадностью ловишь мрачные сообщения: теракты, теракты... Жаждешь гибели мира, мести за дебила, за себя! Так нельзя!
Не-Маркетинг не слушал отца.
– Что здесь? Какая тайна? Лежащие здесь не знают своих возможностей! – бормотал он, оглядывая могилы.
– Что ты?! Как язык поворачивается?!
– Это раньше все падало в ничто, теперь – иначе, новые технологии! И пусть не скоро, мир переменится, те, кто лежат здесь, не должны забывать этого...
– Перестань, перестань!
– Нет, ты не знаешь, какой сгусток чувств, ощущений и эмоций заключен в моем бедном дебиле! Этот сгусток, эти информации не должно исчезнуть, как и те, твоих друзей. Пусть мертвые восстанут и поднимут лежащее вместе с ними в гробах...
– Перестань, перестань!
– Им все равно не отлежаться!.. Слишком большой сгусток информации. Эй, вы, восстаньте!
– Что ты!? Перестань, не кощунствуй!
– Нет, я не перестану, пусть встают, надо доиграть, исправить, что не было доиграно, отомстить за муки, сменить их на счастье!
– Перестань!
– Нет! Чувствуешь, витает в воздухе: мир переменится, мертвые восстанут и прошлое вернется. Слишком многое там и не может исчезнуть!
– Перестань, прошу тебя! Немедленно!
– Ну же, пора явиться! Отриньте саван, разворотите гробы и поднимитесь! Ты, мой несчастный дебил, вставай из небытия! Где оно расположено – в прошлом, в могиле, в информационном пространстве? Явись к живым!
– Хватит, я боюсь!
– Чего боишься, дурак?! Это произойдет! Неужели забыл про Страшный суд?! Все равно восстанут! Явятся со своими муками.
– Страшно!
– Не бойся! Ты и так каждый день таскаешься на это кладбище, беседовать с Шошо!.. Эй, Шошо!
– Перестань, перестань!
Не-Маркетинг повернулся к нему:
– Их муки взывают ко мне! Они не отомщены. Месть... Кто виноват в том, что с ними было?! Что произошло со мной в отрочестве? Кто в этом виноват?!
– Ты виноват во всем сам! Все дебилы! У всех несчастных, неблагополучных мозг – размером чуть больше грецкого ореха.