Виктор Цой
Шрифт:
Это была с моей стороны прежде всего помощь музыкантам. Майк, кстати говоря, никогда не заказывал “квартирников”. А Цой и Башлачев — они просили. Они меня просили просто: “Сделай ‘квар-тирник’, надо денег”. У меня не получалось им заплатить столько, сколько им хотелось… 30 рублей обычно. Это моя гарантия была — 30 рублей. Конечно, не получалось. Но они очень хорошо скидывали. Я просил: “Ребята, у меня нет столько. Давайте на 50, например? Вам пополам по 25”. А помогавший им иногда Наиль Кадыров кроме портвейна не получал ничего. Он потом приходил ко мне и сдавал пустые бутылки… Одним из самых ярких впечатлений от одного такого концерта, где Майк играл с Цоем и с Наилем, был момент, когда Серж внес авоську с водкой во время выступления. С авоськой, из которой торчали горлышки водочных бутылок. Это было, конечно, прекрасно. Все зааплодировали: полная авоська с водкой. Конечно, все радостно восторгнулись и похлопали в ладоши. И тут Майк сказал: “Цой, это не нам аплодисменты. А водке”» [132] .
132
Из
Читая подобные воспоминания сегодня, трудно себе представить, чтобы какая-нибудь рок- или поп-звезда поехала в другой город выступать лишь перед двумя десятками поклонников. То есть такое бывает, конечно. Но сегодня это выглядит как некая ностальгия по ушедшему, просто как арт-проекты более тесного общения музыканта со зрителями. В наше время концерты весьма часто срываются или отменяются из-за отсутствия зрителей: зал, рассчитанный на несколько тысяч любителей музыки, заполнен только наполовину. В начале 1980-х же о многотысячных залах можно было только мечтать, и квартирные концерты были весьма популярны и востребованы. Новость о том, что в город приезжает какая-нибудь знаменитость, исполняющая «не совсем традиционные песни», передавалась буквально из уст в уста. О подготовке таких концертов следует рассказать отдельно. Это были весьма тщательно планируемые мероприятия, в организации которых соблюдались все правила конспирации. Например, заранее выбиралась квартира — обязательно с лояльными соседями, которые бы не стали никуда жаловаться, а хозяин квартиры не стоял на учете в милиции. Попасть на такой концерт без рекомендаций было невозможно: организаторы вводили разные пароли и всевозможные системы оповещения. К примеру, на одном из концертов Цоя и Майка на входную дверь была повешена табличка «Закрытый вечер», а сама дверь помимо этого в подъезде охранялась людьми с повязками дружинников на рукавах. Сегодня это воспринимается несерьезно, но в то время за организацию и проведение подобных мероприятий можно было запросто угодить за решетку…
Лето начиналось тихо и спокойно. Как вспоминала впоследствии Марьяна Цой, основным времяпрепровождением (помимо концертов и тусовок) были походы в гости, иногда в баню, а еще в компании Гребенщикова, его жены Людмилы и Севы Гаккеля Цой с Марьяной ездили на велосипедах в Солнечное из Белоострова, где в то время у Гаккеля был небольшой дачный домик. По словам Марьяны, она с удовольствием проделала бы этот путь на электричке, но все ехали на велосипедах, и по-другому было нельзя. В Солнечном изображали «активный отдых» со всеми вытекающими последствиями: в частности, купались и загорали голышом. В семейном альбоме семьи Цой сохранились сделанные Андреем (Вилли) Усовым фотографии, запечатлевшие те прекрасные моменты — молодые обнаженные тела в зарослях иван-чая, или романтично в полный рост застывшие на волнорезе…
Марьяна Цой: «Тогда нами руководила не безумная страсть к туризму, тем более к велосипедному, не кислородное голодание, а чувство самосохранения. Состояться в том качестве, в котором нам всем хотелось, можно было только сообща» [133] .
Всеволод Гаккель: «Это было тридцать лет назад. Мы собирались компанией и куда-то ехали. Как правило, на Финский залив. Наверное, со стороны выглядит, что в этих действиях было что-то очень особенное. Находясь же внутри какого-то организма, все такие вещи кажутся само собой разумеющимися — просто мы так жили» [134] .
133
Житинский Л., Цой М. Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы. СПб.: Новый Геликон, 1991.
134
Из интервью автору.
Тихий и размеренный ход лета и запланированную ежегодную поездку на море в Малоречку пустила «под откос» повестка из военкомата. Про Цоя вспомнила Советская армия.
Алексей Вишня: «Цой же вообще тогда стал ко всему относиться очень нервозно: над ним плотно завис армейский призыв, он очень дергался и начал со всеми ругаться…» [135]
Раньше Цой успешно избегал воинской повинности, учась в разных ПТУ, которые привлекали его как раз с этой точки зрения, потому что оттуда не забирали в армию. Но как только он получил диплом и устроился на работу, военкомат решил за-нятся им всерьез. По словам Марьяны, он уже был Виктором Цоем и никак не мог уйти в армию. Родители же Виктора, как и подобало порядочным советским людям, считали совершенно иначе.
135
Из интервью автору.
Инна Николаевна Голубева: «Повестка пришла домой к родителям, значит, служить в доблестной армии. И начались звонки родителей. Роберт Максимович звонил и говорил Вите: “Ты честь семьи позоришь”. Вот это мне всегда было очень интересно — про семью и про честь их, родительскую… “Что ты не идешь в армию? Ты должен идти, должен служить”.
Витя, конечно, и слушать не слушал их, все эти их бредни. Его родители были очень возмущены: “Ты позоришь нас, как так можно!” Им это казалось ненормальным, хотя Роберт Максимович тоже ни в какой армии не служил, потому что окончил Военмех» [136] .136
Из интервью автору.
Марьяна Цой вспоминала, что в один из дней обдумывания возможностей избавиться от нависшей над ним проблемы Виктор полушутливо-полувсерьез сказал ей: «Я уйду в армию, а ты тут замуж выйдешь». Марьяна посоветовала Цою выбросить эту ерунду из головы, потому что прекрасно понимала, что речь идет вовсе не о ее замужестве, а о том, что Виктор на самом деле просто не мог на два года уйти от рок-н-ролла на службу в армию. Тем более что у призывников с восточной внешностью были более высокие шансы попасть в Афганистан, где шла война.
Несмотря на негодование родителей, Виктор по совету друзей решил «закосить» под психа — это была единственная возможность получить освобождение от службы в армии. С помощью Марьяны Цой расцарапал себе вены, и ему вызвали «скорую», после чего он оказался в психиатрической больнице № 2, расположенной на набережной реки Пряжка.
Юрий Каспарян: «Марьяша потом рассказывала, как Цоя на Пряжку укладывали. Там нужно было “косить” под маниакально-депрессивный психоз. Порезать вены посильнее. У Марьяны был договор с кем-то из знакомых, что Цоя туда возьмут, но нужно было что-то показать “скорой”. А Цой терпеть не мог крови. Для него порез на пальце уже был трагедией. Он же гитарист был… В общем, вызвали они “скорую”, приехали врачи, а Цой сидит такой от смущения розовый, на руках он себе нацарапал слегка так… И всё же его забрали» [137] .
137
Из интервью автору
Александр Аксенов, Рикошет: «Когда я “косил” армию, то, наученный старшими товарищами, я нарисовал себе серой от спичек шрамы на руках, которые воспалились через день, а через два дня уже была полная иллюзия того, что человек чуть ли не пилой перепиливал себе руки… Опять же наученный старшими товарищами, я пошел в психдиспансер с сообщением о том, что не хочу жить. Тут же приехали санитары… Меня положили в дурдом на Пряжке (река в Питере). Это знаменитый дурдом, ведь там лежали такие знаменитые люди, как Цой и Свинья… Вот и я отметился в этом заведении…» [138]
138
Из воспоминаний Александра Аксенова, Рикошета.
Цой, памятуя о рассказах друзей, уже «откосивших» от армии таким способом, представлял две недели в «психушке» веселым приключением, но, увы, ему не повезло. По прихоти врача, заподозрившего молчаливого допризывника в симуляции и пытавшегося вывести его на чистую воду, Виктору пришлось провести в дурдоме полтора месяца, после чего он был выписан «законным советским психом». По словам Марьяны, он покинул лечебное учреждение «почти прозрачным».
Марьяна Цой: «На Цоя было страшно смотреть. Когда его выписывали, я еле дотащила Витю до машины и повезла домой — на очередную квартиру, которую мы тогда снимали. И вот просыпаюсь часа в два ночи, Цоя нет рядом. Выхожу на кухню: в темноте кромешной он что-то корябает карандашиком на разорванном спичечном коробке. Это был текст “ Транквилизатора”…» [139]
139
Житинский А., Цой М. Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы. СПб.: Новый Геликон, 1991.
Юрий Каспарян: «Из больницы он принес две песни: “Транквилизатор” и “Я иду по улице в зеленом пиджаке…”. По поводу последней сказал: ты рок-н-роллы любишь — вот тебе, пожалуйста… Ну, чтобы мне было понятно что играть, потому что я, кроме рок-н-роллов, ничего не играл тогда практически…
Я выхожу из парадной, раскрываю свой зонт. Я выхожу под поток атмосферных осадков. Я понимаю, что это капризы природы. Мне даже нравится чем-то эта погода. У-у, транквилизатор… Метеоролог сказал, дождь будет недолго. Я разобрал весь приемник, как опытный практик. Ты понимаешь, что мне было трудно сдержаться. Мне даже нравится этот, такой мой характер. У-у, транквилизатор…» [140]140
Там же.